Литмир - Электронная Библиотека

И снова "бум-бум". Кто-то барабанил в дверь, мешая Кайзерине жалеть себя, и…

"Бум-бум!"

"Вот же люди! А если меня дома нет?"

Но она была "дома", и потому поползла открывать.

А за дверью нервничали "три богатыря", весьма живо реагирующие на близкие разрывы фашистских бомб: Кармен, Макасеев, Эренбург.

— Кейт! — выпалил Кармен, едва дверь отворилась. — Быстрее!

По-французски он говорил ужасно, но понять было можно.

— Куда? Зачем? — поинтересовалась Кейт, уже понимая, что наклевывается что-то интересное. Иначе "эти парни" не стали бы ломиться к ней заполночь.

— Генерал Дуглас дает нам машину до штаба Урицкого! — объяснил Эренбург. Он был худ, аристократичен, и говорил по-французски как парижанин. Впрочем, он и по-немецки говорил изрядно.

— Саламанка! — выдохнула пораженная услышанным Кайзерина. — Ведь так? Мы едем в Саламанку?

— Ну, не в саму Саламанку, — из-за спин "трех товарищей" появился четвертый, одетый в форму республиканского майора. — Здравствуйте, Кейт, — сказал он по-немецки.

Произношение у Пабло было ужасное — то есть, вполне "рязанское" — но, судя по всему, за прошедшие со дня знакомства месяцы, — а познакомились они в Барселоне в августе, — он "поднабрался" и в немецком, и во французском.

"Способный юноша… и явно с будущим".

— У меня есть пять минут, чтоб собраться? — переходя на деловой тон, спросила Кейт.

— Скажите ей, Илья, — по-русски попросил майор Пабло. — Что у нее есть полчаса.

Хроника событий:

23 декабря 1936 года — Во Франции вышел на экраны фильм "Дуня" (в немецком прокате "Ностальгия"), реж. Виктор Туржанский, в главных ролях Виктория Фар и Гарри Бауэр.

24-25 декабря 1936 года — "Рождественская бойня" в Саламанке. Попытка штурма города советскими танками без пехотного прикрытия. Город взят, но наступление республиканцев остановилось. Погиб в бою командир танковой бригады, комбриг Дмитрий Павлов.

Афиша фильма "Дуня"

Режиссер — Виктор Туржановский.

Сценарий — Раймон Поль.

Композитор — Раймон Поль

В главных ролях: Виктория Фар, Гарри Баур, Жан Маре

"Событие киносезона! Захватывающий фильм из русской жизни по знаменитой новелле Пушкина "Станционный смотритель".

Драма русской девушки, которая из сельской тишины попала в вихрь петербургской жизни… Блестящие балы большого города, развлечения гвардейского офицера, интриги и предрассудки аристократического общества — таков фон, на котором происходит трагедия обманутой девушки и борьба отца за честь своей единственной дочери… Терновый путь Дуни по трущобам Петербурга… Любовь выше карьеры… Два сердца вернули своё счастье… Апофеоз всепобеждающей любви…

Никогда еще драматический талант Гарри Баура, очарование блистательной Виктории Фар и мужественность Жана Маре не увлекали так зрителей, как в этом незабываемом фильме!

"Дуня" — блестящий триумф киноискусства! В роли Дуни известная певица Виктория Фар, которая с невероятным блеском дебютировала в кино фильмом "Виктор, Виктория".

Русская музыка! Русские танцы! Песни Раймона Поля! Постановка всемирно известного режиссера В.Туржанского."

Глава 3

Приключения английского журналиста

1. "Действия сводной маневренной мотомеханизированной группы в Первой Саламанкской операции 1936 года". Оперативно-тактический очерк начальника кафедры Академии Генерального Штаба РККА, комбрига Андрея Никонова (отрывок)

"…Маневренная группа Павлова была создана на базе 4-й мехбригады. Кроме подразделений самой бригады в группу были включены 1-й и 25-й отдельные танковые батальоны стрелковых дивизий корпуса, а также два стрелковых батальона 3-го стрелкового полка. Пять танковых батальонов составляли ударный кулак группы, который прекрасно дополняли три стрелковых батальона, полностью обеспеченные автотранспортом. Для этой цели командование корпуса передало группе треть приданных корпусу испанских грузовых автомобилей…"

2. Степан Матвеев, деревня Пелабраво (в семи километрах от Саламанки), Испанская республика, 23–24 декабря 1936

Комнатка богатого деревенского дома, где заперли Матвеева, — маленькая, но трогательно-чистенькая, почти игрушечная, — наводила на грустные мысли. Небольшое окошко со стеклами в частом деревянном переплёте, узкая — "девичья" — кровать, небольшой стол и единственный табурет, непременное распятие на побеленной стене — всё располагало к молитве, размышлениям о бренности сущего и неспешному прощанию с окружающим миром перед неизбежным переходом в мир иной.

"И дёрнул же меня чёрт не поверить проводнику и выехать на шоссе! Pobrecito! — Степан, сам того не замечая, начал ругаться по-испански. — Loco! Идиот недоверчивый! А Мигель тоже хорош… был… бедолага".

Когда проводник понял, что англичанин хочет выбирать дорогу сам, — обиделся, козел, пересел на заднее сиденье и замолк, надувшись, как мышь на крупу. Ни слова не сказал, когда Степан свернул не налево, к Кальварассо-де-Аррива, а направо, в сторону Кальварассо-де-Абахо. Впрочем, и смерть принял также молча, лишь плюнул в лицо командиру республиканского патруля перед выстрелом… Герой…

С самого начала всё указывало на то, что поездка, а по сути — бегство из Мадрида, лёгкой не будет. Первым "звонком" стала внезапная болезнь здорового как бык Теодоро, выделенного "в помощь" лондонскому журналисту Майклу Гринвуду заинтересованными людьми, и исполнявшего обязанности водителя, охранника, да что уж теперь скрывать подозрения, — и соглядатая, то ли от СИМ, то ли от СИГС. "Тэда" заменили на Мигеля, не умевшего водить автомобиль, зато известного полковнику де Рензи-Мартину чуть ли не с албанских времён. Было и ещё несколько мелких, — похожих на случайности, — штришков… не простых, многозначительных… во всяком случае для профессионала, коим Гринвуд себя не без оснований считал.

"Ага, а в новых обстоятельствах могу перестать им быть. По причине безвременной кончины, так сказать, от рук "кровавосталинской гэбни", — мысли, столь же невесёлые, сколь и неоригинальные, не отпускали Матвеева, заставляя раз за разом прокручивать в памяти события последних часов. Сетовать, однако, он мог только на отсутствие маниакальной подозрительности, так и не ставшей неотъемлемым свойством его характера.

"Паранойя, паранойя, а я маленький такой…" — пропел про себя Степан, в очередной раз и опять совершенно неосознанно перейдя мысленно на русский.

Ну и что с неё толку, — в смысле, с паранойи, — если хозяин не желает прислушиваться к голосу "пятой точки"? Хорошо, что там же, на обочине дороги, не расстреляли вместе с Мигелито. Сразу. Попытались для начала проверить документы у "подозрительного сеньора", плохо говорящего по-испански, одетого более чем странно, и путешествующего в компании явного контрреволюционера. Хоть и не поверили, но протянули время. А потом…

"Потом — не успели".

Ужасно хотелось курить. "Сил терпеть просто нету сил, — каламбурчик неудачный", — подумал Степан, но об "выйти на крылечко" не могло быть и речи. Поэтому, плюнув на отсутствие пепельницы и на окно, добросовестно заколоченное: острия здоровенных гвоздей, блестящие, ещё не тронутые ржавчиной, были загнуты в оконной раме со стороны комнаты, — Степан вырвал из блокнота чистый лист, свернул фунтик, какими пробавлялся в молодые годы в неприспособленных для курения помещениях, и потянулся к портсигару.

17
{"b":"577620","o":1}