– Сколько же тебе лет? – воскликнула я.
– Тысяча четыреста восемьдесят семь, – улыбнулся он. Я перевела взгляд на Джейми.
– Мне триста шестьдесят восемь, – не дожидаясь вопроса, ответил он.
Он даже старше Карлайла! Не удивительно, что меня, в своё время, не впечатлили возраста Калленов – для меня такое было в порядке вещей.
– Но как же вы стали бессмертным? – удивился Карлайл. – Вампирский яд на вас не действовал, гаргульи улетели, значит, обратить вас было просто некому. Так что же с вами произошло?
Глава 23. История Дэна. Часть 3.
– Но как же вы стали бессмертным? – удивился Карлайл. – Вампирский яд на вас не действовал, гаргульи улетели, значит, обратить вас было просто некому. Так что же с вами произошло?
– Я не совсем бессмертный, – покачал головой Дэн. – Так же как и вы. Теоретически, и нас, и вас можно убить. И мы стареем. Просто стареем мы ну очень медленно, да и убить нас проблематично. Так что, поскольку перспектива моей смерти ничтожно мала и безумно далека – то условно меня всё же можно так называть.
– Хватит уже филосовствовать, ответь лучше на вопрос – укорил его Джейми.
– Ладно-ладно, сейчас всё расскажу. В общем, когда отец улетел, мне было четырнадцать. Я уже был крупнее и сильнее большинства взрослых мужчин, но оставался обычным человеком. Я неплохо справлялся со всякими хозяйственными работами, старался, как мог, оградить от них маму. И с каждым годом это давалось мне всё легче, поскольку я продолжал расти, росла и моя сила. Мы практически никогда не покидали нашу долину, лишь изредка навещали соседнее поселение – в основном, чтобы обменять несколько овец на какие-нибудь необходимые в хозяйстве вещи, или одежду с обувью, ведь из своей я вырастал очень быстро. Остальное время мы были одни. И, как я сказал раньше – я никогда не болел, даже всякие детские хвори, от которых в то время умирало два малыша из трех, обходили меня стороной. Тем неожиданнее для нас стала моя внезапная и непонятная болезнь.
Как говорится – ничего не предвещало. Я свалился с высоченной температурой практически за какой-то час. У меня едва хватило сил дойти до дома, где я и рухнул на кровать совершенно без сил и практически без сознания. Я почти ничего не помню из того времени, а по рассказам мамы, я двое суток метался в таком жару, какого она в жизни своей не встречала. А ведь она повидала много больных – с самого раннего детства она помогала своей бабке-целительнице. И после её смерти продолжала лечить людей. Не на пустом же месте её объявили ведьмой! На свою беду она была ещё и красавицей, а это частенько вызывает зависть и даже ненависть. А уж придумать повод обвинить в колдовстве целительницу, в то время было легче лёгкого.
Но я несколько отвлёкся. В общем, все усилия мамы сбить мой жар оставались безуспешными. Сейчас я знаю, что моя температура поднялась примерно на тридцать градусов (* по Фаренгейту, около десяти по Цельсию) – ни один человек такого не пережил бы. Потом я вдруг успокоился, а температура стала резко падать. Еще сутки я пролежал совершенно неподвижно, становясь всё холоднее. Если бы мое сердце не билось, и не было дыхания – мама бы решила, что я умер. Что она пережила в те дни – даже представить невозможно. А потом я вдруг открыл глаза, зевнул и заявил, что умираю с голоду. И только выходя из комнаты и выломав дверной косяк, неловко задев его плечом, я осознал, что стал другим. А потом начались сюрпризы.
– О, как же мне это знакомо! – пробормотала я.
– Да, пожалуй, только ты по-настоящему сможешь меня понять. Мы с тобой оказались в равном положении – оба не подозревали, что с нами происходит.
– Но ты хотя бы знал о своем отце. Так что, мог догадываться. У меня же вообще не было никаких версий, одни сюрпризы. Мне было сложнее!
– Сомневаюсь. Скажи, много ли вещей ты переломала из-за того, что не смогла правильно рассчитать силы.
– Не много. Пожалуй, только ручку двери в кабинете Карлайла помяла. Вроде бы и всё. Прокушенные вилки считаются?
– А ещё собственную руку вдребезги разбила, – нахмурившись, напомнил Эдвард. Надо же, я об этом давно забыла, а он помнит.
– Это не совсем «вещь», так что не в счёт. Ах, да, еще макушку у сосны отломала, когда затылком об неё билась. И больше ничего случайно. Только специально.
– Это потому, что к настоящему времени ты уже три года как переродилась, и за это время научилась управлять своим телом практически на уровне инстинкта. А поначалу мы едва можем свою силу контролировать. Даже когда рядом наставники, готовые в любой момент помочь и посоветовать – это не проходит легко. А уж в моём случае – особенно. Я переломал половину вещей в доме, пока приспособился к более бережному обращению с ними. Правда, ремонтировать мебель, например, или даже сделать новую, взамен поломанной, мне стало тоже гораздо проще.
– А вот это знакомо уже нам, – сказал Карлайл, – Каждый из нас, в первые месяцы после обращения, столкнулся с этой проблемой. Вещи вдруг стали невероятно хрупкими.
– А ещё все мы немного завидуем Энжи, потому что нам приходится специально прилагать усилия, чтобы не двигаться слишком быстро, – добавила Элис. – А у Энжи это выходит само собой.
– Да, – кивнула я. – Я сознательно ускоряюсь, а все остальные сознательно замедляются.
– Да уж. В этом Кнопке здорово повезло, – вздохнул Эммет.
– Что поделать. Как я говорил ранее – нас по-разному «делают». Отсюда и различия. Возможно, всё дело в том, что мы уже такими рождаемся. Этот ген есть в нас всегда, он просто спит, ожидая своего часа. Но мы изначально запрограммированы такими стать. А вы – нет. Каждый из вас до обращения был обычным человеком. И повернись жизнь иначе – таким бы и остался до самой смерти. Ваши тела не были предназначены для таких изменений, может, потому вам и сложнее создавать в последующем видимость обычного человека? Хотя, это всего лишь теория, а почему это происходит на самом деле – мы вряд ли когда-нибудь узнаем.
– А что было с вами дальше? – поинтересовался Джаспер. – Энжи понадобилось два месяца, чтобы в первый раз превратиться. А сколько времени прошло у вас?
– Намного дольше. Почти два года. Просто я не знал, что могу это делать по желанию, а так как жили мы уединённо – катализатора для спонтанного превращения тоже не было. А потом мы решили съездить в большой город, на ярмарку. Впервые за всю мою жизнь. Я уговорил маму поехать, продать какое-нибудь украшение, всё равно у нас целый сундук лежал мёртвым грузом, а заодно купить кое-какие вещи, которые нельзя было раздобыть в соседнем поселении или у проезжих торговцев. Она не хотела туда ехать – это был её родной город, где её едва не казнили. Но мне так хотелось увидеть большой город, и я убедил маму, что прошло уже двадцать лет, вряд ли был шанс, что она встретит кого-то знакомого, кто сможет её опознать. К тому же, кое-кто из жителей соседнего поселка как раз ехал в тот же город, и мы могли поехать все вместе. В общем, я её уговорил. Сначала всё шло хорошо, мы продали ювелиру золотую цепь, выручили хорошие деньги и пошли бродить по ярмарке. Вот тут-то всё и случилось.
– Вы встретили вампиров, – понимающе закивала я.
– Нет. С чего ты взяла? – удивился Дэн. – После отлёта отца, я их вообще до вчерашнего дня больше ни разу не видел.
– Но... но... катализатор... Я, видимо, не так тебя поняла. Ладно, проехали. Ты рассказывай лучше, что же там дальше произошло.
Я ничего не понимала. Если Дэн собирался рассказать о своём первом спонтанном обращении, то без вампиров здесь точно не обойтись. Или я ошибаюсь?
– А произошло именно то, чего мама так боялась. Её узнали. Угораздило же нас столкнуться в таком большом, по тем временам, городе с чуть ли не единственным человеком, способным её опознать. Это была её бывшая соседка и подруга детства, они выросли вместе, а потом та приревновала к маме своего жениха. И не придумала ничего лучше, как устранить «соперницу», сделав ложный донос. Хотя маме тот парень и даром был не нужен. И теперь, столкнувшись с мамой нос к носу, негодяйка тут же узнала её. Представляете, у неё хватило наглости заорать, указывая на маму пальцем: «Ведьма, ведьма!». К сожалению, хотя саму маму в лицо уже никто, за редким исключением, не опознал бы, та история была известна всему городу.
