Их взгляды встретились. Голос Оливии был мягким и вкрадчивым, но пальцы ее не разжимались.

«Такая сила не свойственна пожилому человеку», — подумала Кэт. В пальцах матери чувствовалась железная хватка и несгибаемая воля. Так хватается за другого тот, кто всю жизнь привык действовать по своему усмотрению, любыми средствами добиваться исполнения своих желаний. Кэт вдыхала запах духов Оливии, видела, что глаза матери горят недобрым огнем. Ее пальцы оставили на ее руке пять глубоких вмятин, рука начала свербеть. Кэт подумала: «Кажется, она совсем не собирается меня отпускать?»

— Останься со мной, Кэт! — зашептала Оливия. — Хочешь, я встану перед тобой на колени?

Но Кэт решительно — гораздо решительнее, чем в первый раз, — разжала пальцы матери и освободила свою руку. Две женщины отошли друг от друга на шаг, словно только что закончили па некоего торжественного старинного танца.

— Ты не за ту меня принимаешь, — сказала Кэт.

Подъехав к автосалону, Паоло увидел, что тот закрыт и свет в нем погашен. Тогда он велел таксисту подождать.

Все еще в некоем дурмане после длительного перелета, Паоло позвонил в дверь и приложил лицо к стеклянной витрине. В эту минуту Китай казался ему далеким сном. Машины за стеклом стояли в том же наборе, как и тогда, когда он их видел в последний раз, больше месяца тому назад. Неужели за пять недель не продали ни одной? Это ему не понравилось.

Теперь он ясно видел: он отсутствовал слишком долго. Но на то, чтобы стать приемными родителями, требуется много времени. И до сих пор у них еще не все оформлено.

Паоло вернулся в такси и назвал водителю адрес Майкла. На улицах было полно машин, они стояли в пробке, и в сердце Паоло постепенно закрадывался леденящий ужас.

Он выбросил из головы и Лондон, и работу, и это оказалось в корне неправильным. Но других способов, чтобы преодолеть марафон, необходимый для того, чтобы маленькая Вей стала их дочерью, не было. В агентствах по усыновлению у них брали бесчисленные интервью, затем точно такие же интервью брали в департаментах, занимающихся сиротами, и в английском посольстве. Вся их жизнь моментально оказалась под микроскопом: финансовое состояние, черты характера, опыт общения с детьми, расположенность к усыновлению. Все бумаги должны были быть переведены на два языка: английский и китайский, — все экспертные оценки, заключения специалистов, справки о налогах, рекомендательные письма, бюрократические формы. И все это отняло гораздо больше времени, чем предполагалось вначале.

Единственное, что не давало им потерять рассудок, — это те интервалы между оформлением бумаг и ожиданием, когда им позволялось брать маленькую Вей на прогулку в ее новой колясочке по Летнему дворцу, пекинскому зоопарку или по площади Тяньаньмэнь. (Площадь Тяньаньмэнь была такой огромной, что им казалось, будто они шагают по поверхности Луны!) Паоло и Джессика старались проводить с маленькой Вей как можно больше времени и возили ее до тех пор, пока та не засыпала. При этом они пытались не обращать внимания на любопытные взгляды и смешки местных жителей и туристов за своей спиной, потому что они знали, что делают. Внезапно их семья пополнилась на одного человека, и больше всего их теперь волновало то, насколько они любят свою маленькую дочку.

И вот теперь они ждали окончательного решения китайских властей, после чего смогут оформить временный английский паспорт для маленькой Вей. Эти последние дни ожидания казались им еще невыносимее, чем первые. В таком состоянии все мысли о брате и об их бизнесе просто вылетели у Паоло из головы. Но когда такси остановилось возле дома Майкла, сердце его начало бешено колотиться, а в голове зашевелились всевозможные подозрения и сожаления о потерянном времени.

Майкл открыл ему дверь, одетый в спортивные штаны и грязную майку. Он был небрит и с заспанными глазами. Когда братья обнялись, Паоло почувствовал в дыхании брата что-то металлическое. Они прошли в дом. Телевизор был включен на полную мощность, по нему показывали какое-то комическое шоу. Воздух был спертым и застоявшимся.

— Вина хочешь? — спросил Майкл, хватаясь за бутылку на кофейном столике.

— Тебе не кажется, что для вина еще рановато?

Майкл пожал плечами и наполнил свой стакан. В итальянском языке нет слова «алкоголик», — так постоянно повторял их отец.

Паоло огляделся. Вот ящик для игрушек Хлои, вот разбросанные по полу игрушки. Но там, где раньше стоял ее странный ударный инструмент, теперь валялись банки из-под пива и нестиранная одежда. Паоло поднял с пола пингвина Хлои и нажал кнопку на его синтетическом крыле. Но пингвин не работал.

— Где Наоко и ребенок?

Майкл плюхнулся на диван.

— В Осаке, — ответил он, не отводя взгляд от дурацкого развлекательного шоу.

Паоло схватил пульт и выключил телевизор.

— Они вернулись в Японию?

Майкл посмотрел на брата и задумчиво кивнул головой. Паоло сел с ним рядом и обнял так крепко, как только мог, — как тогда, когда они были еще подростками и поддерживали друг друга в трудную минуту.

— Я же говорил тебе, Майкл, — сказал Паоло. — Я предупреждал тебя, что такое может случиться.

— Но ведь у меня было не так много женщин! — заговорил Майкл срывающимся голосом. — У меня было всего на одну женщину больше, чем принято иметь в нашем обществе. Всего на одну! Я превысил норму всего на один пункт!

Внезапно почувствовав отвращение, Паоло выпустил брата из рук, схватил со стола стакан с вином и залпом выпил.

— Может, она еще вернется.

Майкл начал шарить на кофейном столике, приподнял пару заношенных спортивных брюк и достал, наконец, то, что искал. Документы. Он передал их Паоло. Там было письмо от адвоката, и холодные, официальные слова поплыли перед глазами Паоло. Неприемлемое поведение. Умеренное финансовое обеспечение. Заявление о разводе. Раздел семейного имущества.

— Мне жаль, Майкл!

«Но со мной такого никогда не случится, — подумал Паоло. — Такое случается только с людьми вроде моего братца».

— Нельзя зарекаться, — сказал Майкл, словно прочитав его мысли. — Наша жизнь совершенно не похожа на ту, которую вел отец. Тот каждую ночь проводил дома. Был счастлив с одной-единственной женщиной. Я знаю, ты считаешь меня плохим человеком.

— Я тебя люблю, ты, придурок!

— Но все равно, ты считаешь, что я плохой человек. А я не плохой, Паоло! Такое может случиться с каждым! Например, с тобой!

— Майкл… Мне надо было вернуться гораздо раньше… Я в шоке от того, что ты наделал, пока меня не было! Если бы ты мог продержаться чуть подольше!..

— Считай, что сегодня у меня выходной. — Он взял со стола дистанционный пульт управления и направил его на телевизор. Оттуда раздалась громкая музыка и дурацкий смех. — Просто сейчас бизнес совсем вялый.

— Отлично! Слушай, Майкл! Мои кредитки почти на нуле! Мы долго жили в Пекине, а там жизнь не намного дешевле, чем в Лондоне. Не дешевле, чем в Гонконге. Но в ближайшие несколько недель я вернусь вместе с Джессикой и ребенком. Ты уверен, что сможешь еще немного продержаться?

Майкл снова наполнил свой стакан.

— Без проблем, — ответил он. — Все самое худшее уже позади.

С челки маленькой Вей свешивался кукурузный чипс.

Его видел только Паоло. Джессика который день стояла в очереди в английском посольстве. Каждый день на этой неделе она отправлялась туда, держа в руках билетик с номером своей очереди, и каждый день, после нескольких часов ожидания, ей говорили, что для нее новостей нет. То есть, паспорт для маленькой Вей еще не готов.

Они жили в самом скромном номере пекинского «Шератона», и только Паоло посчастливилось увидеть кусочек кукурузного чипса, который свешивался с нестриженных волос маленькой девочки, и что-то в невинном совершенстве этого личика до невыразимой степени тронуло его сердце и разбудило такие чувства, которым он даже не мог дать имя.