Леро и Кламмат продолжили путь. Вскоре ущелье закончилось, расколовшись на два рукава. Кламмат пошел направо. Еще полчаса дороги вывели на другую сторону кряжа, в нагромождение глыб, рассыпавшееся осколками по восточному склону. Под ногами стелился каменной лентой узкий — метров пятьдесят — скальный балкон. Балкон обреза́лся обрывом, за которым на весь горизонт расстилалось коричнево-бурое море. Бледный белесый диск солнца, застывший над лесом, наполнял желтовато-сизым сиянием дрожащую дымку — она трепетала в воздухе, скрадывая детали и размывая угрюмую перспективу. На горизонте, однако, градусов тридцать к востоку, различалось нагорье, выступавшее из плоскости лиственной массы сплюснутой кучкой бугров.

— Нам туда, — указал Кламмат. — Еще трое суток. Если ничего не случится.

— Пусть только попробует, — хныкнула Леро, осторожно шагнув на выступающий камень и оглядывая простор — впереди, под ногами, по сторонам. — А почему станцию поставили там, а не здесь? — она оглянулась на склон холма, который рассекало выведшее их ущелье.

— Причин много. Например, самое сухое место.

— Ну, отсюда тоже быстро стекает?

— Стекает еще лучше, но здесь выше. Джунгли ниже, низинный ветер гораздо слабее. Для навигации чем слабее низинные ветры, тем лучше.

— И видно оттуда получше, чем здесь, — Леро обернулась назад.

— Да, вокруг ничего нет, тоже причина. Еще важно — при аварийной посадке падаешь в лес, а не в камень, — Кламмат перевел руку на скалы. — Больше шансов сохранить машину в накале. В рабочем состоянии, если по-вашему... Еще много чего.

Спустившись сквозь россыпь, Леро и Кламмат оказались на скальном балконе. Кламмат пересек полосу, остановился на кромке обрыва, стал изучать ландшафт. Леро доковыляла за ним, долго стояла, вглядываясь в дрожащую желтовато-сизую пелену. Внизу, в головокружительной глубине, в трепещущей дымке, вдоль обрыва стелилась жирная черная лента. Река была неширокой — или так казалось с высоты обрыва? — и на другом берегу, сразу в воде, начинался угрюмый буро-коричневый лес.

Плотной волной ударил холодный ветер; Леро закашлялась, схватилась за грудь.

— Опять...

— Сейчас будет еще тяжелее, Леро, — Кламмат оглядывал кромку обрыва. — А я даже нейтрализатор не могу отодрать.

— Что за дурацкий комплект, — Леро смотрела на мрачное море леса. — Нет ничего запасного.

— В комплекте все работает до тех пор, пока работает сам комплект, — Кламмат поднял стереомат на шлем, обернулся, усмехнулся мягко. — В комплекте ничего не ломается, Леро. И все интегрально. Кроме стереомата — он снимается потому, что привязан к боевой единице.

— Как бы личный?

— Да. Когда, например, меняешь комплекты — свой оставляешь себе... А нейтрализатор — на тебе он просто не будет работать. Зона питания — тридцать сантиметров от костюма. Поэтому потерпи еще трое суток. На борту починим тебя и почистим, будешь как новая. Нам еще трое суток — до критики не дойдет, даже шрамов не будет.

— Ну, будут — и пусть, — Леро вытерла слезы. — Мне уже все равно. Я все равно дура и никому не нужна. Раз в жизни захотелось какого-нибудь приключения... На́ тебе приключения, идиотка. Съездила на озера, — она опустила глаза, вздохнула. — Ну, дай таблетку тогда хотя бы. Ну три ведь дня осталось. Не умру я от твоей таблетки за еще трое суток.

— Дам, внизу. И то, когда будешь падать. Леро, ты на самом деле не знаешь. Плюс к тому, что это сама по себе гадость, капсулы рассчитаны на определенный метаболизм. Эти — на мой. Это не стандарт-комплект, это наш, особый. У нас даже в кинестазис костюма вшивается пэ-пэ-эр — персональная плазмостатическая реакция. Вероятность рекуперации намного выше... Тебя никто не сканировал, тебе нужен другой состав. Работать они работают, но вероятен алиенарный шок. А ты их уже целый блистер.

— Если на твой, все будет нормально, — ответила Леро вредно. — Я тебе говорю, что ты дурак и ничего не понимаешь. Я тебя сейчас тресну. Дай таблетку. У меня уже нет сил, терпеть. Честное слово. Смотри, — она протянула руки, — видишь, уже не заживает, вообще ничего. Кровь идет и не сворачивается. Если думаешь, что это не больно, ты индюк. А дышать вообще уже не могу. Сейчас спустимся, — она махнула на лес, — опять кровью буду плеваться. Я удивляюсь, что еще говорить могу. Ты дурак. Дай таблетку.

— Тащи, — Кламмат обернулся ранцем.

Леро отцепила голубой клапан, достала аптечку.

— Я правда всё съела... Тут четыре осталось... Все, больше не буду, — она защелкнула клапан.

— Бери.

— Не возьму. Вдруг тебе надо будет? А там только четыре осталось.

— Бери!

— Не возьму! — Леро шлепнула Кламмата по плечу. — Вдруг ты, дурак, еще в какой-нибудь шок попадешь?

— Не попаду. Бери!

— Обещай!

— Обещаю. Бери капсулу и пошли.

— Все, обещал, — Леро вздохнула, взяла капсулу, помешкала, все-таки проглотила. — Попробуй теперь попади только. Осталось три. А нам идти еще. По этому аду, — она обернулась на дымчатый лес.

Они пошли вдоль обрыва на юг. Леро едва ковыляла, с каким-то остервенением ожидая, когда, наконец, начнет действовать капсула, и леденея от мысли, что капсула вдруг не подействует. Сегодня стало понятно, что сил идти нет, просто нет сил. Боль уже не пугала; Леро вытерпит все, даже в три раза больше, чем уже натерпелась — просто не было сил. Какой ужас — зависеть от какой-то маленькой белой пилюльки!

Леро подумала — за всю жизнь она выпила пару десятков таблеток, всего; и то обезболивающих, когда получала травму, — чтобы легче было терпеть. Опять терпеть... Вот она, в этом адском кошмаре, сейчас как-то идет, как-то бормочет, как-то соображает — наверно, некий запас здоровья у нее все-таки неплохой. Во всяком случае, сейчас стало ясно, как правильно поступала Леро, когда всякий раз старалась здоровье беречь. Лишний раз не съесть чего-нибудь «вкусненького», лишний раз не «побаловать себя любимую», как-нибудь, и, самое главное, лишний раз не потратить нервы — сердясь, обижаясь, доказывая, что кто-то неправ... Какое мне дело, что кто-то неправ? Главное, права я сама, и я это знаю. А остальные — придурки.

Ну когда же подействует капсула... Идти не могу, упаду... Вот, падаю наконец...

— ...Леро, — она очнулась оттого, что Кламмат поднял ее с земли. — Леро!

Она замерла на коленях, оглядываясь и соображая.

— Сил нет... Упала... Сейчас, подожди, таблетка подействует... Пять минут...

— Леро, проблема, — Кламмат в который раз оглядел высокий обрыв. — Нет ни одного нормального спуска. Обрыв понижается, сходит на нет, но это там, — Кламмат указал на юг, — километров двенадцать. Крюк, какой мы не можем себе позволить.

— Я не дойду...

— Видишь, утес?

Кламмат указал на каменный выступ, торчащий над сально блестящей гладью реки. Он нависал огромным клыком, выступая из массы обрыва, образуя под собой многометровую пустоту.

— Нет стены и хорошая глубина. Леро, мы будем прыгать.

— Что?! — она в секунду очнулась. — Там высота километр!

— Семьдесят восемь метров.

— Ты что, дурак?! Я не смогу! — Леро поднялась, едва устояв на ногах, закашлялась. — Семьдесят восемь метров! Ты что, дурак, что ли?! Нет, мы пойдем в обход! Я лучше бегом, но в обход...

— Леро, мы потеряем день. И там, — Кламмат перевел руку снова на юг, — там идти намного труднее! Там лес почти целиком на болоте! Потеряем даже не день! Будем прыгать.

— Я не буду! — Леро закрыла руками лицо. — Ты что, дурак... Я умру... У меня ведь сердце порвется... А как прыгать, куда?! — она отняла руки, подскочила к обрыву. — В кислоту?!

— Это не кислота, Леро, спокойно, — Кламмат подошел за ней, посмотрел в дымчатую глубину. — Течет с севера, там кислоты не бывает. В кислоту я бы прыгать не стал и сам — комплект у меня обычный.

— А почему, кстати?! Бросили, и даже без герметичных комплектов?! Ведь кислота! И тэ-гэ-эс нет! Ложись умирай?

— Леро, я тебе уже говорил. Все сидят и ждут базовый борт — давно. Который, кстати, будет вот-вот. Это мы с тобой, повторяю...