Подхваченный течением плот со страшной силой врезался в левый берег. Не удержавшись на ногах, капитан упал и, ударившись о бревна, потерял сознание. Драгуны перенесли командира на снег, подальше от воды, и один из них стал похлопывать его по щекам, чтобы привести в чувство. Капитан очнулся, но то, как с ним обошлись, вызвало его недовольство:
— Это вы, Шантелув, надавали мне оплеух?
— Пришлось, господин капитан…
— Тогда что вы скажете по поводу дуэли?
К чести д’Эрбини, он тут же осознал всю неуместность своих претензий и, чтобы замять щекотливое положение, буркнул, вставая на ноги: «Ладно, забудем…»
Луна скрылась за облаками, и стало темно. Не различая в темноте дороги, капитан шел на звуки стройки. Чтобы не привлекать внимания русских к большому скоплению людей у Студянки, император запретил разводить костры. Понтонеры трудились при отблеске отдаленных бивачных костров противника и метр за метром продвигались вперед. Из-за подъема воды, вызванного оттепелью, они несколько раз уходили в сторону от брода. Довольно часто им приходилась по шею погружаться в воду, чтобы вогнать сваи в илистый грунт и укрепить их. Некоторые поднимались на плот с окровавленной спиной, пораненной острыми краями льдин, несущихся в студеной воде.
Чтобы сохранить тепло, Себастьян и другие служащие секретариата устроились на сиденьях и на полу повозки, тесно прижавшись друг к другу. Они спали урывками из-за шума реки, громких команд, ударов молотков и ручных баб. Не давали спать и спазмы в мышцах. Едва удалось задремать, как их разбудило необычное пение:
— Кукареку!
— Мы приехали? — спросил Полен, забыв, где он находится.
— Куда приехали? — переспросил писарь.
— Кукареку!
— Это петух?
— Похоже, что так, господин Полен.
— У его величества есть походный курятник?
— Да нет, мясо для него перевозится в кадках для солений. А соленый петух не поет.
— Кукареку!
Во дворе, хватаясь за бока, хохотали солдаты. Они окружили необыкновенного петуха — какого-то лакея в напудренном парике и зеленой ливрее украшенной золотыми галунами. Составив вместе пятки, он подпрыгивал и весьма натурально кукарекал. Себастьян поинтересовался, в чем смысл игры. Между приступами смеха ему ответил капрал:
— Бедняга вообразил себя петухом. Сошел с ума.
— Сейчас ощиплем ему перья, — добавил какой-то весельчак.
Себастьяну было совсем не смешно. За последнюю неделю ему уже приходилось наблюдать случаи помешательства, но все они проявлялись в менее комичной форме: в завываниях, бессвязной речи, проклятиях. Человек падал на снег, отказывался идти дальше и умирал от холода. Замученный подагрой, префект Боссе распорядился отвести больного в лазарет, а дворецким велел доставить его величеству сотню бутылок шамбертена. Возведение первого моста было завершено, и император хотел сам вручить вино из своего погреба продрогшим от холода строителям, которые уже перебирались к месту сооружения второго моста сотней метров выше по течению.
Кучера впрягай лошадей в повозки, а артиллеристы в пушки. На борисовской дороге показались беженцы. До них дошел слух, что военные строители сооружают мосты. Так как подход к мосту был перекрыт гренадерами, поток повозок, лошадей и оборванцев растекался по всей равнине. Новое препятствие вызвало крики негодования и протеста в толпе, словно спасение зависело лишь от переправы через Березину с ее многочисленными рукавами. Бертье, Мюрат, Ней старались собрать войска. Удино выстроил свои хорошо экипированные полки. Повозки императорского дома потянулись ко второму мосту, сваи которого уже выглядывали из воды.
Себастьяну захотелось размять ноги. Он вышел из коляски и подошел к новой стройке, где по-прежнему находился император. Тот стоял у края только что уложенного настила рядом с генералом Эбле, руководившим строительными работами. Привязанные к плотам, понтонеры прибивали вспомогательные балки и, как прошлой ночью, лезли в воду, чтобы поддержать вбиваемые в илистый грунт сваи, либо, проворные как акробаты, забирались под опоры и там споро грохотали молотками. Холодало. По реке, кружась и натыкаясь на бревна и на тела людей, нескончаемым потоком плыли льдины. Раздался крик понтонера: льдина придавила ею к свае. Запрокинув назад голову, он с открытым ртом скрылся под водой. Товарищи не бросились ему на помощь, ибо у них не было на это времени: мост, по которому пойдет артиллерия, должен быть готов до полуночи. Себастьян услышал, как император сказал:
— Эбле, возьмите в помощь вашим понтонерам моих саперов.
— Но они не знакомы с этой работой, сир.
— Вы им все объясните, надо торопиться.
— Это не так просто, а мост должен быть надежным, сир.
— Если бы вы сохранили лодки, нам было бы легче.
— Вы сами приказали мне сжечь их, сир.
— И как же мешает лед на реке!
— Будь у нас больше времени, мы соорудили бы эстакаду из бревен.
По правому берегу из дозора возвращались польские драгуны. Когда их командир, нахлестывая коня плеткой, проскакал по первому мосту, все сооружение зашаталось. Съехав на берег, офицер повернул к стройке, где находился император.
— Сир! Сир! Русские!
— Они направляются сюда?
— Они ушли!
— Они убрались в Борисов, — улыбаясь, сказал император, довольный, что своей хитростью обманул посредственных генералов противника.
— Теперь ты понимаешь, Шантелув, почему наши раны столь ужасны?
Д’Эрбини, сохранивший ружье своего недавнего пленника, держал на открытой ладони пули из его патронной сумки.
— Не пули, а голубиные яйца.
— А что вы будете делать, когда кончатся русские пули?
— Буду проламывать казакам головы этим ружьем!
— Или штатским, мой капитан. Посмотрите на этот бедлам!
Перед возведенным понтонерами мостом, по которому переправлялись полки Удино, гренадеры с трудом сдерживали толпу возбужденных людей. Их штыки уже давно никого не пугали. Беженцы толкались среди лошадей и повозок, их становилось все больше и они сбивались в плотную массу.
Еще не успели переправиться через реку тысячи солдат 2-го армейского корпуса, как были завершены работы на втором мосту. Повозки императорского дома, выстроившись вереницей, ждали команды трогаться. Артиллеристы тоже готовились к переправе. Здесь же собиралась гвардия, хотя часть ее осталась у первого моста; чтобы сдержать напор толпы. Под неодобрительный ропот людей землекопы из военных строителей копали широкую траншею. Капитан со своей бригадой пристроился вслед за старой гвардией. Коленкур давал указания возчикам:
— Чтобы не перегружать мост, вы должны ехать как можно медленнее и держать дистанцию.
— На это потребуется много времени.
— У нас впереди вечер и ночь.
На деревянный помост въехала коляска. Затаив дыхание, все прислушивались к стуку колес по настилу моста. Следом проехала карета, и тоже обошлось без неожиданностей. Тогда Коленкур решил пустить по обе стороны повозок гвардейских пехотинцев. Быстро стемнело, и пришлось зажечь факелы, из-за чего переправа через Березину стала напоминать похоронную процессию. Смирившись со своей участью, беспорядочная масса гражданских устраивалась в поле на ночлег вокруг подожженных повозок.
Осветив факелом окошко одной из колясок, капитан заметил своего слугу. Это успокоило его. Славный Полен… В конце концов, не так уж плохо все складывается: через несколько дней они будут отдыхать в Вильно, процветающем городе, где можно будет потратить деньги и повеселиться. Русская армия, которой опасался Бассано, отошла. Она должна были усилить соединение Кутузова.
Когда д’Эрбини ступил на мост, случилась неприятность: колесо катившейся впереди повозки провалилось в дыру между разошедшимися досками настила. Дежурившие на плотах понтонеры бросились укреплять помост, а кучер и пехотинцы приподняли повозку и высвободили застрявшее в бреши колесо.
Проявляя осторожность, солдаты вели запряженных лошадей под уздцы, это позволяло сдерживать животных и быть начеку в случае внезапной опасности. При въезде на мост повозки соблюдали дистанцию, однако к выезду они скучивались: на прихваченном морозом правом берегу колеса уже успели вспахать землю, и подъезжающие повозки вязли в грязи, загромождая выезд на лесную дорогу. Мост, перегруженный по этой причине, плохо выдерживал переправу. Всякий раз, когда надо было поправить покосившуюся стойку либо иную деталь моста, в работу включались понтонеры.
