— Э-э-э… — поперхнулся Лешаков. — А-а! — засмеялся. — Нет, нет! Он не умирает, нога у него. — И добавил по-русски:

— … Ухи не надо! — "Чапаева" они тоже смотрели. — В Викторию он влюблен… заочно…

Но на этот раз Виктор его остановил.

— Слушай сюда, Легионер! — сказал он, и Лешаков тут же подобрался: раз в ход пошли боевые псевдонимы, значит дело серьезное.

— На Викторию готовится покушение, — Виктор говорил тихо, но разборчиво. "Пиликающий" оркестр заглушал звуки речи, а губ его никто теперь видеть не мог. — ГэПэУ. Будут стрелять с галерей. У тебя оружие есть?

— Найду, — коротко ответил Лешаков, и Виктор почувствовал, как напряглись плечи собеседника. — Один вопрос… До меня здесь была баронесса…

— Кайзерине можешь доверять, как мне, — сразу же откликнулся Федорчук.

— Чудны дела твои, господи! — покачал головой Лешаков. — Ладно. Тогда, я пошел… по галереям прогуляюсь…

— Спасибо, — сказал Виктор.

— С ума сошел?! — поднял седеющие брови Лешаков.

10. Кайзерина Альбедиль-Николова, Эль-Эспинар, Испанская республика, 21 января 1937 года 13.10

Выступление Татьяна начала с "Бессаме мучо". С сентября 1936, когда вышла пластинка, песня стала просто-таки ультимативным хитом не только по всей Европе, но и по обе стороны испанского фронта. И сейчас — здесь, в Испании — принимали ее, как и везде, впрочем, с восторгом, переходящим в экстаз. Очень подходящая песня. Времени и месту подходящая…

Кайзерина прошлась за спинами зрителей, прижавшихся к балюстраде, остановилась у дверей, ведущих внутрь здания, закурила, стараясь унять разгулявшееся сердце.

"Ну же! Давай!"

Но Тревисин-Лешаков точно так же бесцельно "гулял" по противоположной галерее. Между тем, Таня пела что-то "киношное", народ внимал, а время уходило, и непоправимое могло случиться в любой момент…

"Легионер" вдруг остановился, заговорил с каким-то невысоким парнем в госпитальном халате. Кайзерина насторожилась, но старалась даже не смотреть в ту сторону, "наблюдая" за событиями краем глаза.

"Он?"

У нее не нашлось времени "переварить" тот удивительный факт, что по странному стечению весьма непростых обстоятельств старый парижский знакомый Виктора оказался "своим", хотя разобраться, кто для них здесь свой, а кто — чужой, без поллитры вряд ли удастся. Но и на "пол-литра" времени не оставалось…

Лешаков что-то сказал. Мужчина оглянулся, и рука его скользнула в карман халата. Но Легионер, улыбаясь, сказал что-то еще и положил парню руку на плечо…

"Он!" — поняла Кайзерина, и в этот момент, не прекращая говорить и улыбаться, Лешаков скользнул быстро взглядом поверх головы "раненого" и чуть кивнул.

"Он!"

Кайзерина перевела взгляд на техника-лейтенанта, стоявшего у балюстрады всего в нескольких шагах от нее, и поняла, что не ошиблась. Вересов, два дня проходивший в форме советского командира, появился на галерее в форме испанского сержанта, в пилотке, и в зимней куртке, под которой так хорошо прятать оружие. А сейчас — хотя "зал" в очередной раз взорвался аплодисментами и воплями "Вива Виктория!", смотрел не на певицу, а на Лешакова и чернявого невысокого мужичка, пытавшегося освободить рабочую — правую — руку из цепких пальцев старого бойца.

— Иван Константинович! — позвала Кайзерина, подойдя к Вересову вплотную. — Товарищ Вересов, ау!

— Что?! — Вересов резко обернулся, рука его уже была под полой куртки.

— Буквально на два слова, — попросила Кайзерина и улыбнулась.

Она говорила по-русски, и от удивления Вересов несколько растерялся. Нет, он не потерял контроль над собой или событиями, но все-таки оказался не так сообразителен, как должен. И не так осмотрителен, хотя и то верно — Кайзерина опасной ему не казалась. Повода не давала.

— Баронесса? — спросил он хмурясь.

— Два слова, — напомнила она. — Полминуты.

— Вы?..

— Из той же организации, что и вы…

Кажется, их разговора никто не слышал. Ор стоял невероятный, да и оркестр начинал уже новую мелодию…

"Листья желтые… Однако!"

— Я…

— Я знаю, — серьезно кивнула Кайзерина. — Вы при исполнении, Вересов. Полминуты, и продолжайте "исполнять".

— Хорошо, — решился Вересов. — Идемте!

И первым пошел внутрь здания. Дверь открывалась в короткий коридор — дверь слева и дверь справа, — дальше лежала просторная комната и за ней анфилада комнат-палат, в конце которой лестница на хозяйственный двор.

— Ну! — резко обернулся лейтенант, сделав всего два шага.

— Баранки гну!..

У Кайзерины просто не оставалось ни времени, ни выбора, и она сделала то, о чём знала только теоретически…

Однажды, много лет назад, в Марселе…

GarГon, j'ai pas commandИ un Иchantillon microscopique mais de quoi bouffer. Remplissez-moi mieux mon assiette.

— Знакомься, милая, — сказал Луи-Виктор, — это Гастон Хаш, и он лучше пахнет, чем выглядит, но я думаю, ты и сама уже все поняла…

У Гастона было две клички: Хаш — гашиш, и Херинг — сельдь, но, кажется, он не был сутенером, хотя кто их знает…

— И тогда, — сказал Гастон, вкладывая ей в руку нож, — у тебя, девочка, останется не много времени. Твой враг или убьет тебя одним из тысячи способов, которые знает он и не знаешь ты, или изнасилует, а потом все равно убьет. Ты знаешь, как это происходит? — его глаза налились кровью, и ей стало страшно. — Он завалит тебя на спину, замотает голову подолом платья…

— Не надо! — взмолилась Кайзерина.

Ее охватил ужас, словно, то, о чем говорил Гашиш, происходило сейчас и с ней.

— Не надо!

— Как хочешь, — пожал он широкими плечами. — Но если не хочешь, запомни, у тебя будет время на один удар. Не коли! Ты не пробьешь ему грудь, да и живот пробьешь навряд ли. И потом, если не попала в сердце или печень, тебе все равно конец. Где печень, знаешь?

— Нет, — пролепетала она.

— То-то же! — поднял он указательный палец. — А бить надо так и так, — и тут же показал. — И все. Только нож, — Гастон назвал нож по-цыгански "шурином", хотя до этого говорил "наваж". — Только нож ты держишь неверно. Держать нужно так, — снова показал он. — А бить так…

— Ну! — обернулся к ней Вересов, пистолет был уже у него в руке.

— Баранки гну! — ответила Кайзерина и одним коротким, но сильным ударом клинка, зажатого в руке обратным хватом, перерезала чекисту горло. Раз, и волна крови выплеснулась из широкой и глубокой раны. И ей оставалось лишь скользнуть вправо, чтобы не замараться, и обогнуть заваливающегося назад и хватающегося воздух руками "техника-интенданта".

— Браво, баронесса!

Она успела сделать буквально несколько шагов, миновала проем двери, вышла в пустую просторную комнату и…

— Браво, баронесса! — прозвучало ей в спину. — Славный удар, ей-ей! Работали проституткой в Марселе? Без резких движений!

Кайзерина и сама догадывалась, что резких движений делать не стоит…

— Ах, это вы, товарищ военврач! — сказала она, останавливаясь и плавно поворачиваясь к Володину.

— Руки, — предупредил "военврач", держа ее на прицеле.

— А что руки? — "удивилась" Кисси, рассматривая свои руки. Достать браунинг она не успевала, а у Володина в руке был какой-то длинноствольный пистолет. — И, кстати, дружку своему помочь не желаете? Он, поди, жив еще, но это ненадолго.

— Не заговаривайте мне зубы, баронесса, — усмехнулся в ответ Володин. — Я же врач, не забыли? Приятель мой до операционного стола не доживет, а вот вы еще поживете…

— Так я вроде бы умирать и не собиралась…