— А меня заинтересовало предложение о ремонте лечебниц… Вы хотите приступить к делу немедленно, до освобождения Севастополя?
Васюта выступил вперед:
— Нужны техники-строители, немного транспорта. А рабочими будут выздоравливающие — в порядке трудовой терапии.
— Георгий Федорович, — обратился начштаба фронта к генералу Захарову, — предложение кажется дельным. Я буду рекомендовать его пятьдесят первой и Приморской армиям. Вы же знаете, — понизив голос, продолжал он, — что в вашем распоряжении две недели на подготовку к штурму. А за это время начсанарм с помощью саперов успеет отремонтировать много помещений. Раненых вы будете лечить не где-нибудь, а на курортах! Здорово, а?!
Захаров, еще колеблясь, ответил:
— Начсанарм у нас хитрый, сейчас говорит, что будет строить «трудтерапией», а когда разрешу, попросит целую дивизию…
— Ну что же, подкрепите его двумя-тремя саперными батальонами, да пусть возглавит это дело помощник начальника инженерных войск армии. Выйдет солидно.
Прощаясь, Бирюзов добавил:
— С радостью думаю, что раненые бойцы второй гвардейской армии будут лечиться в хороших условиях.
Прошло около месяца после этого разговора. И вот как-то мы вновь заглянули в хозяйство подполковника Васюты. Пришлось от души порадоваться успехам его строителей. Большой санаторий ожил из руин и пепла. В светлых палатах поправляли свое здоровье, залечивали фронтовые раны бойцы и командиры.
В одном из госпиталей, разместившемся в восстановленном санатории, лежали раненые артиллеристы. Не успели мы перешагнуть через порог просторной палаты, как услышали тревожные крики: «Он опять сорвал повязки!» Капитан медицинской службы Т. Т. Егорова, на ходу надевая белоснежный халат, торопливо вошла в палату, заставленную стройными рядами белых коек. Мы последовали туда же.
У стены, на койке, лежал человек с плотно забинтованной головой, причем его руки были связаны марлей.
— Зачем так? — не без удивления спросил кто-то из моих спутников.
— А что с ним делать, если он третий раз срывает повязки? Оттого и раны не заживают.
— В чем же дело?
— У Оскара Осадчего повреждены оба глаза, челюсть и череп, — поведала нам Тамара Тихоновна. — Обычно с такими повреждениями люди редко выживают. А мы решили во что бы то ни стало спасти человека. Срочно сделали переливание крови, а затем и операцию. Казалось, все идет хорошо. А Осадчий захандрил: кому, мол, я нужен такой, без глаз.
Настойчивость медицинских работников, душевная забота врача Т. Т. Егоровой не пропали даром: Оскар поправился, ожил духом. Слепой, он нашел место в жизни.
* * *
Поздно вечером мы с начальником артиллерийского снабжения инженер-полковником М. М. Печеновым выезжаем в армейский тыл, чтобы на месте разобраться с подвозом и накоплением боеприпасов.
Мягко освежает лицо теплый ветерок. Издали со стороны Севастополя доносятся раскаты взрывов. Женский авиационный полк ночных бомбардировщиков бомбит укрепления неприятеля в северной части города.
Завывая, прошли немецкие бомбардировщики. Через несколько минут впереди раздались частые, как бы догоняющие друг друга разрывы бомб. В узкой долине мы наткнулись на «пробку» из автомашин. Попытались объехать — не удалось. Напротив застыла встречная колонна с боеприпасами.
— Вот они, хваленые регулировщицы! — кричит мне, высунувшись из своего «виллиса», Печенов. — Когда они нужны, их и нет.
Из темноты появляется маленькая фигурка в зимней ушанке, в огромной, не по росту, шинели с закатанными по локоть рукавами.
— Как это нет, а я на что?
Серьезный, даже грубоватый тон, а сама маленькая, щуплая.
— Почему на дороге порядка нет? — строго спрашиваю девушку.
— Не знаю, впереди старшая порядок наводит.
Минуя колонну, мы подошли к головной машине, осветив ее фонариком. Регулировщица — высокая полная женщина, с лицом красивым и властным — рванула дверцу кабины «студебеккера». Всмотревшись внутрь, крикнула:
— Ты чего спишь, лодырь? «Пробку» сделал! А ну, двигай!
— Отстань, — прохрипел сонный шофер.
Регулировщица, недолго думая, схватила водителя за шиворот и швырнула на землю. Тот оторопело вскочил, стал возмущаться:
— Как ты со мной обращаешься?! Я — гвардии сержант!
— А я — гвардии ефрейтор. Номер твоей машины записала и доложу по команде. Будешь знать, как нарушать движение.
Водитель сообразил, что дело принимает плохой оборот.
— Прости, ефрейтор. Третьи сутки без отдыха. Вожу боеприпасы.
— И все же спать за рулем нельзя, — вмешался я.
— Виноват, товарищ генерал.
Регулировщица наконец заметила нас, лихо отрапортовала:
— За время моего дежурства на дороге ничего не случилось. — Доложив, замялась и тихо добавила: — За исключением вот этой сонной раззявы… Поживей, поживей трогай! — прикрикнула она на шофера.
Тот вскочил в кабину, дал газ, и машина рванулась вперед. Колонна тронулась.
Когда приехали на место, навстречу вышел, прихрамывая, начальник отделения склада инженер-подполковник Ф. Я. Поляхов. Ему лет тридцать пять. Человек бывалый. В 1941 году он добровольно вступил в армию. Был тяжело ранен. Мог уйти с фронта в запас, но категорически отказался.
Поляков повел нас в конец большого фруктового сада. Радовал образцовый порядок. Площадь старого сада изрыта глубокими котлованами.
В другом конце сада артиллерийские ремонтные мастерские. В просторном дворе стояло десятка два орудий. Задержались около одной исковерканной пушки. По разрушенным противооткатным устройствам, по разбитому щитовому прикрытию нетрудно было догадаться: мало кто уцелел из шести-семи бойцов этого расчета, когда они тащили пушку вручную или вели огонь.
Начальник мастерских инженер-майор С. А. Буденный доложил, что эти, казалось, совершенно негодные орудия будут восстановлены и отправлены в части.
Небольшой коллектив мастерских был занят важным делом. Часто солдаты-мастера во главе с офицером выезжали в дивизии и на месте ремонтировали орудия.
— Молодцы, они хорошо работают! — с удовлетворением отозвался Печенов. — Сейчас большой спрос на шомполы: растеряли их в боях. Надо срочно изготовить и дать в дивизии пятнадцать тысяч. И что же вы думаете? Солдаты Буденного использовали обрывки телеграфных проводов, что валяются везде без пользы. Через пять-шесть дней заказ будет выполнен!
Смотрю я на хлопотливого инженер-майора Буденного, молчаливого инженер-подполковника Поляхова, вспоминаю героя-артиллериста лейтенанта Двигуна и с гордостью думаю: «Вот они, наши советские люди. Скромные, но отважные, преданные своему делу. Когда их позвали Родина и партия громить врага, они поднялись по всей нашей необъятной стране».
Встреча с начальником тыла генерал-майором Н. М. Яновским лишний раз показала, как много и самоотверженно работают люди второго эшелона. Сам Николай Митрофанович — старый член партии, участник трех войн, бывший командир стрелкового полка. На эту работу он пришел после тяжелого ранения, когда уже не мог оставаться в строю.
Рабочая комната начальника тыла во время подготовки к наступлению — место беспокойное. Бесчисленные звонки, настойчивые просьбы.
И надо отдать должное невозмутимому хладнокровию и выдержке генерала Яновского, руководителя тылового хозяйства: он умело руководит этим сложным участком.
— Я развернул в Саки хирургические госпитали на две с половиной тысячи коек. Нет топлива, все, что было на курорте, оккупанты сожгли. Подвезите, — просит начальник медико-санитарной службы армии подполковник Даниил Кириллович Васюта.
— Ладно, подвезем. Дадим десять машин. Больше не могу, — отвечает Яновский.
— Спасибо и на этом, — говорит полковник, хотя по всему видно: энергичный и заботливый начсанарм готов забрать для своего хозяйства весь автомобильный батальон.
Среди работников тыла было немало таких хороших офицеров. Хочется с душевной теплотой вспомнить полковника М. И. Князева, подполковника С. И. Станишевского, капитана А. Д. Мирзоянца. Они, как и многие другие, трудились честно, внося свой скромный вклад в дело победы над врагом.