- А что это тогда за клыки?

Волнуясь и гордясь, Данко объяснил ей, что отростки - никакие это не клыки, а корни зуба. А вот эта сторона, словно срезанная, с желобками,- верх зуба. Им мамонт перетирал пищу - ветки деревьев.

Переглянувшись, они бросились к той кочке, с которой недавно свалилась Маша. Они провозились тут, наверное, минут тридцать, но ничего больше не нашли в скользком жирном иле.

- Нет, так ничего не выйдет,- сказал Данко.- Мы потом настоящие раскопки организуем. Потому что раз нашли зуб, значит, где-то недалеко должны быть и бивни и всё остальное.

- Как же в воде-то копать?

- Мы весь отряд позовём. Сколотим такие щиты, огородим ими участок, забьём в землю и всю воду вычерпаем. Если понадобится, так и ваш отряд позовём.

- Конечно, понадобится. Как же иначе!

- А кроме того, это болотце всё равно нужно осушать, раз тут лагерь будет. Можно прокопать такие канавы, и вся вода стечёт… Ну, давай двигаться дальше. До этой кочки у тебя какой счёт шагам был?

- Ой, забыла…

- И я забыл. Не то тридцать, не то… В общем давай мерять снова. Да поскорей, а то гроза, похоже, надвигается.

Небо начинали застилать тучи. Чтобы не таскать с собой лишний груз, Данко предложил находку пока запрятать, но Маша и думать об этом не захотела. Так и шагала она по болоту, держа зуб мамонта подмышкой. Бок и рука от этого устали, было больно, но - пусть!..

Метров через сто они набрели на ручей. Он мало походил на обычные ручьи, которые текут в берегах, однако всё же это был ручей: проток чистой воды устремлялся через болото в Светлую. Данко зашлёпал вверх по его течению, и Маша, конечно, за ним.

Ручей тёк от родника, что булькал из-под холма недалеко от края болота. Данко плеснул холодной воды в лицо, почему-то сразу насторожился и, зачерпнув, попробовал воду на язык. Тут он крикнул: «Бежим!», схватил Машу за руку и потащил её за собой в глубь острова. Они пробежали немного - Данко остановился, и Маша увидела перед собой глубокий овраг, а на дне его - озерко.

- Смотри! - восторженно крикнул Данко.-Ты понимаешь? Снова карст. И как мы раньше не догадались? Понимаешь, Машук?

Маша понимала только то, что Данко ведёт себя не совсем нормально, однако, высказать это она не решилась и поэтому лишь спросила:

- А что?

- Да ведь это то же самое, что мы…- Тут он спохватился, что Маша не знает об их открытии, немножечко потёр лоб, чтобы сосредоточиться, и начал объяснять.- Вот слушай. Ручей, который вливается в это озеро, берёт начало в роднике, который вон там.- Данко махнул на запад.- Ручей течёт, течёт, вдруг - нет. А потом - снова. Оказывается он - мы это потом узнали - уходит под землю. Понятно? Дальше. Вливается он в озеро. День и ночь вливается. А почему озеро такое маленькое? Мы головы ломали - ничего не поняли. Теперь всё ясно. Из озера вода тоже уходит под землю. А потом вон там,- теперь он махнул рукой в ту сторону, откуда они только что пришли, - вытекает снова на поверхность. Понятно? Это называется карст,- когда вода буравит в известняке всякие ходы и выходы. И пещеры так образуются… Эх,- качнул он головой,- и как же это мы не догадались сразу? - Тут его вдруг осенила какая-то мысль; он поперхнулся и в волнении облизнул губы:- Машук! А ты знаешь… ты знаешь, что этот остров может исчезнуть? Был остров - и не станет. А?

Маше слушать Данко было интересно. Не всё для неё было вполне ясно, но в общем она понимала. А вот тут она снова подумала, что с Данко происходит нечто не совсем ладное. Куда это может деваться остров? Что он выдумывает?

- Ты что,- спросила Маша,- думаешь, что землетрясение будет?

- Какое землетрясение? Причём тут землетрясение? Карст! Понимаешь? В реке, вот в правом протоке, мы случайно нашли яму, в неё затягивает. Водоворот. А если водоворот - значит там отверстие. Наверное, пока что оно ещё маленькое, его вода пробуравила недавно. Если большое - река ушла бы под землю. Так? А ведь оно когда-нибудь станет большим - вода пробьёт. Значит, Светлая, правый её рукав в этом месте может уйти под землю. И тогда Скалистый будет не остров, а только полуостров, мыс. Понятно?

- Теперь понятно,- сказала Маша.- Интересно. Вот лагерь построят, мы приедем. Ночью спим - на острове, а просыпаемся - полуостров. Да? Обязательно девочкам расскажу… Давай спустимся, посмотрим озеро.

- Ведь могли бы раньше догадаться! - твердил Данко своё.

- Я спускаюсь.- Маша решительно подошла к самому краю оврага, прижала к себе свою костяную драгоценность и уселась, шаря ногой, куда удобнее ступить.

Где-то за Таёжной раскатисто прогромыхало.

- Ты куда? - опомнился Данко.- А ну обратно! Видишь, гроза идёт.

Лохматые грязно-синие, с фиолетовым оттенком тучи застлали всё небо. Казалось, они прогибаются под тяжестью воды, скопившейся в них,- так низко они опустились. Ветер уже трепал деревья, трещали сухие ветки, и то и дело на землю падали сучья.

- Надо двигаться к базе,- сказал Данко.- Ты шагай туда, а я сбегаю за Юрой.

- Какая это база?

- Не знаешь. Ну ладно.- Данко заложил в рот пальцы и пронзительно засвистел.- Придёт сам. Пошли.

Они быстро двинулись к заливу Лазарева.

Начиналась буря.

Ваня лежал в комнате один. Комната была большая и белая. Стены белые, кровати белые, покрывала на них, тумбочки, табуреты, стол - всё белое. Только пол жёлтый. На нём, расположенные в замысловатом узоре, чуть колебались, дрожали светлые пятна,- это сквозь листву лип, что росли под окнами, пробивалось солнце. Было тихо, лишь изредка доносились сюда далёкие всплески смеха и выкрики ребят, да, монотонно жужжа, бился о марлю, которая затягивала окна, лютый шмель, невесть как залетевший в комнату.

«А ребята, наверное, уже собираются к заливу Лазарева на обед,- думал Ваня.- Успеют ли они теперь план составить? Меня нет, Пети…» Он вспомнил, как тот приходил к нему утром. Но думать о Пете не хотелось. Ваня повернулся на другой бок и стал разглядывать стену. Сколько же можно так валяться!? Утром врач, меняя компресс на ноге, сказала:

- Вот полежишь день, и если будешь вести себя хорошо, завтра я разрешу тебе немножко походить.

Это «если будешь вести себя хорошо» почему-то обидело Ваню.

- Вера Ивановна, почему вы разговариваете со мной, как с маленьким?

Она поняла его, не улыбнулась, осталась серьёзной.

- Наоборот, Ваня, я говорю с тобой, как со взрослым. Я не уговариваю тебя, а объясняю: если будешь вести себя хорошо, если станешь выполнять всё, что я предписываю, тогда нога у тебя поправится быстро.

Ваня подумал: «А мне не надо быстро, мне надо сейчас, немедленно!» Но промолчал.

«Ничего себе: «Разрешу немножко походить»!

А вот я возьму и убегу. Как Петин отец из госпиталя…»

Он хорошо знал эту историю - и от Пети, и от его матери. Это было под Сталинградом. Осколок раздробил плечевую кость Василия Петровича Силкина. Его отправили в медсанбат. А он командовал стрелковым отделением. В отделении оставалось лишь три чело-века вместе с ним. И тут Василий Петрович подумал, что… Хотя нет. Ведь никто не знает, что именно подумал он. Только знают, что он вновь оказался на передовой. Его не успели ни отослать обратно, ни спросить, как ему удалось вернуться,- было не до того: наступали вражеские танки. И он занял своё место в окопе и подал отделению команду к бою. И был бой. Василий Петрович подбил гранатами два танка. Под вторым танком он подорвался на связке гранат сам. Видимо, очень ослабел и не рассчитывал докинуть гранаты.

- Такое он мог,- тихо говорила мать Пети, с гордостью глядя на фотографию, и скорбно покачивала головой, а губы её сжимались, твёрдые, напряжённые.

Василий Петрович смотрел с фотографии широко открытыми весёлыми глазами. Чёрный чубик, похожий на Петин, лёгкой прядью спадал на лоб, и от этого его худощавое мужественное лицо приобретало какой-то праздничный и чуть легкомысленный оттенок. Такие люди очень любят жизнь и презирают смерть.