Таков был конец потопленной в крови первой коммуны, упоминаемой в истории средневековых городов[357]3. Но породившие ее экономические причины были слишком мощны, чтобы можно было надолго отсрочить вызывавшиеся ими последствия. Двойные епископские выборы и образование внутри духовенства двух враждебных партий, одной — из сторонников папы Григория и другой — императорской, позволили горожанам в начале XII века восстановить свое прежнее положение. В главе движение опять стали купцы; они восстановили коммуну, и епископ Вальхер, вынужденный потворствовать горожанам, чтобы не дать им перейти на сторону своего соперника Манассе, торжественно признал в официальной хартии новые, созданные ими учреждения (1101 г.). В течение шести, лет коммуна являлась почти независимой республикой: она имела свою, армию, вела войну с графом Фландрским, распоряжалась по своему усмотрению епископскими доходами, словом — походила в течение некоторого времени на вольные итальянские города. Это положение coxpaнялось вплоть до 1107 г., когда Генрих V восстановил в городе епископскую власть и уничтожил хартию коммуны. Однако не могло быть уже и речи о восстановлении прежнего положения и о подчинении населения власти министериалов и епископских вассалов. Городское устройство, созданное коммуной, сохранилось в своих основных чертах и после уничтожения ее. Город по-прежнему имел свое особое эшевенство и своих чиновников. Впрочем, они никогда не примирился с потерей тех неограниченных привилегий, которыми он располагал в начале XII века. Получение dominium civitatis (сеньориальных прав города) всегда оставалось целью его стремлений, и вплоть до середины XIV века его история сводилась в основном к ожесточенной борьбе с сеньором, чтобы восстановить коммуну, захватив в свои руки управление городом и ограничить власть епископа исполнением только духовных обязанностей. Между обеими сторонами существовал постоянный антагонизм, и никак нельзя было установить настоящего равновесия между правами сюзерена и правами горожан[358].
События, разыгравшиеся в Камбрэ с 1077 по 1107 г., встретили широкий отклик в соседних местностях. Они послужили толчком к ряду восстаний, которые стали перебрасываться из одного места в другое. Большинство епископских городов Пикардии — Нуайон, Бове, Лан, Амьен, Суассон — также провозгласили у себя коммуну. Перипетии борьбы жителей Камбрэ с их прелатом вызвали, по-видимому, столь же горячий интерес со стороны торгового населения Северной Франции, как три века спустя война жителей Гента с Людовиком Мальским у ремесленников Парижа, Руана и Льежа.
В то время как епископские города охвачены были бурным движением и завоевывали себе независимость ценой ожесточенной борьбы, горожане Фландрии нашли себе, наоборот, открытых защитников в лице своих графов. Им нигде не пришлось вести войну с местными сеньорами. Благодаря сплоченному территориальному единству страны и могуществу князя, являвшегося верховным судьей над всей своей территорией, торговое население, где бы оно ни обосновывалось, с самого же начала находилось в непосредственном контакте с ним. Именно этим объясняется бросающийся в глаза одинаковый характер городского устройства Фландрии. Так как фландрские города подчинены были исключительно политической власти, то их рост не тормозился, как это было с Льежем или с Камбрэ, домениальным строем или церковными учреждениями. Граф стал для своих городов тем, кем он был уже с X века для своих аббатств, а именно — верховным фогтом. Он содействовал их развитию, подобно тому как он в свое время содействовал распространению церковной реформы Гергарда Броньского; он, так сказать, расчищал им путь и всячески помогал создавать необходимое им новое право. Действуя таким образом, графы, оставаясь по-прежнему блюстителями мира и права, в то же время заботились об интересах своей казны. Действительно, налоги, взимавшиеся с торговли, составляли значительную часть их доходов, и благосостояние графа непосредственно зависело от процветания городов. Таким образом диаметрально противоположное отношение епископов и фландрских графов к горожанам объяснялось вполне естественными причинами: разница в их действиях вызывалась различием в их положении, а не их личными особенностями.
Первые привилегии, представленные нарождавшимся фландрским городам, относятся, по-видимому, ко времени правления Роберта Фрисландского[359]. Уже в конце XI века центральная графская власть вступилась за купцов, обосновавшихся в portus. Она признала законными их требования. Постепенно она сделала горожанам уступки по целому ряду пунктов их программы реформ. Были уничтожены судебные поединки[360]; были сделаны ограничения для церковной юрисдикции[361], и несение военной службы признано было обязательным только в случае неприятельского вторжения[362]. Уже в начале XII века некоторые местности пользовались торговыми привилегиями. Князь отказался от «seewerp» и уступил гильдиям право взимания пошлины (tonlieu)[363].
Вместе с устройством укрепленной ограды или рва вокруг города городская территория получала также особый мир. Этот мир носит в источниках название «cora» (keure), или закона (lex), и синонимичность этих обоих слов вскрывает особую природу фландрских городских учреждений[364]. Городской мир — это «keure», потому что горожане требовали, «избрали» его; это — «закон», потому что он был утвержден графом и гарантирован им. Введение «keure» неизбежно влекло за собой создание специального суда. Со времени правления Карла Доброго каждый «portus» имел свое особое эшевенство (de wet), поставленное князем в качестве местного судебного органа. Хотя это эшевенство, творившее суд над горожанами, и выбиралось из среды poorters (горожан), однако оно носило характер графской судебной корпорации. Фландрским городам не пришлось, подобно Камбрэ, насильственно порывать со своим князем и захватывать его юрисдикцию. Здесь без всякого труда было установлено равновесие между прерогативами князя и самоуправлением горожан.
События, вызванные убийством Карла Доброго в 1127 г., отчетливо показали, какое значение приобрели уже в это время городские коммуны. Они выступили с этого времени на политическую арену, и первая попытка. французского короля подчинить своей власти Фландрское графство потерпела крушение, наткнувшись именно на сопротивление с их стороны[365].
Карл Добрый не оставил после себя прямых наследников. Поэтому известие о его смерти дало возможность многочисленным претендентам, находившимся в том или ином родстве с фландрским домом, заявить» свои права на наследование ему. Герцог Брабантский, графы Голландии и Генегау, Теодорих Эльзасский, сын герцога Лотарингского[366], Вильгельм Ипрский, Вильгельм Нормандский и английский король Генрих были главнейшими претендентами. Королю Франции, в силу его суверенитета, надлежало сделать между ними выбор. Людовик VI остановил его на Вильгельме Нормандском, который, получив Фландрию, должен был оказать ему столь ценную для него помощь против его смертельного врага — английского короля. Вильгельм был без всяких осложнений принят фландрскими баронами. Король не спросил при этом мнения городов и вскоре вынужден был жестоко раскаяться в этом. Карл снискал себе самые горячие симпатии со стороны торгового населения благодаря той решительности, с которой он охранял законы о мире и привилегии, пожалованные им горожанам. Его труп был вырван народом у аббата монастыря св. Петра, хотевшего перевезти его в свое аббатство. Вслед за тем жители Брюгге и Гента, под руководством кастеляна Гервазия из Прэ, предприняли осаду замка в Брюгге, где укрылись убийцы графа.
