И только через восемнадцать лет, в 1962 году, эта пьеса снова увидела свет рампы в Театре комедии, а затем была поставлена в Польше, Чехословакии, в Германской Демократической Республике и США, и из нее был сделан радиоспектакль в Лондоне.

Во время пребывания в Таджикистане Шварц написал еще одну пьесу — из нашей современной жизни, хотя и с небольшими сказочными элементами, — «Один год» (9), о первом годе молодого супружества. Но она почему-то вызвала сомнения Главреперткома.

Я вернулся к этой работе в 1949 году, и на этот раз она была принята. Но мне самому пришлось покинуть театр почти на семь лет по причинам, которые я опишу, когда буду писать о себе, а не о Евгении Львовиче (10).

Вернувшись в Театр комедии, первой своей постановкой я выбрал «Обыкновенное чудо» Шварца, премьера которого состоялась в апреле 1956 года (11), а в следующем году наконец поставил и «Один год» под новым названием, данным пьесе автором, — «Повесть о молодых супругах».

Этот спектакль ставился и вышел уже во время последней болезни Шварца (12). На премьере я в каждом антракте звонил Евгению Львовичу по телефону и сообщал ему о том, как прошел акт, но посмотреть спектакль ему уже не удалось.

В 1960 году — через двадцать лет после первой постановки, прошедшей сравнительно немного из-за разразившейся войны, Театр комедии вторично поставил «Тень» (13), которая до сих пор нами играется и которая является для нашего театра таким же определяющим творческое лицо театра спектаклем, как в свое время «Чайка» для МХАТа, а «Принцесса Турандот» для Театра имени Евг. Вахтангова.

Много современных советских и зарубежных драматургов вошли в репертуар нашего театра за тридцать пять лет его существования. Немало молодых драматургов получили боевое крещение на нашей сцене. Все они явились создателями театра, и мы постоянно храним к ним чувство признательности. Но два человека, два замечательных художника по праву должны быть выделены из всех, ибо не только их произведения, воплощаясь на нашей сцене, формировали творческий почерк и лицо театра, но самые их человеческие свойства и весь их духовный облик, заботливое внимание к нашему коллективу и его росту в огромной степени помогли нам сформироваться и определить путь своего развития в условиях, не всегда легких для комедийного жанра.

Это блестящий поэт — переводчик Шекспира, Лопе де Веги и Шеридана — Михаил Леонидович Лозинский, который совсем недавно снова зазвучал на нашей сцене в последней постановке «Двенадцатой ночи» Шекспира, и наш замечательный Евгений Львович Шварц.

Когда праздновался шестидесятилетний юбилей Евгения Львовича в 1956 году, я выступал с небольшим приветствием по ленинградскому телевидению. Однажды один из работников телевидения того периода любезно передал мне текст этого выступления, который у меня не сохранился.

Перечитав его, я вспомнил подробно этот удивительный юбилей, который усилиями юбиляра был совершенно лишен всякой помпы, слащавого лицемерия и тех затасканных фраз, которых Шварц органически не переносил. И мне показалось, что текст этот довольно точно выражает мое понимание роли Шварца в нашей драматургии.

Им мне и хочется закончить эти заметки:

«…На свете есть вещи, которые производятся только для детей: всякие пищалки, скакалки, лошадки на колесиках и т. д.

Другие вещи фабрикуются только для взрослых: арифмометры, бухгалтерские отчеты, машины, танки, бомбы, спиртные напитки и папиросы.

Однако трудно определить, для кого существуют солнце, море, песок на пляже, цветущая сирень, ягоды, фрукты и взбитые сливки?

Вероятно — для всех! И дети, и взрослые одинаково это любят.

Так и с драматургией.

Бывают пьесы исключительно детские. Их ставят только для детей, и взрослые не посещают такие спектакли.

Много пьес пишется специально для взрослых, и, даже если взрослые не заполняют зрительного зала, дети не очень рвутся на свободные места.

А вот у пьес Евгения Шварца, в каком бы театре они ни ставились, такая же судьба, как у цветов, морского прибоя и других даров природы: их любят все, независимо от возраста.

Когда Шварц написал свою сказку для детей „Два клена“, оказалось, что взрослые тоже хотят ее смотреть.

Когда он написал для взрослых „Обыкновенное чудо“— выяснилось, что эту пьесу, имеющую большой успех на вечерних спектаклях, надо ставить и утром, потому что дети непременно хотят на нее попасть…

Я думаю, что секрет успеха сказок Шварца заключен в том, что, рассказывая о волшебниках, принцессах, говорящих котах, о юноше, превращенном в медведя, он выражает наши мысли о справедливости, наше представление о счастье, наши взгляды на добро и зло. В том, что его сказки — настоящие современные актуальные советские пьесы».

1965

Павел Суханов

Выступление на вечере памяти Е. Л. Шварца

Мне за время нашей совместной творческой работы посчастливилось сыграть во многих пьесах Евгения Львовича. В «Тени» я играл Ученого, потом Пьетро; в «Драконе» — Бургомистра, в «Обыкновенном чуде» — Короля. Несколько ролей в пьесе, которую он написал в первые военные месяцы, — «Под липами Берлина» (совместно с Зощенко).

Действительно, Евгений Львович очень трудно дописывал свои пьесы, ему всегда надо было мобилизовать себя. Но когда надо было, например, пьеса «Под липами Берлина» была написана за 12 дней.

Меня познакомил с Евгением Львовичем Николай Павлович, когда я пришел в театр Комедии, на одной из премьер. Через некоторое время, когда я был ассистентом у Акимова, он сказал, что сегодня мы идем к Евгению Львовичу, он приглашает нас обоих, он будет читать первый акт пьесы для взрослых «Тень».

Первый акт произвел на нас неизгладимое впечатление. Все знают, какое это великолепное произведение, и по мысли, и по сущности, и художественной выразительности. Это непревзойденное произведение. Так же, как и первые акты других его пьес.

Есть одна пьеса, где два акта одинаково прекрасны. Это «Обыкновенное чудо», потому что он замкнулся и написал оба акта без влияния со стороны.

Он был очень требовательным к себе человеком. Когда мы начали ставить «Тень», третьего акта еще не было. Мы ставили первые два акта по частям, много обсуждали, поэтому второй и третий акты носят иную жанровую интонацию. Это акты более публицистические. Потому что на Евгения Львовича нахлынула масса всяких новых мыслей в связи с тем, что высказывали ему самые большие доброжелатели — Акимов, я, коллектив нашего театра. Все очень хотели участвовать в пьесе, и когда мы получали роли, каждый из нас хотел, чтобы его роль была еще лучше. А так как совершенно справедливо замечено, что Евгений Львович был очень добрым человеком, он старался (во многом даже во вред пьесе) написать для каждого актера выигрышную сцену, чтобы он блеснул, хотя роль его второстепенная. Это не лучшим образом отражалось на драматургии Евгения Львовича.

«Обыкновенное чудо». Первые два акта написаны им самостоятельно (в смысле без доброжелательных высказываний друзей и знакомых), поэтому это наиболее цельная его пьеса для взрослых, с моей точки зрения (1). И кроме того, мне и сейчас кажется, что в отношении третьих актов Евгений Львович тоже иногда говорил, что нужно кончать оптимистичнее. Но для меня пьеса кончалась во втором акте.

У Евгения Львовича во всех пьесах была своя интонация, и мне кажется, что эту интонацию, как режиссер, очень хорошо воспринимал и воссоздавал на сцене Николай Павлович Акимов. Я много видел спектаклей по пьесам Шварца в других театрах и в кино, и везде, не знаю отчего, может быть, потому, что привык к интонации Шварца, — всегда огорчался. «Обыкновенное чудо» в кино, «Снежная королева» в кино — это не то, это не Шварц. По-моему, удалась только одна картина — это «Золушка». Она и сейчас смотрится и живет, потому что в ней много сохранилось великолепного Шварца.