Много перемен произошло и в штабе армии. Темпераментный Разуваев не мог ужиться со вспыльчивым командармом, и вместо него приехал полковник П. И. Левин, белокурый, высоченного роста, с крупными чертами лица. Движения и речь Левина отличались неторопливостью, четкой размеренностью, спокойствием. В самой тяжелой обстановке он оставался внешне невозмутимым. На самом деле это был боец с горячим сердцем, но благодаря большой выдержке, сильному и твердому характеру он умел сдерживать себя.

Еще до войны Левин с отличием окончил Академию Генерального штаба. Высокая оперативная подготовка у него сочеталась с глубоким пониманием вопросов боевого использования артиллерии, танков и авиации.

Все это способствовало нашему сближению. Теперь в свободное время мы собирались у Левина. С волнением говорили о поражении армии и потерях.

Утешало нас при этом лишь то, что бойцы, офицеры, да и в целом дивизии, полки и другие боевые части стойко и умело дрались с неприятелем. Каждая пядь земли доставалась ему дорогой ценой. И только значительное превосходство фашистов в силах и средствах вынуждало наши войска отходить. Противнику, помимо целого воздушного флота, удалось сосредоточить против нашей армии четыре танковые дивизии и столько же пехотных; это было в два с половиной раза больше, чем у нас.

Но все это уже в прошлом. А теперь наши войска готовились к новым боям.

Как-то командующий фронтом Ф. И. Толбухин на одном из учений сказал:

— Наша ближайшая цель — Донбасс. Два раза мы пытались прорвать Миус и — безрезультатно. Будем прорывать в третий раз. Другого пути в Донбасс у нас с вами нет.

В один из жарких августовских дней мы проверяли на учебном полигоне подготовку вновь сформированных минометных батарей. Вместе с Петюшкиным с наблюдательного пункта смотрели в бинокли, обозревая скат высоты, где стояли деревянные мишени, условно обозначавшие противника в окопах, его батареи и прочие цели.

Минометчики открыли огонь по траншеям. Через несколько секунд мины с характерным шипением пролетели над нами, и вслед за разрывами в воздух взметнулись куски земли и камни. Сухо прогремели залпы легких орудий, и облачка дыма показали не очень точную наводку. А пехота уже устремилась вперед в сопровождении артогня. События развертывались, как в бою, солдаты и офицеры кропотливо совершенствовали свое тактическое мастерство, действовали организованно.

Но вот учения закончены. Мы похвалили лучших, отметили недостатки. Командиров артполков обязали продолжать сколачивание орудийных расчетов.

Не задерживаясь, отправляемся в штаб армии. Здесь все чем-то встревожены.

— В чем дело? — спрашиваю Левина.

Ожидается приезд маршала Василевского и генерал-полковника Толбухина.

В штабе людно и необычно шумно. Непрерывно трещат телефоны. Стоя и сидя за длинным столом, офицеры наносят на карты обстановку, подготавливают расчеты. Докладываю командарму о прибытии. Захаров сообщает:

— Вызваны все командиры корпусов и дивизий с заместителями и командующими артиллерией. Ждем маршала Василевского и генерала Толбухина. На совещании они объявят боевую задачу армии.

Часа через два прибыли гости. По их оживленным и довольным лицам все сразу догадались: приехали с чем-то хорошим.

В комнате стало совсем душно. Захаров распорядился вынести в сад длинные скамьи и стулья. Под зеленым шатром старых яблонь разместились около восьмидесяти штабных офицеров и командиров соединений.

— Чем не рота, Федор Иванович? — с улыбкой заметил Василевский.

— И народ хоть куда! — в тон ему ответил Толбухин.

Опираясь на край стола, маршал встал, обвел присутствующих дружелюбным взглядом.

— Очень рад сделать вам, товарищи, приятное сообщение, — начал он. — Верховное Главнокомандование объявляет вашей армии благодарность за боевые действия на Миусе в июле.

— Благодарность?! — с недоумением и удивлением заметил кто-то.

— Вы удивляетесь, — откликнулся маршал на неожиданную реплику. — Понимаю, понимаю, товарищи. Совсем недавно иначе оценивали эти события на вашем участке фронта. В разгар боев не всегда удается всесторонне разобраться в существе дела. Теперь, располагая всеми данными, мы можем сказать, что в июле вы действовали очень напористо. Гитлеровцы, боясь потерять Донбасс, спешно перебросили на ваш фронт свои резервы — танковые дивизии и воздушный флот. Вторая армия их крепко потрепала. И когда эти войска возвратились под Курск, они оказались неполноценными. Это ваша заслуга, заслуга солдат, офицеров и генералов второй армии. С полным основанием можете считать, что и вы внесли свой вклад в разгром противника на Курской дуге.

Все вздохнули с облегчением. У меня словно камень с плеч свалился. И это понятно. Незаслуженная обида вот уже сколько времени терзала каждого участника июльских боев. Все мы, недоумевая, спрашивали сами себя: за что так наказали нас? И не находили ответа. Теперь все встало на свое место. Мы воспрянули духом.

После этого сообщения Василевский отпустил большую часть присутствовавших и уже в узком кругу руководящего состава рассказал о положении на советско-германском фронте. В результате успешного наступления Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов противник оказался в тяжелом положении. Войска этих фронтов нависли с севера над Донбассом и угрожали левому флангу немецкой группировки «Юг».

— Теперь вы, — сказал в заключение маршал, — взаимодействуя с другими армиями Южного и Юго-Западного фронтов, должны уничтожить первую танковую и шестую немецкие армии. После прорыва Южный фронт будет наступать, — он показал на карте, — через Донбасс на Мелитополь, а Юго-Западный нанесет удар с севера — от Изюма на Запорожье. И таким образом путь отступления врагу будет отрезан.

Командующий фронтом генерал Толбухин, подойдя к карте более крупного масштаба, уточнил детали боевой задачи 2-й гвардейской армян.

— Перед вами будет сильная полоса обороны противника, — предупредил командующий. — За полмесяца затишья фашисты еще более укрепили ее. Вам придется наступать на фронте в девять километров, южнее небольшого городка Куйбышево. В дальнейшем вместе с соседями вначале с севера, а потом и с юга будете развивать наступление на запад в направлении Большой Токмак. Именно здесь войска фронта должны окружить и уничтожить шестую немецкую армию. Поддерживать вас будет седьмой штурмовой авиакорпус.

Меня волновало главное: как усилят артиллерию армии? Генералу Краснопевцеву командующий предложил сообщить о распределении артиллерии Резерва Главного командования. Нашей армии выделялось наибольшее количество артчастей: 2-я гвардейская артиллерийская дивизия прорыва, истребительно-противотанковые и минометные полки.

Расходясь, офицеры и генералы оживленно обменивались радостными впечатлениями. Мы уже знали, что наши войска ведут бои на подступах к Харькову. Там оказался и эсэсовский танковый корпус, изрядно потрепанный 2-й армией.

Офицеры штаба артиллерии в эту ночь не смыкали глаз. Они занимались подготовкой расчетов, определяли возможные варианты сосредоточения артиллерии. На наиболее трудном участке предстоящего наступления было решено создать армейскую артиллерийскую группу в составе трех тяжелых бригад, 2-й гвардейской артдивизии прорыва с привлечением армейского пушечного полка. Группа делилась на две подгруппы — разрушения и контрбатарейной борьбы. Артиллерия стрелковых корпусов усиливалась, получая по одной истребительно-противотанковой и одной легкой или гаубичной бригаде.

Артподготовка должна длиться восемьдесят минут. За это время массированными налетами подавляется пехота и артиллерия противника, а перед атакой орудия прямой наводкой разрушают его огневые точки. Затем, сопровождая стрелковые роты, артиллеристы сосредоточивают огонь на опорных пунктах врага.

На рассвете я доложил об этих расчетах командарму. Он одобрил их.

— Что представляют собой наши противотанкисты? — спросил Захаров.

— На Миусе было выведено из строя и потеряно около ста пятидесяти противотанковых орудий, — сообщил я. — Отремонтировать удалось всего тридцать. Но беда не в этом — материальную часть мы пополнили. Беспокоит другое: в противотанковые полки пришло необученное пополнение. Правда, есть плюс: все молодые бойцы — шахтеры.