Искры звезд и облака туманностей, которые отсюда были видны очень ярко, струили хрупкий бриллиантовый свет. Стены ущелья, пронизанные загадочным минералом, сверкали в ответ небесам самоцветовой паутиной — когда глаза забыли свет заходящего солнца, им хватало этого бледного блеска, чтобы находить дорогу среди крошеных камней. Кламмат шел, останавливаясь у черных провалов пещер; направив стереомат, он изучал интерьер, шел дальше, исследовал новый вход, пока, наконец, не нашел что было нужно.

— Переночуем здесь, — он обернулся к Леро. — Она неглубокая, но дно внутри поднимается. Не утонем, — он указал на восток.

Леро посмотрела вперед — над дальним концом ущелья звездный ковер растворялся в неясном мраке.

— Ветер сюда не проходит, — кивнул Кламмат. — Можно дышать. Внутри вообще будет нормально, — он повернул и прошел под свод.

Они присели, прислонившись спиной к стене. Капсула переставала действовать; тело снова наливалось болью, камень пронзал вяжущим холодом.

— Дай таблетку... — язык еле двигался.

— Пока можешь — терпи.

Кламмат встал, отцепил карабин, снял ранец. Расстегнув клапаны, снял костюм, вывернул наизнанку и устроил из него подобие кресла — сиденье-подстилка на пол и подкладка-спинка к стене. Леро пересела на плотную, какую-то как бы упругую ткань.

— Такой обалденный... Так тепло и уютно.

— Не выдумывай, — Кламмат отстегнул клапан на ранце. Во тьме засиял зеленый глазок статуса группы питания. Глазу, давно привыкшему к темноте, огоньков ранца и карабина вполне хватало.

— Клам, а что там случилось? Перед камнями, когда сгорел этот другой, с разрядником...

— Парный разряд, — сказал Кламмат, присев рядом и вытянув ноги. — Бери шоколад, — Кламмат вытащил плитку. Упаковка замерцала мягко в свете маленьких огоньков.

— Нет... Что-то не хочется... А ты почему не ешь?

— То же самое.

— Ты уже несколько дней «то же самое». Разве так можно?

— Можно.

— Ну, и дурак... Ну ничего, когда отсюда выберемся, я за тебя возьмусь. Сейчас устала... А ты таблетку еще не даешь.

— Леро, я тебе говорил, — сказал Кламмат устало. — Постоянно нельзя. Только когда невозможно терпеть. Так, что, например, мешает идти.

— А что может быть?

— Можешь просто упасть и дальше ни шагу.

— А ты меня понесешь... Парный разряд — ну да, вокруг тогда вспыхнуло как-то странно... Ну, а с тобой что случилось?

— Индуктор защиты на самом деле — костюм. Радиусы защиты — как бы его «аура». Не знаю, как объяснить без терминов... В трех словах, есть такое понятие — радиус. Оно определяет тактику ландшафтного боя. Радиусов бывает четыре — два внешних, два внутренних. Внешние радиусы определяют эффекты атаки, внутренние — эффекты обороны. Костюм непосредственно определяет внутренние. Радиус активной защиты — от шести до двенадцати метров, и радиус внутреннего предела — от трех до шести. Между ними получается зона активной защиты. Начинается, усредненно, здесь, — Кламмат потрогал подстилку, на которой расслабилась Леро, — а заканчивается, соответственно, там — где радиус активной защиты.

— Тэ-гэ-эс?.. — пробормотала Леро.

— В том числе. Пришедший заряд проникает под радиус активной защиты — на определенную глубину — и там как бы вязнет. Посредством такого проникновения заряд собственно и нейтрализуется. Это проникновение называется «пробой». Есть такой термин — глубина пробоя...

— И если глубина до радиуса внутреннего предела...

— Плазмостатический шок. При определенной конфигурации разрядов плазма в зоне активной защиты как бы «становится». И костюм, как связанный индуктор, «перегревается». Не в прямом смысле, конечно, ты поняла... У сосунков это называется «хлебнуть нирваны». Очень неоднозначное состояние — не мертвый, но и не живой как следует. Все реакции заторможены, происходят, но медленно и нестабильно. Через сутки эта «нирвана» проходит — иногда дольше, зависит от магнитного поля точки. Обычно проходит. Если нет — нужна специальная камера, в стационаре... Иногда помогает.

— То есть? — Леро бессильно повернула голову.

— Летальность — шестьдесят восемь процентов. Это все обратная сторона медали, потому что, повторю, индуцирует шок костюм, — Кламмат снова потрогал ткань, на которой расслабилась Леро, коснулся колена. — Мне повезло, — сжал колено спокойными пальцами. — И особенно повезло, когда лежал без сознания, — Леро различила, как он улыбнулся. — Теперь моя очередь.

— Лучше не надо, — Леро положила свою ладонь на ладонь Кламмата. — Давай без контуберналов. Ведь можно и так быть вместе, — она сжала ладонь. — Без плазмостатических шоков. Без глубины пробоя...

— Я буду рад, если получится. Нам идти почти сто километров. Там будут болота — уже с кислотой. И там будут они.

— Ну и пусть. Здесь их нет, — Леро придвинулась к Кламмату. — Давай я тебя покормлю, все-таки, — она забрала у Кламмата шоколад, распечатала. — Спасу во второй раз. А то умрешь теперь с голоду, — она отломила кусочек, поднесла к губам Кламмата. — Ешь, и не спорь.

— Я не хочу, правда, — он взял Леро за руку, прижал к губам. — Давай завтра. Сегодня твоя очередь, — он отобрал кусочек, положил Леро в рот.

— Все съем, и тебе ничего не останется... Я так устала, — Леро положила голову Кламмату на плечо. — А еще идти столько...

Во мрак пещеры ворвался сиреневый призрак — отсвет молнии. В тишине послышался шелест подходящего ливня.

— Леро, иди ко мне, — Кламмат перетянул ее на колени, взял костюм, развернул, накрыл. — И так нежарко, а ливень холодный.

— Мне тепло, — Леро обняла его и приникла, не выпуская ладони. — Ты ничего не понимаешь... Ты мне, кстати, про себя ничего и не рассказал. Вообще ничего...

— Ты не спрашивала. Это во-первых. Сама про себя тоже ничего не рассказала — во-вторых.

— Ты не спрашивал... Это во-первых.

— Неправда, — Кламмат обнял ее за плечи, прижался щекой к щеке. — Спрашивал.

— Что-то не помню... Что именно?

— Где ты живешь.

— Я сказала? — Леро повернула голову, их губы встретились.

— Сказала...

— Ну да... — прошептала Леро неслышно. — Правда... Помню. Так домой хочется... Я живу в горах и на озере... Знаешь, как у нас здорово...

— Леро! Ты горячая и дрожишь.

— Мне не холодно... Мне хорошо...

Леро поцеловала его. Долго не убирала губ; наконец, отвернулась, перевела дыхание, вернула голову на плечо. Кламмат взял ее руку и снова прижал к губам.

— Там уже дождь, — прошептала она.

Они долго сидели, слушая шелест дождя. Отблики молний рисовали на стенах расплывчатые узоры. Гром пробирался сквозь дождь мягкими глухими толчками. Сухой холодный воздух пещеры застыл, словно остекленел. Зеленые звездочки элемента и группы питания, зеленый глаз статуса карабина светились спокойно и мягко.

— Мне так хорошо... — прошептала Леро в плечо. — Как не было никогда, в жизни... — она старалась справиться с дрожью, но тело не слушалось. — Я, наверно, хочу умереть... — шепот тоже дрожал. — Потому что так больше никогда не будет...

— Мы сделаем так, что будет, — сказал Кламмат, поглаживая изрезанное плечо. — Только потом... Сейчас спи.

— Сделаем... — Леро поняла, что по щекам текут слезы. — Только я не умею... Ты мне расскажешь?.. Покажешь?.. Я только мечтала... Так хочется, а так боюсь...

— Я тоже не очень умею... — сказал, помолчав, Кламмат. — Жизнь, в общем, ушла в никуда. Даже этому не научился как следует.

— Вот будем учиться, вместе... — слезы стекали с горячих щек, падали в темноту. — Есть ведь такое, что одному вообще не получится...

— Есть, — Кламмат приник губами к плечу, замер. — Если теперь мы дойдем, то только потому, что вместе.

— Я не брошу тебя... — прошептала, забываясь, Леро.

* * *

Утро пришло сухое, прозрачное, ясное. Бледный диск солнца только что выбрался из-за горба, в который упиралась расселина, и посылал косые лучи вдоль стен. Сверкающий минерал переливался в утреннем свете, бросая теплые зайчики в холодные тени. Все было влажное, но идти было безопасно — вся кислота стекла, камень под подошвами почти не скользил.