Каменев помолчал, обдумывая что-то, затем, посматривая то на Романова, то на Севидова, продолжал:

— Мы хотим помочь Головлеву быстрее закончить проверку Лешковского. Рассчитываем на то, что последний очень хорошо расположен к нашему сотруднику, откровенен и часто обращается к нему за советами. Поэтому мы решили пригласить Лешковского, поговорить с ним.

— С участием Головлева? — спросил Романов.

— Нет, без него. Если Лешковский в беседе с нами начнет изворачиваться, ловчить, то с Головлевым разоткровенничается обязательно. Даже если он и причастен к преступлениям, то от Головлева не ускользнут его дальнейшие действия.

Каменев сделал паузу.

Романов заметил:

— Да, тут есть смысл. Помимо всего, Головлев поможет нам еще и перепроверить этого человека. Приглашайте Лешковского. Только не переборщите с фактами. Но о том, что отпечатки его пальцев обнаружены на бутылке, найденной на месте происшествия, скажите обязательно. Пусть объяснит.

Романов замолчал. Каменев понял это как предложение продолжать доклад. Он доложил о дальнейших действиях Ветрова, Тростника и попросил оказать помощь необходимой техникой.

Толстая, Сашко и Рыжов сидели в парке на траве и совещались. Случилось так, что работники милиции опередили их и обыскали Софкину квартиру. Рыжов зло бросил Толстой:

— Дура! Не отговори нас тогда, так мы уже давно «сделали» бы эту хату и забыли. Старухи соседки испугались! Чего ее бояться. Дали бы по чердаку, и дух из бабы вон.

— Такой куш упустили! — огорченно махнул рукой Сашко. — А деньги сейчас вот так нужны, — он провел ребром руки по горлу.

Рыжов чуть поостыл и, не стесняясь женщины, грубо выругался и сказал:

— Самохина вчера встречал. Говорю, дай «наколку», а он мне — тоже друг называется: «Пока не могу». Какой-то его кореш приехал — из колонии рванул. Самохин теперь с ним и еще с какими-то пацанами дружбу водит. Ну ничего! Придется воды попить из колодца — вот тогда и припомню ему.

— А кто из колонии рванул? — спросил Сашко.

— Да ты должен знать — Драгун. Помнишь, мы с ним однажды на Типографской хату «сделали». Тогда контора сцапала его.

— Конечно, помню. Он тогда все на себя взял, железный кореш.

— Так это же Виктор, — протянула Толстая. — Я хорошо знаю его. Может, с ним встретиться и поговорить?

— Нет. На поклон не пойду! — заявил Рыжов. — Надо что-то другое придумать.

— Мальчики! — воскликнула Толстая. — А у меня идея.

— Какая может быть у тебя идея? — угрюмо проворчал Рыжов. — Уже один раз с этой Софкой выдвинула идею. Старухи испугалась.

— Вот о старухе и хочу рассказать. Сергейчика Владика знаете?

— Конечно, знаем! — отозвался Рыжов. — Да кто его не знает. Иди к пивнушке — всегда там...

— Так вот, — перебила его Толстая, — раньше он за этой Софкой ударял. Думал, на руках понесет, кормить, поить будет. Рассказывал, что Софка много всякого добра у соседки, у этой старухи, прячет. Вот я и предлагаю поживиться у бабки.

— Не брешешь? — оживился Рыжов.

— Ей-богу — не брешу.

— Ну, тогда эта идея подходит, — потер руки Рыжов. — Ах ты, бабуся! Ах ты, одуванчик! Решено — пошли к ней.

Они тут же направились к дому Плетень.

Но их, как и работников милиции, ждало разочарование: старушки дома не оказалось, а «инструмента», с помощью которого можно было открыть дверь, при себе не было.

Сашко внимательно осмотрел дверь и покачал головой:

— Замок иностранный какой-то, ключ не подберешь.

— Фомкой откроем, — небрежно бросил Рыжов, направляясь к выходу.

Они решили подготовить нужный «инструмент» и прийти сюда снова. Но когда немного поостыли, пришли к выводу, что не стоит рисковать: шум, когда станут открывать дверь, может привлечь внимание жильцов подъезда. Договорились ждать хозяйку. А когда появится, рассуждали они, свяжем и заберем все, что понравится. Но вскоре и эта мысль была отброшена. Зачем, мол, подвергать себя опасности: поймают — срок не за кражу, а за разбой.

Постепенно они разработали новый план действий. Это было необычное предприятие, и они втроем направились в универмаг...

Судниковскому было поручено выяснить, где находится соседка Плетень, а если не удастся сделать это, ждать возвращения старушки домой. Попутно капитану вменялось в обязанность не позволять обеим женщинам войти в контакт и изъять похищенные ценности, хранящиеся у соседки Плетень. Но у Судниковского на все было свое мнение, к сожалению, чаще всего ошибочное. Каменев сказал, чтобы он посетил соседей Плетень и выяснил, где может находиться старушка. В душе Судниковский никак не мог согласиться с мнением начальства. Как же, мол, так: ему, блистательному офицеру, способному вершить более значительные дела, вдруг поручают такую простую задачу! Да с ней может справиться любой желторотый юнец! Однако делать нечего — надо выполнять приказ.

Капитан, чертыхаясь, вошел в подъезд, поднялся на третий этаж. Здесь, в тридцать седьмой квартире, проживала Плетень, а в тридцать восьмой — разыскиваемая старушка. Он позвонил в тридцать девятую. Дверь открыла молодая симпатичная женщина.

— Здравствуйте! Разрешите войти?

— Входите, — последовал ответ.

Судниковский вошел и без всяких предисловий, не обращая внимания на хозяйку, начал осматривать жилище. Удивленная столь бесцеремонным поведением незнакомого мужчины, хозяйка сухо спросила:

— Что вам угодно?

— Сейчас скажу, — небрежно бросил Судниковский. Не спрашивая разрешения, он сел на стоящий у стола стул и только тогда заявил: — Я из уголовного розыска. Надо с вами поговорить. Только предупреждаю: не вздумайте лгать.

— Почему вы считаете, что я должна непременно лгать? Это, во-первых, а во-вторых, не кажется ли вам, что такое дерзкое поведение совершенно непозволительно в чужой квартире.

Судниковский, привыкший повелевать, ставить собеседника в неловкое положение, попал в него сам и сидел молча.

Наконец к нему вернулось самообладание, и он пробормотал:

— Я хотел поговорить о вашей соседке.

Но хозяйка была обижена и резко ответила:

— А не лучше ли вам с ней самой поговорить?

Контакт был безнадежно утрачен. Судниковскому ничего не оставалось, как подняться и уйти. Обескураженный, он несколько минут простоял в подъезде и только после этого окончательно пришел в себя. «Тоже мне — принцесса! На козе не подъедешь! — думал капитан о хозяйке. — Не хочешь исполнить гражданский долг, и не надо. Без тебя как-нибудь обойдусь». В голове оперативника мелькнула мысль: «А может, зайти в сороковую квартиру, там поговорить?» Но и это соображение тут же было отвергнуто. «Ну их, прицепились с этой старухой!» — подумал он, выходя из подъезда. А ведь стоило Судниковскому заглянуть в сороковую квартиру, как все прояснилось бы: соседка Софьи Плетень в это время находилась не за горами. Не обратил он внимания и на женщину, с которой едва не столкнулся, выходя из подъезда. А обязан был, поскольку в его кармане лежала фотография Толстой. Именно она и проскользнула в подъезд с той же целью, что и Судниковский. Только преступница Толстая проявила больше настойчивости, чем оперативник Судниковский, который в этот момент спокойно шел по улице с сознанием исполненного долга.

Толстая позвонила в сороковую квартиру, в ту самую квартиру, куда так и не зашел Судниковский. Дверь открыла пожилая дама. Толстая поздоровалась, вежливо спросила:

— Вы не знаете, где хозяйка из тридцать восьмой квартиры? Это моя родственница. Прихожу уже четвертый раз, а ее все нет. Я уже волноваться начала.

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь! Татьяна Николаевна ездила в деревню, а когда возвратилась, Анна Андреевна — вы же, видимо, знаете ее — просит: «Сестрица, поживи недельки две в нашей квартире. Всей семьей на Нарочь отправляемся».

— А почему Татьяна Николаевна должна жить у них эти две недели?

— Так у них же целый зверинец: собака, кот, попугай, две канарейки. За ними уход да уход нужен. Вот Татьяна Николаевна и пошла к ним, а мне адрес оставила. Вам-то он, наверное, не нужен, раз вы родственница?