В колхоз «Новый путь» поехали в конце ноября. Желающих оказалось так много, что все не поместились в машину. Выехали ранним воскресным утром. Было тепло. Шел снежок, Всю дорогу — тридцать километров — ехали с песнями.

Дорога была гладкая, как яичко, укатистая. Только на границе «Нового пути» оказался высокий ригельный мостик, вовсе никудышный, и всем пришлось вылезать, облегчать машину, чтобы не провалилась.

— Вот тебе и «Новый путь», — съязвил Иван Саввич: — Хоть бы мосты уделали, как положено. На ихнем новом пути и шею сломать не долго…

Но вот открылись белые, снежные поля колхоза «Новый путь», крепкие дома деревни, красочно сияющие наличниками, ровная дорога вдоль широкой, нарядной улицы, гладкие, как мраморные колонны, стволы берез в палисадниках…

По правде говоря, березы не очень похожи на колонны, а тем более на мраморные, но если известно, что колхоз миллионер и на трудодень выдают по двенадцати рублей одними деньгами, то все в этом колхозе станет выглядеть краше, чем на самом деле: и дорога покажется необыкновенно ровной, и улица — удивительно широкой, и даже дым будет пахнуть пирогами. Трудно сказать, почему так получается, но не только Тоня, Ленька и Витька-плугарь, которые с самого начала приготовились восторгаться, а даже сам Иван Саввич, решивший не пропустить ни малейшего недостатка в чужом хозяйстве и кольнуть председателя «Нового пути», если он станет слишком зазнаваться, — даже сам Иван Саввич поймал себя на том, что березки кажутся ему стройней и аккуратней, чем в родной деревне.

Если же смотреть на деревню, в которую въезжали пеньковцы, спокойными глазами, то ничего в этой деревне особенного не было. Конечно, в «Новом пути» красивые наличники, но и в Пенькове наличники, пожалуй, не хуже, а таких веселых наличников, как на избе Лени, не найдешь нигде во всем районе, а не только в «Новом пути».

В общем, деревня, в которой помещалось правление колхоза «Новый путь», была обыкновенная, не лучше и не хуже Пенькова, и только одно здание украшало ее по-настоящему — это здание клуба.

Клуб действительно был хороший.

Это было просторное деревянное здание в два этажа, с большим залом и сценой, с комнатой для переодевания артистов, с кинобудкой, с библиотекой-читальней и с тремя комнатами для занятий кружков. Правда, в одной из комнат хранился культинвентарь и она всегда была заперта, а во второй заведующий клубом устроил себе кабинет — но, наверное, так полагается: разве можно руководить культурной работой без собственного кабинета?

Здание окружала аккуратная изгородь из строганых планок, за которыми виднелся молодой садик и покрытые снегом клумбы.

Машина с пеньковскими гостями остановилась возле изгороди, и очень удачно, потому что председатель колхоза как раз в это время находился в клубе.

Словоохотливая женщина, разгребавшая дорожку, посоветовала не дожидаться на дворе, а идти в зрительный зал, потому что председатель Василий Васильевич может выйти другим ходом, и тогда его придется разыскивать по всем восьми деревням.

Иван Саввич велел шоферу не отлучаться от машины, мужчины сняли шапки, и, толпясь и задевая друг друга, все вошли в клуб.

В зале сидело около двухсот ребят-школьников.

По пустой сцене ходил председатель колхоза «Новый путь» Василий Васильевич, высокий человек с большой бритой головой и большими руками.

Он говорил. Ребята внимательно слушали.

— Вот вы обижаетесь, — говорил председатель, — что вчера вас не пустили смотреть кино… Юра, сними шапку, ты не на дворе, а в Доме культуре… Но вы сами знаете, что вчера было кино для больших, а вы народ энергичный, начали бы баловать, не дали бы им отдохнуть как следует. Вам было сказано, что для вас будет сегодня кино, а вы не верили. А никто вас обманывать не собирается — сейчас будете смотреть кино…

Василий Васильевич прошелся по сцене. Ребята смотрели на него с открытыми ртами.

— Вот я не знаю, как быть, — сказал председатель. — Вы хотели послушать, что я видел в Москве, на Сельскохозяйственной выставке, так вот давайте решим, что сперва — кино смотреть или слушать?

— Слушать будем! — закричали ребята, и в зале возникла добровольная тишина.

Тоня взглянула на Ивана Саввича. Лицо его было тронуто еле заметной смущенной улыбкой — словно ему совестно за взрослого, солидного человека, которого кто-то заставил представлять перед ребятишками комедию.

Тоня вздохнула и отвела глаза.

— Вы знаете, что Владимир Ильич говорил, — продолжал Василий Васильевич: — Коммунизм — это есть Советская власть и плюс электрификация всей страны. Вы-то понимаете теперь, что значит электрификация. Так вот, на выставке есть такой павильон, называется он: «Павильон механизации и электрификации»…

И Василий Васильевич стал рассказывать о том, что видел: о новых машинах, об электрических тракторах, об электровозах.

— А выставка, ребята, хорошая. Там целые улицы, на этой выставке, и троллейбус ходит, и на улицах — такие же фонари, как тут у нас, только шары побольше. (Все посмотрели на потолок.) Когда-нибудь и вы поедете на выставку, только для этого вам надо лучше учиться. Я завтра зайду в школу, посмотрю, как вы там себя ведете. Если у вас кепка задом наперед да если под носом мокро (ребята зашмыгали носами), никуда вы не годны. А учиться надо как следует, и приносить пятерки, чтобы вы были не глупей, и умней нас, стариков. И еще: вы должны гордиться своим колхозом. Видите, какой Дом культуры построили вам отцы-матери на свои трудодни… А на будущий год проложим узкоколейку и станем развозить удобрения электровозами на поля. Хотите быть машинистами электровозов?

— Хотим! Хотим! — закричали мальчишки.

— Так вот. Для этого надо учиться, учиться и еще раз учиться. Кто это сказал?

— Ленин! — закричали мальчишки.

Беседа кончилась. Василий Васильевич спрыгнул в зал, унял на пути ребят, которые слишком буйно принялись распределять должности на будущие электровозы, и повел гостей в садик.

Вблизи председатель колхоза «Новый путь» казался еще более могучим богатырем, чем на сцене. Был он на голову выше Ивана Саввича и, как сказал на следующий день дедушка Глечиков, в каждой ладони мог бы удержать по две тыквы.

Узнав, что пеньковцы приехали знакомиться с хозяйством, Василий Васильевич сказал, что, хотя сегодня у него много дел, пойдет все показывать сам лично.

— Не больно, видать, у тебя много делов, если и ребятишками забавляешься, — пошутил Иван Саввич.

— Это не забава, — сказал Василий Васильевич. — Это тоже необходимо. — И неожиданно добавил совсем по-бабьи: — Эх, Иван Саввич, что на свете может быть лучше ребятушек!

Он поздоровался со всеми за руку, каждому по-разному улыбнулся и даже просунулся между Тоней и Глечиковым, чтобы пожать руку Витьке, который, совсем не ожидая такой чести, стоял в стороне и сосредоточенно занимался своим носом. Потом Василий Васильевич заявил, что учтет хитрость Ивана Саввича и тоже как-нибудь нагрянет в Пеньково без приглашения.

Немного посмеявшись, тут же в садике наметили маршрут и отправились смотреть скотный двор.

Снежок все падал, тихо и прямо, словно по ниточке, небо белело, как разбавленное молоко, и было не понять, с какой стороны светит солнце. Дедушка Глечиков вышагивал межачком, вдоль пашни, вслед за Василием Васильевичем, щурил глаза на тонкую снежную пелену, под которой еще кое-где угадывались крепкие букетики озими, и задавал вопросы.

За эти короткие минуты что-то передвинулось у него в душе: впервые за многие годы он снова почувствовал уважение к самому себе и даже немного заважничал.

Конечно, это не шутка, когда известный на всю область председатель передового колхоза и, сверх того, бывший полковник отвечает на вопросы всерьез, без всяких насмешек, как будто дедушка Глечиков тоже передовик и сам бывший полковник. А нельзя сказать, что Василий Васильевич так уж прост, — нет, человек знает себе цену: на него вон даже снежинки садятся осторожно и уважительно. Но, видно, такая уж справедливая природа в «Новом пути»: и председатель разговаривает со всеми одинаково, и снежинки не делают ни для кого различия — так же осторожно и уважительно украшают они воротник Тони, Леньки, Тятюшкина и даже болтающий ушами малахай Витьки-плугаря.