Он бросил дикий взор на Килли.

— Почему задержка?! Что случилось, черт побери?!

Подскочив к растерявшемуся младшему лейтенанту, он сорвал с него наушники:

— Дайте их сюда, тупица! Уэдди! — закричал он в микрофон. — Боевая рубка! В чем причина задержки? Я дважды нажимал плунжер. Прикажите ракетчикам, прикажите им произвести залп! — В голосе его звучали истерические нотки, он дико размахивал руками.

Первый помощник кинулся мимо него в боевую рубку.

— Отставить! Отставить! — закричал он Уэдди.

Командир боевой части сорвал наушники и удивленно воззрился на первого помощника.

— Уэдди! — задыхаясь, проговорил Каван. — Залпа не будет! Все приказы подложные! Шэдде спятил!

— Но… Но почему они не запустились?.. Ведь он нажал на огневой плунжер! — заикался Уэдди.

— Забудьте об этом. Все это обман, говорю я вам. Приказы были ложные. Приказываю отставить боевую тревогу!

— …Но командир… — ошеломленно произнес Уэдди и посмотрел на экран центрального поста, где бушевал и жестикулировал Шэдде.

— Он свихнулся! Сошел с ума, понимаете? Я беру на себя командование! — с этими словами первый помощник рванулся обратно в центральный пост.

Увидев, что Каван побежал в боевую рубку, Шэдде решил, что он отправился туда выяснить причину, почему ракеты не выстрелили.

— Ну что там, первый? Что случилось? — закричал он. Пот заливал ему лицо, голос дрожал от нетерпения.

Первый помощник остановился и посмотрел прямо в лицо командиру.

— Ничего не случилось, сэр, но ракеты выпущены не будут, — твердо сказал он. — Эти приказы ложные.

Мгновение казалось, что глаза Шэдде вылезут из орбит. С диким воплем он подскочил к первому помощнику и толкнул его с такой яростью, что крупный и тяжелый Каван отлетел к штурманскому столу.

— Проклятый изменник! Как вы смеете?! Это бунт! Вы арестованы! — завизжал командир и обернулся к Аллистэру. — Арестовать его! В карцер, под замок! Боцман! Передайте руль Хиггинсу! Помогите лейтенанту Аллистэру. — Он мял в руках переговорное устройство младшего лейтенанта и закричал в микрофон: — Уэдди! Уэдди! Госс! Немедленно в центральный пост! — Затем повернулся назад и бросил горящий, недоверчивый взор на Саймингтона, доктора, Килли и первого помощника, медленно приближавшихся к нему. Его лицо перекосилось от бешенства. — Не подходите, слышите! Бунтовщики! Хотите помешать ходу истории! — Голос его был безумен, он пританцовывал на месте в припадке злобы. — Аллистэр! Боцман! Арестуйте этих офицеров немед…

Он не успел закончить фразу. Килли набросился на него, и Шэдде оказался на полу. Килли удерживал его за ноги. Каван, доктор и Саймингтон немедленно пришли ему на помощь. Завязалась яростная схватка. Шэдде изо всех сил отбивался руками и ногами.

— Проклятые изменники!.. Предали Англию!.. Обождите, трибунал воздаст вам за это!.. Аааа! Аааа! — задыхался он, барахтаясь на полу и хватая ртом воздух.

Младший лейтенант лежал на полу, держа Шэдде за ноги; первый помощник сидел на груди командира, а доктор и Саймингтон удерживали его за руки.

Шэдде повернул голову и увидел штурмана. Глаза его налились кровью.

— Вы… Вы… — взорвался он и с новой энергией начал отбиваться. — Подлец! Это ваших рук дело… Ваших… — он вдруг обмяк, застонал и принялся едва слышно бормотать: — Пролив Ломбок. Фицхью Саймингтон… Проклятая семейка преследует меня… — На мгновенье он умолк, ворочая дикими, ненавидящими глазами, и затем вновь забормотал: — Ах, Нельсон!.. Счастливое содружество братьев… Прости меня, Нельсон, прости меня…

— Успокойтесь, сэр! — тяжело дыша, произнес первый помощник, желая утихомирить командира, но его голос вызвал у Шэдде новую вспышку ярости.

— Вы обезумели!.. Все вы… Вот увидите, военный трибунал… Считаете себя англичанами… Боже! Вы предали ее… Предали Англию… Свиньи! Идиоты! Я бы заставил Россию встать на колени перед Англией! Сразу прекратил бы все угрозы… Вы помешали мне! Помешали мне!.. — простонал он и откинулся назад, измученный, бездыханный.

К этому времени в центральном посту появились люди и столпились вокруг, недоуменно глядя на то, что происходит. Там были Госс, Уэдди, мистер Баддингтон и оба вестовых. Боцман, Грэйси и Фарелл остановились в растерянности над барахтающимися на полу офицерами.

Галлахер, раскрыв рот, удивленно наблюдал за открывшимся перед ним зрелищем, но никакого участия в нем не принимал.

— Что тут происходит? — спокойно спросил он.

Все еще сидя верхом на Шэдде, первый помощник, тяжело дыша, ответил:

— Скоро узнаете, — затем обернулся к Госсу и Уэдди: — Уэдди, возьмите на себя управление кораблем. Следите за дифферентом! Держитесь этого же курса и скорости! А вы, Госс, снимите боеголовки и как можно быстрее!

— Кто-нибудь подержите его руку… — кивнул доктор на руку командира, которую он удерживал из последних сил, — я сбегаю за шприцем и морфием.

— Как вы смеете! — закричал Шэдде, снова пытаясь вырваться. — Паршивый лекарь! Не вздумайте делать надо мной свои опыты! — Он тут же обмяк, но мгновение спустя диким рывком едва не сбросил с себя Кавана. — Галлахер, Аллистэр! Боцман! — отчаянно призывал он. — Помогите мне! Оттащите этих людей… Они бунтовщики! Они… — голос его затих, и он откинулся на спину, стеная и тяжело дыша, в то время как Госс сменил доктора.

О’Ши вернулся со шприцем. Он обнажил у Шэдде локоть, и быстрым движением вонзил иглу, и под стоны и проклятия командира, который вновь попытался вырваться, ввел морфий.

Лекарство вскоре начало оказывать свое действие, и посредине новой истерики Шэдде впал в забытье.

Первый помощник, Килли и оба вестовых отнесли командира в каюту и осторожно уложили на койку.

С помощью Миллера доктор снял с Шэдде китель, ботинки, развязал галстук, расстегнул воротник. О’Ши печально смотрел на потерявшего сознание человека; он убрал с потного лба прядь волос и со вздохом пробормотал:

— Бедняга, ему пришлось пройти сквозь ад… Следите, чтобы ему было тепло, — распорядился он, обернувшись к вестовому. — Он пробудет в забытьи несколько часов. Мы будем поддерживать его в таком состоянии до самого Блокхауза, а там его положат в госпиталь.

Доктор ушел, и Миллер долго смотрел в бледное лицо, покрытое кровью и потом. Мокрым полотенцем он осторожно стер кровь. Он прислушался к затрудненному и прерывистому дыханию своего командира, время от времени прерываемому стонами, словно это был не офицер флота ее величества, а усталый, долго рыдавший ребенок.

Миллер укрыл Шэдде двумя одеялами и погасил свет. В дверях он на мгновение обернулся.

— Черт возьми, сэр, — прошептал он. — Что они с вами сделали?!

Вернувшись в центральный пост, первый помощник подошел к микрофону. Он все еще тяжело дышал.

— Говорит первый помощник командира корабля. Учение окончено. Отбой. У командира случился сердечный припадок, и он находится под наблюдением врача. Командование лодкой принял я. Все, что произошло сегодня, было всего лишь учебной тревогой. Приказы, о которых вам говорил командир, были выдуманными. Командир хотел провести такое учение, чтобы все сочли, будто это правда. Но… — он хотел что-то сказать, но передумал. — Все вы, я уверен, были обеспокоены и встревожены. Скажу только, что я огорчен случившимся. Должен просить вас из лояльности к вашему командиру и к нашему флоту не рассказывать об этом на берегу. Это наше домашнее дело, и пусть оно останется между нами, в нашей военно-морской семье. Я извещу командование о заболевании командира, и мы ляжем на курс в Портсмут. Утром в воскресенье мы прибудем домой. Все.

В двадцать минут после полуночи курс был изменен, и еще через десять минут лодка всплыла на поверхность и со скоростью шестнадцать узлов направилась на юго-запад.

Дождь прекратился. Дул норд-вест, и море пенилось за кормой. Порывы свежего ветра, врываясь в центральный пост, шум моря, скользящего по обшивке, удары волн о боевую рубку — все это напоминало людям внизу о том, как хорошо быть живым на этом свете, не потревоженном войной.