Пехотный батальон под прикрытием минометного огневого вала по нескольку раз атаковал траншеи «противника». Постепенно взаимодействие было налажено, пехотинцы стали уверенно бежать за перемещающимися разрывами мин. К концу учения произошел прискорбный случай: огневой вал задел наступавших, и несколько человек получили ранения.

Произошло это потому, что некоторые мины не дошли до цели, так как при стрельбе использовались отсыревшие заряды. Немедленно было отдано распоряжение тщательно просушить все заряды.

26 февраля в штабе 51-й армии вновь собралось совещание. Сюда прибыли Маршал Советского Союза А. М. Василевский, генерал армии Ф. И. Толбухин, генерал-лейтенанты С. С. Бирюзов, Н. П. Анисимов, Н. Е. Субботин и другие.

Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант С. А. Краснопевцев сообщил, что из-за весенней распутицы прекратился подвоз боеприпасов.

Потом поднялся генерал-лейтенант Н. П. Анисимов, начальник управления тыла 4-го Украинского фронта.

Высокий блондин с приветливым, дружелюбным лицом, он производил впечатление человека с мягким, уступчивым характером. Может быть, таким он и был в общежитии, в обычных взаимоотношениях с людьми. Но на службе его знали другим. Армии должны иметь все, что им необходимо. Заботиться об этом — его долг. И тут он не допускал ни для себя, ни для подчиненных никаких поблажек. В трудных обстоятельствах он не грозил сослуживцам, не оглушал их начальственными окриками, а своим ровным голосом говорил: нужно сделать так-то и то-то. И каждый делал все, что от него требовалось.

В современных условиях фронтовой тыл — очень сложная область боевой жизни. Тем более здесь, в южных степях, с единственной железнодорожной линией и без метра шоссейных дорог. Пожалуй, ни один тыл фронта не имел столько преград на своем пути, сколько их преодолел наш 4-й Украинский. Несмотря на это, войска обеспечивались всем необходимым. Поэтому-то с таким уважением мы относились к Николаю Петровичу Анисимову и так были благодарны ему и его помощникам.

Его доклад был посвящен снабжению армий. Анисимов оперировал цифрами, говорил, чего и сколько не хватает фронту на период наступления. Особенно тяжелое впечатление сложилось у меня о положении с горючим в 8-й воздушной армии. Февраль был на исходе, а бензин все еще не подвезли на аэродромы. В заключение генерал сказал:

— Войска к наступлению не готовы. Боеприпасов, горючего и продовольствия пока не хватает.

Александр Михайлович Василевский внимательно рассматривал данные о подвозе снарядов и горючего, делая отметки красным карандашом на полях ведомостей. Покачав головой, он сказал Толбухину:

— Пора, Федор Иванович, звонить Верховному. Тут дело ясное. Не готовы к наступлению. Тянуть нельзя.

Толбухин по прямому проводу доложил о положении дел в Ставку Верховного Главнокомандования. Через некоторое время оттуда пришел ответ: операцию отложить до 28 марта.

На следующий день мы с подполковниками Дмитриевым и Ханадьяном выехали на Турецкий вал, где был наш передовой наблюдательный пункт.

Еще в 1943 году советские танкисты и конники захватили центральную часть вала и небольшой плацдарм в трех километрах к югу от него, около городка Армянск.

Местность здесь ровная, и наши наблюдатели с высоты пятнадцати — восемнадцати метров хорошо просматривали тыл немецкой обороны. Но и гитлеровцы, занимая западный и восточный отроги вала, отлично видели весь плацдарм и артиллерийский позиционный район.

В пяти километрах от вала мы вышли из «виллиса».

Утопая в грязи, с трудом пробирались ходами сообщения. Облегченно вздохнули, когда ввалились в небольшой блиндаж, грязные и усталые. Полковник Утин, мой заместитель, встретил нас радушно.

С чувством глубокого уважения вспоминаю этого скромного боевого офицера. Много раз ему приходилось под огнем врага управлять артиллерией. И теперь его наблюдательный пункт был под постоянным обстрелом.

С Турецкого вала, насколько видит глаз, открывается унылая картина. Слева развалины Армянска. За городком бывшая железнодорожная станция, от которой остались только высокая, пробитая снарядами водонапорная башня и поваленные набок цистерны. Сзади, в нашем тылу, неоглядная степь с разбросанными по ней курганами. Там виднеется город Перекоп, разрушенный белогвардейцами еще в 1920 году. О нем напоминают лишь поросшие бурьяном холмики.

Внимательно всматриваемся в траншеи противника. По движению касок обнаруживаем перемещение солдат.

— С утра немцы ведут себя беспокойно, — сообщает Утин.

Над нами прошуршал тяжелый снаряд, за ним второй, третий. На перекрестке железнодорожного полотна и противотанкового рва раздались взрывы.

— Ясно, — говорит Дмитриев, — контролируют пристрелку реперов[13].

По ступенькам, вырезанным в склоне вала, к нам поднимается начальник штаба армии полковник Левин.

— Приветствую вас, «боги войны», — говорит он дружелюбно. — В чем дело? Иван Семенович? Что это фрицы голос подают?

— Трудно сказать. Очевидно, проверяют старые пристрелочные данные. Судя по темпу пристрелки, к вечеру артиллерия у них будет готова к поддержке своей пехоты. Но что именно они замышляют, не берусь разгадать.

Левин рассмеялся:

— Поближе к рассвету Еннеке пошлет свою авиацию бомбить Преображенку. Ведь он, вероятно, не получил распоряжения Бирюзова о переезде оттуда штаба второй гвардейской армии. А в Преображенку переехал начальник тыла. Представляешь, что там может быть сегодня ночью?

Много лет прошло с тех пор. В 1958 году мне на глаза попалась трофейная карта командира немецкого 49-го корпуса генерала Конрада. С большой точностью на ней отмечены флажками и командный пункт 2-й гвардейской армии, и штабы наших корпусов. Знали и мы, где находились тогда штабы их дивизий, корпусов и 17-й армии во главе с Еннеке. Однако здравый смысл говорит: уничтожай штабы тогда, когда надо сорвать управление войсками. Поэтому до поры до времени мы не трогали их. Но гитлеровцы иногда делали исключение из этого неписаного правила.

Случилось это в ту пору, когда мы только готовились к штурму Перекопа. Руководить боевыми действиями армии с наблюдательного пункта на Турецком валу, конечно, мы не могли. Артиллерийским огнем противник в любую минуту мог порвать все проволочные средства связи и сковать управление. Поэтому командарм сам выбрал в двух километрах к северу от вала место для наблюдательного пункта.

Саперы долго строили блиндажи, увеличивая накат за накатом. Над блиндажами выросли довольно внушительные холмы, резко выделявшиеся на местности. Это, видимо, вывело противника из равновесия. И тогда немцы обрушили на наблюдательный пункт огонь артиллерийского дивизиона большой мощности. Два снаряда прогнули рельсы, завалили угол в блиндаже, но не пробили его. Однако использовать наблюдательный пункт после этого было нельзя.

Генерал Конрад допустил ошибку, преждевременно повредив наш наблюдательный пункт. Саперы построили нам незаметный НП, и мы спокойно управляли отсюда войсками во время операции. Старый же для видимости ремонтировали.

Незадолго до наступления капитан Сапожников привез нам фотоснимки из 61-й авиационной корректировочной эскадрильи.

Еще год назад он с трудом осваивал сложные обязанности офицера оперативного отделения штаба артиллерии армии. А теперь его доклады всегда продуманны и содержательны. В боевых условиях офицер показал себя смелым и решительным. Не раз выполнял ответственные задания.

На четырнадцатикилометровом изогнутом дугой фронте нашей армии противостоят 50-я пехотная дивизия, большое количество отдельных немецких и румынских частей. Здесь же оказался батальон особого назначения «Бергман» — детище матерого фашиста Оберлендера, который после войны был министром ФРГ. Командир дивизии генерал-лейтенант Рекс имеет достаточно войск и средств, чтобы упорно оборонять свой укрепленный район. Пленные говорят, что это опытный генерал.