Но, достигнув большого богатства в награду за преданность своего предка, они превратились в крупных вассалов, и в конце концов Арденнская династия была для Империи чаще врагом, чем союзником. Вместо того чтобы управлять герцогством от имени государя, она управляла им от своего собственного имени. Борясь с локальными династиями, она больше заботилась об уничтожении соперников, чем об укрощении мятежников и о расширении своих земель за их счет. Прибавим, впрочем, что ей не удалось совершенно стереть их с лица земли. К тому времени, когда она заняла место наряду с ними, последние были уже слишком многочисленны и слишком могущественны.
Действительно, в начале XI века встречаются уже различные династии, которые в следующем столетии окончательно поделили между собой территорию Лотарингии. По тому влиянию, каким здесь пользовался с; этого времени светский феодализм, эта страна более походила на Францию, чем на Германию. Несмотря на сопротивление церкви, здесь утвердились «indisciplinati mores Carlensium» (распущенные французские нравы) и не один епископ охвачен был отчаянием при виде полнейшей невозможности бороться с этим злом. «О несчастный! — жаловался Тетдо из Камбрэ, — к чему было покидать тебе свою родину, чтобы оказаться среди этих варваров! К чему было оставлять свою Сен-Северенскую церковь (в Кельне?) Полученная тобой награда вполне достойна твоего поведения»[144]. К тому времени, когда раздавались эти причитания Тетдо, не могло быть уже больше и речи о том, чтобы держать местную аристократию в покорности. Все, на что можно было еще надеяться, это — задержать ее рост, ибо она повсюду уже успела пустить глубокие корни. Хотя внимание историка особенно привлекают к себе фигуры Ренье Генегауского и Ламберта Лувенского, однако не надо все же забывать, что наряду с ними существовало немало других локальных династий. Графы Намюра, Димбурга, Люксембурга, Голландии уже в конце X века создали предпосылки для власти своих династий и заложили основы прочных княжеств[145]. От французской до фрисландской границы старое устройство страны под напором феодализма трещало по всем швам.
Оставалось лишь ровно столько времени, чтобы спасти, что еще можно было, от посягательств светских князей.
Такова была задача герцога Готфрида. С 1012 до 1015 гг. ему пришлось неустанно бороться с Ламбертом Лувенским, добившимся герцогского титула и пытавшимся расширить свои земли за счет льежского епископа. Готфрид победил его в 1013 г. в сражении при Гугарде. Вокруг Ламберта, по соображениям семейной солидарности, но еще более ввиду совпадения интересов, объединились его родственники — граф Роберт II Намюрский и граф Ренье V Генегауский. Последний принимал участие бок о бок с ним в сражении при Флорене, где Ламберт был убит (1015 г.).
События, последовавшие за этим сражением, ясно показали, насколько упрочилась власть территориальных князей. Не было больше речи о высылке побежденных или о конфискации их имущества. К сыну Ламберта — Генриху — перешло владение землями его отца. Что касается Ренье Генегауского, то он женился на племяннице герцога, Матильде, которая таким образом объединила династию Готфрида Пленника с потомками Гизельберта и принесла ему в приданое часть Энамской марки[146].
Готфрид I умер в 1023 г., не оставив после себя потомства, и ему наследовал в качестве герцога его брат Гозело. Уже при нем можно было заметить, что верность Арденнского дома была поколеблена. Так, после смерти императора Генриха II Гозело потребовал от епископов и крупных собственников страны клятвы, что они не признают нового короля без его согласия, сам же он принес Конраду II клятву верности лишь после того, как вырвал у него обещание, выполнение которого должно было стать фатальным для Империи. В этом убедились лишь тогда, когда после смерти герцога Фридриха II (1033 г.) ему передано было управление верхней Лотарингией. Тем самым обе части regnum Lotharii, отделенные Друг от друга со времени Бруно, снова оказались объединенными, и казалось, Что это государство вновь начинает возрождаться.
Подобное положение чревато было опасностями. Генрих II воспользовался смертью Гозело (1044 г.), чтобы вновь4 разделить герцогство на две части. Верхняя и Нижняя Лотарингия снова стали отдельными штатгальтерствами, из коих первое передано было старшему сыну покойного, Готфриду Бородатому, а второе — его другому сыну, Гозело II. Это мероприятие послужило толчком к бурному восстанию. Ничто так красноречиво не свидетельствовало о непреодолимой силе, толкавшей общество на путь феодализма, как радикальная перемена, совершившаяся на протяжении двух поколений в недрах Арденнской династии. Между Готфридом Пленником и его внуком была такая же дистанция, как между верным чиновником и мятежным крупным вассалом. Оба они были одинаково храбры на поле битвы и непоколебимы в своих замыслах, но в то время, как один из них всецело посвятил себя служению своему государю, другой употребил всю свою мрачную энергию и свирепый героизм, сделавшие его одной из наиболее поразительных и импозантных личностей его времени, для борьбы с государем, которого он обвинял в похищении у него отцовского наследия. Готфрид Бородатый был для Генриха III тем же, чем Конрад Рыжий для Отгона I. Но результаты их усилий были совершенно различны. Немногого не хватало, чтобы императорская власть, навязанная Лотарингии после восстания Конрада, не была свергнута Готфридом.
Тогда, во время восстания Конрада Рыжего, лотарингская аристократия выступила против мятежника. Она воспользовалась случаем, чтобы избавиться от соперника-чужеземца. Совершенно иначе она повела себя при Готфриде. Цели герцога совпадали теперь с целями всех феодалов. Настал момент свергнуть власть имперской церкви. Династии Генегау, Лувена, Намюра и Голландии — без колебаний объединились под знамена того самого герцога, с которым они боролись до тех пор, пока он защищал власть государя, но который с того момента, как он стал на путь ее насильственного свержения, сделался их вождем и руководителем.
Разразилась сильнейшая буря: все феодальные силы объединились против церкви. Повсеместно, пользуясь выражением хрониста Ансельма, praedones immanissimi («ужасные разбойники») устремились на штурм этой твердыни Империи[147]. Они методически принялись за ее разрушение, поделив между собой работу. Готфрид занялся льежским и верденнским епископствами; Герман Монсский — епископством Камбрэ; Теодорих Голландский — епископством Утрехтским. На этот раз невозможно было, как некогда, рассчитывать на помощь французского короля. Правда, Генрих I намеревался прийти на помощь восставшим, но письмо льежского епископа заставило его изменить свои планы. Он, несомненно, понял, что поддержка феодального восстания ничего не сулила монархии и что его интересы в данном случае совпадали с интересами императора. Но как раз те самые политические соображения, которые заставили короля воздержаться, побудили, наоборот, графа Фландрского присоединиться к восставшим. Французская феодальная знать поспешила оказать им ту самую помощь, в которой французская монархия отказала им. Самый могущественный французский вассал перешел границу Империи, не нарушавшуюся Капетингом. Балдуин Лилльский переправился через Шельду и объединил свои силы с силами Готфрида.
Во время этого ужасного разгула страстей среди феодалов епископы мужественно выполняли свой долг. Несмотря на отход от них значительного числа их вассалов, они не отчаивались в спасении Империи. Предоставленные самим себе, так как они не могли рассчитывать на помощь Генриха III, занятого в это время в Италии, они приняли навязанную им борьбу. Вазо занялся обороной Льежа: он приказал построить военные укрепления и вооружил население. Благодаря его стараниям Империи удалось сохранить за собой этот город, отделявший повстанцев Юга от повстанцев Севера и преграждавший связь между ними через долину Мааса. Между тем Нимвегенский дворец, излюбленная резиденция немецких государей во время их пребывания в Лотарингии, был предан огню, и той же участи подвергся Верден.
