Том Шепард действительно был без ума от Уин. Он восхищался ее образованностью, ее развитостью и охотно признавался, что она обладает куда более широким кругозором, чем он сам. Ему нравилась ее осведомленность в международных делах. В отличие от Доры, у которой только и разговоров, что про детей да про всякие домашние заботы, с Уин можно было беседовать о куда более интересных вещах. С особым уважением Том относился к религиозным убеждениям Уин, к тому, как умно и понятно она толковала библию применительно ко всему земному, повседневному, практическому, как наставляла его нести слово божье своим братьям — людям, вместо того чтобы заниматься суесловием.

Вот и сейчас, прочитав письмо Уин, Том с удовольствием думал о предстоящей встрече. О многом ему хотелось рассказать ей…

Шэдде не любил приемы и рауты, но не пойти на прием, устроенный английским посольством в связи с заходом «Возмездия» в Копенгаген, он, разумеется, не мог. Прием качался страшно скучно, гости собирались медленно, и Шэдде просто возненавидел и организаторов приема, и всех присутствующих. А тут он случайно подслушал, как Дуайт Галлахер рассказывал группе датчан об истории у Корсёра. Нет, всего разговора он не слышал, но вполне достаточно оказалось и одной фразы: «…Ну и сдрейфил же наш командир, услышав это тиканье!..»

Тут Галлахер загоготал и оскалил зубы, словно изрек нечто невероятно смешное. Конечно, засмеялись и датчане. Шэдде готов был убить американца, но взял себя в руки и дал себе слово сообщить Джорджу Стрэйкеру, что представляет собою этот наглый янки. Кстати, почему Галлахер на всех приемах постоянно выпячивается на первый план? Неужели он не понимает, что это по меньшей мере бестактно, ибо приемы устраиваются в честь королевского флота Великобритании, а не в честь военно-морских сил США?

Стоя в обществе британского посла, датского адмирала и англиканского священника, Шэдде почти не принимал участия в беседе, лишь внимательно наблюдал за происходящим. Вскоре он заметил Килли — с хорошенькой девушкой конечно, тот направлялся к окружавшей Галлахера группе. В дальнем конце зала, около стола с напитками, стояли с бокалами в руках Саймингтон и О’Ши. Интересно, над чем они так дружно хохотали? Корсёр?..

Несколько в стороне, в другой шумной группе, Шэдде заметил Бэгнелла, Аллистэра и Масгрова. Они тоже часто смеялись. Именно из-за такой вот пустой болтовни и глупого смеха Шэдде ненавидел подобные приемы. Над чем тут смеяться, о чем болтать? Он поискал глазами своего первого помощника и увидел, что тот только что откуда-то появился в сопровождения жены посла. Можно не сомневаться, подумал Шэдде, что он закатывал глаза перед какой-нибудь чепуховой картиной, выбирая удобный момент, чтобы упомянуть о королевской семье и о том, что он служил на королевской яхте «Британия»… В этом Шэдде не ошибался. По окончании приема жена посла, беседуя с мужем, так отозвалась о Каване: «Ты знаешь, первый помощник, Бенджамен Каван, ну просто очарователен! Он хорошо знает и королеву, и Маргариту, и Филиппа, и детей. Этот милый офицер служил на „Британии“».

— Значит, дай срок — будет адмиралом, — проворчал посол, с трудом стаскивая носок. После приема у него расстроился желудок, но он по опыту знал, что лучше не уклоняться от разговора с супругой, иначе она закатит ему такую сцену, от которой расстройство только усилится.

Спустя некоторое время Шэдде увидел Риса Эванса и подозвал его к себе. В присутствии Эванса он почувствовал себя спокойнее и тут же решил, что при передаче лодки Стрэйкеру аттестует Эванса с самой лучшей стороны.

Продолжая рассматривать гостей, Шэдде с негодованием заметил, что Саймингтон и О’Ши снова заменили пустые бокалы на полные. Ну что ж, утром он взгреет как следует обоих, напомнит им, что на таких приемах они обязаны вращаться среди гостей и занимать их разговорами, а не набрасываться на даровую выпивку.

В этот момент к Шэдде подошел первый секретарь посольства с интересной молодой женщиной и представил ее как свою секретаршу-датчанку. У Маргрэт были красивые, излучающие тепло глаза и чудесный, заразительный смех. Она сразу понравилась Шэдде. С ней было легко разговаривать. Вскоре между ними завязалась непринужденная беседа, и от плохого настроения Шэдде не осталось и следа. С ним иногда случалось такое, во почему — он и сам не знал.

Рис Эванс, конечно, заметил перемену в своем командире, мысленно поблагодарил датчанку и незаметно исчез. Шэдде даже не заметил его ухода.

Саймингтон издали увидел всю эту сцену и толкнул О’Ши локтем в бок.

— Уж не обманывает ли меня зрение? — шутливо спросил, показывая глазами на Шэдде.

— Ты имеешь в виду нашего командира и ту милую, сдобную пышечку?

— А кого же еще? Ты только посмотри, как старик норовит заглянуть ей за корсаж.

— Вот и прекрасно! Да здравствует обворожительный слабый пол!

Между тем Шэдде решил пригласить Маргрэт поужинать с ним вечером после приема.

— Мне бы очень хотелось,— вполне искренне ответила она,— но сегодня я не могу.

Шэдде с трудом скрыл свое разочарование.

— Свидание с молодым человеком?

Маргрэт звонко рассмеялась.

— Нет, просто с давним приятелем.

— Честно?

— Разумеется, — с очаровательной улыбкой подтвердила она. — Пригласите меня как-нибудь в другой раз. Вы же мой любимый командир британского флота.

Приветливо попрощавшись, Маргрэт ушла.

Шэдде взглянул на часы. Уйти он пока еще не мог, но хорошее настроение, охватившее его от знакомства с Маргрэт, уже исчезло. Все в ней ему нравилось — и звонкий смех, я акцент с которым она разговаривала по-английски, и здоровил цвет лица, и ладная фигура, и ее дружелюбие, словно она знала, что нравится ему и хотела понравиться еще больше. Интересно, сколько ей лет?.. Тут его обожгла мысль об Элизабет, я он в удивлением подумал, что за беседой с Маргрэт позабыл о жене. Нет, даже невинный разговор с этой очаровательной особой — уже измена Элизабет. Надо забыть о Маргрэт…

Размышления Шэдде были прерваны каким-то шумом в дальнем конце зала и звоном разбитого стекла. Обернувшись, он увидел, что официант стоит на коленях, а Саймикгтов и О’Ши, сдерживая смех, склоняются над ним. У Шэдде мелькнула мысль, тут же переросшая в уверенность, что это они во всех виноваты — в течение всего приема они не отходили от столика с винами и, конечно, нализались. Сгорая от стыда и гнева, он подозвал Кавана и прошипел:

— Скажите этим типам, — он кивком показал на Саймингтона и врача, — чтобы они немедленно отправились на корабль. Утром я с ними поговорю.

— Саймингтон и врач, сэр? — удивился Каван.

— Да, черт возьми! Кто же еще?

После приема в посольстве Шэдде настоял, чтобы Эванс поужинал с ним в ресторане. Подобная перспектива вовсе не улыбалась Эвансу, он видел, какое отвратительное настроение охватило Шэдде, особенно после случая с официантом, но отказаться не решился. Когда они вернулись на лодку, Шэдде пригласил Эванса выпить вина. Наполняя рюмки, он продолжал возмущаться поведением Саймингтона и О’Ши на приеме, считая их ответственными за инцидент с официантом. Эванс заметил, что, возможно, они не имеют никакого отношения к случившемуся. Шэдде вначале бурно возражал, но потом несколько успокоился и перевел разговор на предстоящий ремонт корабля и возвращение в Портсмут, однако вскоре начал отвечать невпопад, затем вскочил, подошел к столу, схватил с него письмо командующего подводными силами и швырнул Эвансу.

— Что вы об этом думаете? — спросил он.

Эванс, разумеется, слышал, что Шэдде переводится с «Возмездия» и что новый командир сменит его в Портсмуте — об этом уже знали на лодке все. Однако официально его еще не поставили в известность, поэтому он сделал вид, что слышит новость впервые.

— Очень жаль, что вы покидаете нас, сэр. Но этого следовало ожидать, адмиралтейство, разумеется, не могло долго оставлять на корабле офицера с таким богатым опытом, как у вас.