Между прочим, в отличие от моего видения, Эммет не произнёс фразу: «Ну, всё, Кнопка, теперь тебе придётся спать вполглаза». Видимо потому, что смысла в этом уже не было. Я могла спать сколь угодно крепко – меня охраняли целых два неспящих глаза. Видения действительно были субъективными – обстоятельства изменились, и видение стало неточным. А могло и не сбыться вообще. Зная, что именно произойдёт, я могла влиять на события. Не дала Элис завести меня в магазин для «Барби». Могла не проделывать трюк с наклейкой. Но помешать Эммету бросить мне яблоко, как произошло в третьем видении, я не в силах, если только заранее не предупрежу его об этом. Ведь только от него зависит – бросит он это яблоко, или нет. Кажется, я начала лучше понимать суть дара Элис. Очень удобный дар, не спорю, но я бы такого себе не пожелала.

       Ещё один мой талант вынырнул на поверхность примерно через неделю после первого. В тот день младшие Каллены отправились на охоту. Я осталась дома с родителями, которые вернулись с охоты днём раньше. Предполагалась, что молодёжь будет отсутствовать дня два-три, но Эдвард обещал далеко не ездить и вернуться к тому времени, как я буду ложиться спать. Ему совсем не хотелось, чтобы мои кошмары вновь вернулись, ведь никто, кроме него, отогнать их от меня не мог.

       Весь день после его отъезда я не находила себе места. Ну, почему он отказался взять меня с собой? Теперь некому его защитить, если вдруг что-то случится. Я ещё помнила слова Карлайла, что их можно убить. Хотя, озвучь я свои страхи, меня бы подняли на смех, но это чувство не поддавалось логике. Я даже готова была вновь пережить свои кошмары, чтобы Эдварду не пришлось, для скорейшего возвращения, охотиться и возвращаться в одиночестве. Но этого я никому объяснить бы не смогла, поэтому, мне оставалось только молча ждать. И я ждала.

       Стараясь не показывать своего волнения, я тупо смотрела по телевизору какие-то передачи, даже над чем-то смеялась, когда с экрана раздавался смех, хотя даже не поняла, ситком это был, или ток-шоу. Потом, взяв в библиотеке какую-то книгу, удрала в нашу с Эдвардом спальню. Читать я, конечно, тоже не смогла, и слонялась по комнате, рассматривая вещи Эдварда, сувениры, накопленные им за долгие годы. Пролистала старые журналы, переставила диски на полках по алфавиту, потом – по музыкальным стилям, потом – по годам выхода, и, наконец, вернула всё как было. Память, как оказалось, у меня была фотографическая, я это давно заметила, но не обращала внимания – в моей семье все были такие. Потом перенюхала всю одежду Эдварда, благо могла чувствовать его запах даже после стирки. Мне кажется, я унюхала бы его и за километр. Кстати, об этой моей особенности в семье ещё не знали – приберегу этот сюрприз на потом.

       Затем я ещё пару часов просидела на перилах веранды, с книгой на коленях, глядя вдаль. Но дождалась только приехавшего с работы Карлайла. Посидев ещё какое-то время, я придумала, как ещё я смогу почувствовать себя ближе к Эдварду. Пройдя в пустую гостиную, я села за его рояль, подняла крышку и положила пальцы на клавиши. Казалось, что они всё ещё хранят на себе его прикосновение. Во всяком случае, на них остался более ясный запах, чем на выстиранной одежде. Вдыхая его, я закрыла глаза и представила, как Эдвард сидит за роялем и играет для меня свои любимые произведения. Мелодия зазвучала у меня в голове, и я вся отдалась ей, видя его внутренним взором. Прекрасная мелодия окружала и ласкала меня, проникая в душу, давая почувствовать его незримое присутствие рядом с собой. Не знаю, сколько я так просидела, наслаждаясь разными мелодиями, которые Эдвард играл в моём присутствии – они сливались в попурри, плавно перетекая друг в друга, но вдруг какой-то посторонний звук заставил меня открыть глаза. В дверях стояли Эсми и Карлайл, в изумлении глядя на меня, точнее на мои руки. Ну, да, я положила их на клавиши, чтобы почувствовать близость к Эдварду, но со стороны это, наверное, смотрелось странно. Я опустила глаза на свои руки и тоже замерла в удивлении. Точнее, замерла почти вся я. Вся, кроме рук. Мои пальцы бегали по клавишам, извлекая из них те самые мелодии, которые, как я считала, звучали только в моей голове. Осознав это, я запнулась, мои пальцы застыли, музыка оборвалась.

       Оказывается, я умела играть! Я попробовала сделать это уже сознательно, и мои пальцы запорхали по клавишам, словно сами по себе. Мне достаточно было представить мелодию, которую я хочу услышать – и я тут же извлекала её из инструмента, сама не понимая, как это делаю. Просто делаю, и всё! Как и все остальные мои «необычности», это происходило само собой в тот момент, когда было мне нужно.

       Карлайл и Эсми были восхищены моим новоявленным талантом. Они утверждали, что играю я просто виртуозно. Думаю, что особой моей заслуги в этом не было – ведь я могла двигаться с неимоверной скоростью, и любой, самый сложный пассаж, не мог быть для меня чем-то особо трудным. Но мне всё равно было очень приятно слышать о том, что я играю практически так же хорошо, как Эдвард. И хотя умение играть на рояле не было чем-то сверхъестественным, как, например, суперсила или умение блокировать и отражать вампирские способности, но это ещё больше сближало меня с Эдвардом. Так что я была счастлива, что у меня обнаружился именно этот талант.

       Но самый интересный сюрприз ожидал и меня, и всех Калленов спустя три недели после моего появления в их семье.

Глава 6. Защитница. Часть 2.

     В тот день, а точнее – вечер, мы собрались в гостиной. Каждый занимался своим делом, лишь иногда обмениваясь репликами. Эдвард, как и практически каждый вечер, сидел за роялем, что-то негромко наигрывая. Мы с Элис устроились на диване и возились с моей Барби, которая к этому времени обзавелась гардеробом едва ли не большим, чем у меня. И всё благодаря неугомонной Элис и Эдварду, который продолжал время от времени «включать дядюшку», как я это называла. Иногда, когда Эдварду вдруг казалось, что в какой-то момент мы сблизились чуть больше, чем он себе позволял, он снова резко отстранялся и начинал обращаться со мной как с ребёнком. В таком случае я обычно получала очередной мешок сладостей, мой медвежонок – приятеля, а кукла – новый наряд, мебель или машину. После нашей поездки в Сиэтл, я обзавелась огромным белым кроликом, с очаровательной мордашкой и висящими ушками, а моя Барби – аж целым особняком. А я даже включить «детскую непосредственность» в ответ  не могла – дарение обычно проходило на глазах у кого-нибудь из членов семьи. Так что, лёгкий чмок в щёчку, словно настоящего дядюшку, то есть совсем не интересно, – это всё, что я могла себе позволить.

       Итак, мы с Элис игрались с куклой, точнее, Элис наряжала её, а я сидела рядом и подавала ей время от времени всякие куклины причиндалы. И тут я вдруг услышала в голове голос Эдварда: «Странно, я почему-то её не слышу. Не может же она вообще не думать?». Я немного удивилась – с того первого дня Эдвард ни разу не пытался прочесть мои мысли. Так почему теперь вдруг решил это сделать?

       – Эдвард, даже не пытайся! Ты прекрасно знаешь, что мои мысли тебе не прочесть.

      – Но Энжи, я это прекрасно знаю. И в данный момент я пытался услышать Элис.

      – Меня? – Элис подняла голову от куклы и, выглянув из-за моей спины, удивлённо уставилась на Эдварда. – Ты хочешь сказать, что перестал слышать мои мысли? Это уже интересно.

       – Знаешь, наверное, мне показалось. Я прекрасно тебя слышу, – он пожал плечами и вновь вернулся к пьесе, играть которую прекратил после моих слов.

       Элис тоже пожала плечами и вновь склонилась к кукле. По-моему, она увлеклась игрой гораздо больше, чем я.

       «Опять её мысли куда-то исчезли. Не понимаю…»

       – Эдвард, если ты хочешь услышать мысли Элис, так и слушай её. А ты всё время на меня промахиваешься.

       – Да я и пытаюсь услышать Элис. Её мысли снова исчезли.