— Чего ему не хватает, Дасти?

— Спрашиваешь! Будто не знаешь, какой он. У него вечно не одно, так другое. Теперь вот ждет письма от своей старухи, после каждых склянок справляется, нет ли ему почты.

— Чего только женщина не сотворит с человеком! А ведь картинкой ее никак не назовешь.

— Наверное, хороша в чем-нибудь другом. — Дасти дунул на стакан и снова начал протирать его. — В постели, к примеру.

— Когда мы уходим?

— В четырнадцать ноль-ноль.

— Скорее бы. По мне, так лучше Портсмута нет места на всем свете.

В крохотной буфетной громко прозвенел звонок из каюты Шэдде.

— Дасти, его светлость снова требует тебя. Ну-ка, мой мальчик, на полусогнутых!

Миллер поставил на место стакан и торопливо натянул куртку.

— Ни себе, ни другим покоя не дает, — проворчал он, выбегая из буфетной.

Шэдде сидел за письменным столом и что-то писал, когда в каюту вошел Каван. Он повернулся к нему, сухо кивнул и спросил:

— Кайль все ещё не вернулся?

— Нет, сэр. Я отправил на его розыски патруль под командой мичмана Скиннера.

Шэдде нахмурился.

— Никогда бы не поверил, что такое может произойти с кем-то из моих людей. Просто ума не приложу. И матрос-то он примерный, если не ошибаюсь.

— Неплохой, сэр. Но неприятности с ним случались и раньше. Главмех полагает, что ничего особенного не произошло. Шепард думает иначе. По его словам, Кайль большой бузотер. Он вообще удивлен, что такого типа назначили на нашу лодку.

— Надеюсь, его найдут. — Шэдде покачал головой. — Не люблю я вот так оставлять на берегу нашего человека. Этого у нас еще никогда не бывало.

— Уверен, сэр, что мы найдем его.

— Да, да… Ну а теперь несколько вопросов по планам боевой подготовки.

Обсуждая с Шэдде эти планы, Каван все время держался настороже. Он не сомневался, что эти разговоры командира лишь прелюдия к чему-то более серьезному.

— Первый, у вас готова программа для Копенгагена?

— Да, сэр, все в порядке.

— Хорошо. Рад слышать. — Шэдде отложил в сторону авторучку.

Первый помощник продолжал стоять в дверях с фуражкой под мышкой.

— Закройте дверь и садитесь. — Шэдде кивнул на кресло. — Мне нужно переговорить с вами.

Каван сел. «Вот теперь-то и начнется настоящий разговор», — подумал он. Шэдде предложил Кавану сигарету, потом, опустив руки на колени и щуря темные глава, некоторое время молча смотрел на своего первого помощника.

— Вчера вечером в Скансене, — начал он, затягиваясь я выпуская дым, — я ожидал, что вы, как моя правая рука, полностью поддержите меня, когда я объяснял лекарю порядки я традиции, существующие у нас на флоте. Мы оба с вами знаем, что я был прав. Мы оба знаем, что Саймингтон вел себя недостойно. Разумеется, он мог обменяться приветствиями с Грэйси и Спрингером. Ничего плохого в этом нет. Но ему ни в коем случае не полагалось подсаживаться к ним, а тем более пить с ними. Я уж не говорю, что это недопустимо с точки зрения воинской дисциплины — своим поступком он проявил явное неуважение ко мне. И тем не менее вы сочли возможным защищать его. Я спрашиваю: почему?

— Откровенно говоря, сэр, — ответил Каван, глядя прямо в глаза Шэдде, — я не вижу в его поведении ничего предосудительного. Теперь не…

Шэдде поднял руку.

— Меня вовсе не интересует, первый, ваше мнение о том, что предосудительно и что непредосудительно. Я позвал вас сюда за тем, чтобы вы хорошенько запомнили мое мнение. — Он снова затянулся и продолжал: — Вы, кажется, все еще не понимаете, что кроется за всем этим. Дружба между Саймингтоном и Грэйси недопустима. Один — офицер моего корабля, другой — главстаршина. Различие в званиях, положении в обществе, происхождении, воспитании… И вообще, их дружба кажется мне весьма и весьма странной.

— Странной?

— Да, странной… Вы понимаете, что я имею в виду?

— Да, прекрасно понимаю. — Каван с трудом сдерживался. — Но я не могу поверить, что вы говорите серьезно.

— Не можете? Тогда буду откровенным: по-моему, они гомосексуалисты.

— Вздор! — воскликнул Каван.

— Вздор? Так я скажу больше. Вы, вероятно, удивитесь, если я сообщу вам, что недавно видел, как Саймингтон и Грейси вместе вышли из радиорубки…

— Ну и что тут плохого?

— Вы не находите в этом ничего плохого?

— Все знают, что оба они увлекаются фотографией, — резко ответил Каван, чувствуя, что перестает владеть собой. — В радиорубке они проявляют пленки…

— Откуда вы знаете, что они там делают? — перебил Шэдде. — Вы что, были с ними там? Ваша версия об увлечении фотографией неубедительна. Я предпочитаю полагаться на собственные наблюдения.

— И делать из них ошибочные выводы, — бросил Каван.

Шэдде еще больше сощурился, губы его сжались в тонкую полоску.

— Позвольте узнать, — заговорил он ледяным тоном, который так хорошо знали его подчиненные, — позвольте узнать, откуда вам известно, что они ошибочны?

— Любой из нас, кто знает Саймингтона и Грэйси, скажет, что ваши выводы ошибочны и оскорбительны! — Каван понимал, что окончательно потерял контроль над собой и что глупо так вести себя с Шэдде. Довольно! Теперь он будет молчать, пусть Шэдде говорит.

— Знаете, первый, — резко заявил Шэдде, — для меня не составляет секрета ваша уверенность в том, что вы оказались бы более способным командиром лодки, чем я. Что ж, так уж повелось, что каждый первый помощник считает себя более знающим и более подготовленным, чем его командир. Не забудьте, что командир корабля когда-то тоже был первым помощником. Так вот, вы еще сравнительно недавно служите со мной, поэтому советую раз и навсегда зарубить на носу, что командир тут пока еще я, и я буду командовать «Возмездием» так, как нахожу нужным. Это означает прежде всего, что у меня на корабле должна поддерживаться образцовая дисциплина. «Возмездие» не какая-нибудь дрянная посудина с экипажем, набранным из всякого сброда. Наша лодка настоящий крейсер водоизмещением в четыре тысячи тонн. Четыреста двадцать пять футов длины, три палубы, отдельные каюты для офицеров, кондиционированный воздух, сто пять офицеров и матросов, отдельные столовые для главстаршин и старшин и все такое, прочее.

У Шэдде перехватило дыхание, и некоторое время он молчал, сжимая и разжимая кулаки. Потом встал и, гневно взглянув на Кавана, продолжал:

— Надеюсь, вы понимаете, для какой важной цели предназначен подобный корабль. Вам, очевидно, известно, что наши американские друзья содрали с английских налогоплательщиков по тридцать миллионов фунтов за каждую проданную им лодку, вооруженную ракетами «Поларис». Деньги эти израсходованы не для забавы. Если вы как следует поразмыслите над этим, то, возможно, догадаетесь, почему мы затратили такие огромные средства. Или, быть может, вы предпочитаете не думать над столь низменными вещами?

«Издевается, ублюдок! — подумал Каван, не спуская с Шэдде пристального, холодного взгляда. — С каким наслаждением я бросил бы ему в лицо все, что думаю о нем!»

— Меня вынудил к этому разговору тот факт, что ни вы, первый, ни некоторые другие явно не хотите замечать, что происходит вокруг. Вы не хотите, например, замечать, что дисциплина на нашем корабле ниже всякой критики. Там, где начинается панибратство, там кончается дисциплина. Я не потерплю этого! — почти выкрикнул он. — Я не позволю, чтобы мои офицеры якшались с нижними чинами, даже вне службы, на берегу!

Некоторое время они стояли молча, с ненавистью уставившись друг на друга, потом Шэдде отвернулся, подошел к письменному столу и сел.

— По этой самой причине, — продолжал он, — впредь вы будете всегда целиком и полностью поддерживать меня во всем, что касается дисциплины, независимо от того, что вы сами думаете на сей счет. Понятно? Независимо от того, что вы сами думаете или позволите себе подумать.

Не ожидая ответа, Шэдде склонился над столом и принялся что-то писать.

— У вас всё, сэр? — с ноткой иронии спросил Каван.