Этот мощный расцвет территориальных институтов следует, несомненно, тоже приписать экономическому процветанию страны. Огромные доходы, получавшиеся князьями от торговли и промышленности, давали им средства на те расходы, которых требовал усложнившийся аппарат управления. С другой стороны, происшедшие в XI веке изменения в самом составе населения, которое отныне складывалось в значительной мере из купцов, ремесленников и свободных крестьян, повелительно требовали создания нового политического строя. В правильности этой точки зрения легко убедиться, если принять во внимание, что Фландрия являлась тем бельгийским княжеством, в котором экономическая жизнь была особенно интенсивной и в то же время административный механизм — наиболее усовершенствованным и законченным.
В конце XII века нидерландские территории окончательно сформировались. Они перестали быть конгломератом из доменов, графств и фогств; они стали небольшими автономными государствами, связанными более или менее слабыми узами с далеким сюзереном, французским королем или германским императором. Границы их были отчетливо установлены, и можно сказать, что вплоть до конца XVIII века пограничная линия, отделявшая тогда друг от друга Брабант, Фландрию, Генегау и Льежское княжество, не изменилась заметным образом[599]. В то же время внутри каждой территории произошел процесс концентрации. Князь положил конец той независимости, которую прежде сохраняли по отношению к нему его самые могущественные вассалы. Графы Фландрские приобрели в 1165 г. владения Алостского дома, графы Генегауские подчинили себе сеньоров д'Авенов, а герцоги Брабантские — сеньоров Гримбергенских. В Льежской области Гуго Пьеррпонский уступил в 1227 г. Мезьер мецскому епископу, получив от него в обмен за это город Сен-Трон, который был необходим для прикрытия княжества со стороны Брабанта.
Словом, княжеская власть имела отныне точно установленные границы. И власть эта с течением времени становилась все более однородной. В XI веке князь должен был пользоваться самыми разнообразными титулами, чтобы заставить население своего княжества признавать себя. В зависимости от обстоятельств, он выступал то как верховный судья, то как фогт, то как владелец доменов, то, наконец, как сюзерен своих вассалов. В XII и XIII вв. наблюдается совершенно иная картина. Князь обладал теперь верховными правами, imperium, в котором слились, усиливая друг друга, различные элементы, составлявшие его власть. Осуществлявшаяся им власть состояла из сочетания разнородных прав, функций и прерогатив, смешавшихся и скомбинированных между собой таким образом, что их невозможно было отделить друг от друга.
В ранний период средневековья княжеская власть носила феодальный характер. Кастеляны (castellani), управляющие, экутеты (ecoutetes), составлявшие то, что можно было назвать его административным аппаратом, были все наследственными вассалами[600] и были соединены с ним лишь непрочной связью «оммажа» и верности. Поэтому он был вынужден для сохранения за собой своих прерогатив вмешиваться лично во все дела. Он непрерывно объезжал свои земли, отправлял самолично правосудие, председательствовал на собраниях эшевенов, приказывал вешать воров и разбойников, рубить им головы или варить их в кипятке в своем присутствии.
Возникновение городов и раскрепощение сельского населения в XII и XIII веках сильно способствовали росту могущества князей. Города и освобожденное крестьянство помогли князьям ослабить влияние вассалов, ибо, как мы видели, свободные люди старались отдаться под непосредственную власть князя, чтобы освободиться от власти местных сеньоров, более докучной, так как они были ближе к ним. Кроме того, большинство городов непосредственно подчинялось графам, и на графской же земле строились почти все новые города и происходило большинство крупных распашек. Благодаря этому можно было приступить к новой системе управления. Вместо того чтобы передавать своим вассалам наследственные права юрисдикции и управления горожанами и свободными крестьянами, князь удержал их в своих руках. Во Фландрии он стал назначать со второй трети XII века бальи (bajuli, baliuw, bailliu), настоящих сменяемых чиновников, которых он вознаграждал не пожалованием земли, а денежным жалованием и которые должны были отдавать ему ежегодно отчет в делах. Вместе с ними появился новый тип территориального чиновника. Действительно, для бальи не было никакого места в феодальной иерархии. Он по всему своему существу отличался от наследственных кастелянов или экутетов (ecoutetes). Между ним и ими была такая же разница, как между старыми поместными держаниями и арендой на срок. Одни и те же экономические причины преобразили и земельную, и политическую организацию. Подобно тому, как они дали крестьянам возможность освободиться, а землевладельцам заменить цензиву арендой, точно так же они позволили князьям захватить при помощи находившихся на жалованье чиновников, непосредственное управление своими территориями. Политическая реформа, как и сопутствовавшие ей социальные нововведения, предполагала широкое распространение движимого богатства и денежного обращения.
Бальи, как известно, имелись не только во Фландрии. Их можно было встретить в значительной части Западной Европы, в Нормандии, в Шампани, в Бургундии и на землях французской короны, а также на всем протяжении Нидерландов. Во всяком случае, они появились во Фландрии так рано, что нет никаких оснований думать, будто они были здесь созданы в подражание чужеземным образцам. Они являлись, несомненно, видоизмененной формой «министериалов» и нотариусов, которыми пользовались с X века при управлении графскими поместьями. Князь усовершенствовал штат не наследственных чиновников, которым он располагал в своем домене, и придал ему общий характер, а вовсе не заимствовал его из-за границы. Фландрский бальи был делом рук графов Фландрских. Только название его было французским, и в этом нет ничего удивительного, если вспомнить о поразительном распространении в XIII веке французского языка в средневековой Фландрии[601]. Начиная с правления Филиппа Эльзасского, бальи распространились по графству, укрепляя повсюду, куда они проникали, авторитет князя. В 1180 г. их функции были единообразно определены на всей территории княжества[602].
Легко понять успех этого института, если принять во внимание, что он отвечал как интересам населения, так и князя. Горожане и крестьяне видели с радостью, как он подрывает власть наследственных кастелянов, прерогативы которых, покоившиеся на обреченном порядке вещей, были лишь стеснительным анахронизмом. Поэтому кастеляны легко уступили свое место бальи. Мало-помалу они превратились в простых вассалов, обладавших феодами и доходами, но не вмешивавшихся уже в дела государственного управления. В XIII веке часто бывало даже, что граф выкупал сохранившиеся еще у них иммунитетные права. Фландрия оставалась до конца XVIII века разделенной на кастелянства (casselrit); но отныне князя в них представляли бальи[603]. Феодальный чиновник исчез, уступив место чиновнику нового типа.
Бальи почти всегда назначались из мелкого дворянства, многие члены которого нашли себе таким образом карьеру в чиновничьей службе. Как правило, они исполняли свою должность в одном и том же округе лишь короткий срок, обычно год или два. Они должны были быть родом из другого места, чем тот округ, которым они управляли, и им было запрещено жениться на уроженках этого округа[604]. В городах они не могли принадлежать к местным жителям, сильно напоминая этим итальянских подест (podesta). Эти меры были выгодны как графу, так и его подданным: графу, потому что они гарантировали верность и послушание его чиновников, а жителям, потому что они защищали их от злоупотреблений властью, которые мог бы себе позволить бальи, имевший сильных родственников, или очень влиятельный в округе.
