— Заткнись, праведник. Это во-первых. Во-вторых, я тебе говорил. Это на вид они тупые и неповоротливые. Вообще они развивают шестьдесят километров в час. Если тебе неизвестно. А биодинамика у них такая... От импульса боли до полной группировки в панцирь — шесть десятых секунды. При том, что весят под полторы тонны. А ты, как я понимаю, не в курсе, каков минимальный интервал накопления на этой модели? — Хайдег повертел карабином. — Увы, Гуммо, хреново быть идиотом. Если в локальном бое не отключаешь очередь — наслаждаешься своим вторым же разрядом. Рефлекс, как тебе, может быть, неизвестно, теоретически может равняться разряду. А разряд, Гуммо, получен не откуда-то из под радиуса. А вот он, тут, рядом и свеженький. Первый рефлекс твой барьер разливает и уходит в глубокое накопление. Ты в курсе, что бывает вообще? Когда получаешь разряд в интервал накопления? Правильно, Гуммо, — очень часто играешь в плазму. Оно, Гуммо, вообще так. Чем ближе источник разряда, тем глубже пробой. А тут, считай, поджариваешь сам себя. Вероятность игры в плазму зашкаливает за сто сорок шесть процентов. С какого курса Академии тебя прогнали? Ах, это не тебя, это Камбетэ. Земля ему пухом.

— Нам еще долго?..

— Это зависит от тебя, Гуммо, — хмыкнул Хайдег. — Мы здесь в гостях, и встретим еще не одну. Знаешь, иди впереди. Если решишь пристать еще к одной... Я тебя пристрелю сразу, чтобы больше никаких эксцессов. Только не забудь выйти из радиуса, — Хайдег поднял на Гуммо ствол. — Ну! Встал и пошел. Впереди.

— Хайде!.. — Гуммо уставился на карабин, затем на Хайдега. — Ты...

— Встал и пошел. Ну! — Хайдег ткнул стволом Гуммо в грудь.

— У меня тоже. Есть. Ствол, — Гуммо сжал рукоять карабина.

— Ну, так стреляй. Охотник на черепах. Ну?

Гуммо молчал, не разжимая руки.

— Встал и пошел. И быстро. Я тебе говорил, что после такой пачки по этому панцирю мы засветились конкретно. Он теперь скорректируется и где-нибудь схватит приоритет. Нет, я тебя все-таки пристрелю. Что я с тобой разговариваю, вообще?

Они шли весь день, петляя между кустов; восточный кряж приближался. За день им встретилось еще несколько черепах; Хайдег каждый раз предупреждал, что если Гуммо вздумает к ним подойти, то Хайдег заряда не пожалеет. Когда надвинулись сумерки, заросли бокалов-кустов закончились, Хайдег и Гуммо вышли на бугристую плоскость. Вершины бугров поросли пучками полупрозрачной травы, которая сходила на нет к подножиям, обнажая темную серость камня.

Хайдег остановился, Гуммо стал рядом, тупо оглядываясь. Впереди, метрах в пятнадцати, пространство между буграми пересекла черепаха. Гуммо стоял и таращился вслед скрывшейся черепахе, Хайдег озабоченно изучал антураж.

— Привал, — сказал наконец он. — Устал и не соображаю. А антураж самый левый. Это называется «дисперсные группы объектов на базе блюдчатой плоскости». Кам, прости его Космос, уже должен был знать... Поднимаемся вот на этот, — он указал стволом, — и спим.

Гуммо, звеня карабином по гравию, заполз на верхушку бугра и рухнул. Хайдег был уже наверху; пару минут он стоял, все также осматриваясь, затем, наконец, скинул ранец, присел в колючий ковер травы.

— Гуммо, если завтра будешь так же тупить, мы погибнем, — он открыл клапан, достал новый брикет, распаковал, откусил. — Антураж левый, дальше, — он кивнул на восток, жуя, — еще хуже, чем было. Спуститься с предгорий можно только здесь. Завтра мы их обязательно встретим. Как понял? Ты слышишь вообще, кретин?..

— Понял, заткнись... — Гуммо поднялся на четвереньки, с трудом скинул ранец, привалился к нему спиной.

— Ты хотя бы сиди на месте, куда посажу, — усмехнулся Хайдег скривившись. — Как минимум больше шансов выжить. Если еще не понял.

— Понял, заткнись, — Гуммо с третьей попытки отодрал клапан, выдернул свой паек, разодрал упаковку, зачавкал. — Сколько еще идти?

— Это зависит от тебя, если еще не понял.

Они молча дожевали паек, улеглись в стеклянной траве и уснули.

* * *

— Пока никого, — сказал Хайдег. Он стоял на вершине бугра, в очередной раз осматривая горизонт. — Мы хорошо забрали на юг. Теперь, Гуммо, главное — не просволочить запас.

— Не просволочим, — угрюмо отозвался тот снизу. — Сколько еще?

— К вечеру будем, — Хайдег подхватил ранец и, хрустя стекловолокнистой травой, стал спускаться.

— Будем где?

— В скалах.

— В каких скалах?

— За которыми та река.

— Какая река?

— Та.

Хайдег спрыгнул со склона, ткнул Гуммо стволом.

— Вперед.

Они шли и шли, петляя между бугров. Каждые пятнадцать-двадцать минут Хайдег поднимался на очередную вершину и делал очередной скан. Антураж был спокоен; можно было идти дальше, не меняя направления и не сбавляя скорости. Хайдег спускался, подталкивал Гуммо стволом, они шли дальше. Гуммо вскоре снова перестал реагировать на окружение и шел, механически переставляя ноги и уставившись в точку перед собой. Стало темнеть; Хайдег сделал очередной обзор; Гуммо очнулся, посмотрел на вершину, с которой спустился Хайдег.

— Что ты носишься, как шарик в периметре?.. Мы же их хлопнули, там, — он махнул вялой рукой на запад.

— Очнулся? Может быть, хлопнули. А, может быть, нет. Ты видел био? Парный разряд. В общем — ноль шансов, да, только ты знаешь, что такое уравнение эффекта воздействия? Чем дальше под радиус, тем больше роль внешних факторов. В частности, тэ-гэ-эс. Ты, кстати, знаешь, что такое тэ-гэ-эс? Прости, конечно, за глупый вопрос. Вперед, — Хайдег воткнул ствол Гуммо в спину.

Наконец, цепь скалистых холмов приблизилась и выросла над поросшими стеклянной травой буграми. Хайдег взбежал наверх для очередного осмотра и на этот раз стоял дольше обычного. Гуммо, проскучав внизу, вскарабкался тоже.

— Ну? — сказал он безучастно, оглядываясь.

— Там ход, про который я говорил, — Хайдег указал на юго-восток. — Про который ему неизвестно. Сворачиваем.

— Спасибо Животному за такую четкую схему, — вяло гигикнул Гуммо. — Будет земля ему пухом.

— Я бы на твоем месте не веселился. Земля пухом должна была быть тебе. Ты считал, сколько раз?

Они спустились, пошли. Хайдег свернул на юго-восток, и через час они вышли к подножию скалистой гряды. Свернули на юг, двинулись параллельно цепи сплюснутых скал и шли еще час. Затем Хайдег снова изменил маршрут; свернув на восток, он стал пробираться вверх по склону, с трудом выбирая дорогу в крупном отломе. Гуммо, ругаясь и возмущаясь, потащился за ним.

Они выбрались в небольшое ущелье между крутыми боками холмов и двинулись, переступая через зубья разбитого камня. Гуммо спотыкался, падал, ронял карабин, подбирал; скулил, ныл, ругался. Наконец Хайдег свернул направо в узкий проход; протиснувшись, они выпали в коридор, уводивший на юг сквозь скалистый массив кряжа. Они шли какое-то время, стиснутые с боков коричнево-серым камнем, пронизанным мелкодисперсной породой, которая светилась и бросала сухие искры, пронзающие полумрак тусклыми звездами. Вдруг Гуммо завизжал как резаный.

Хайдег обернулся — Гуммо стоял, замерев, в шести метрах, вскинув ствол карабина. Посередине между ним и Хайдегом в камнях затаилась змея. Черное туловище с цепочкой бледно-фиолетовых звезд тускло блестело. Раздвоенный хвост замер над камнем, обе головы нацелились в Гуммо. Гуммо визжал; тошнотворный визг резонировал в каменном коридоре и бил по ушам.

— Не стрелять! — заорал Хайдег. — Кретин! Ты в комплекте! Не стре...

Гуммо всадил разряд. Хайдега отшвырнуло; он, успев сбросить стереомат (чтобы не сцепило с шлема) и не успев поэтому сгруппироваться, воткнулся головой в скалу. Полминуты он лежал, не в силах пошевелиться; затем, с третьей попытки, поднялся на четвереньки, затем на колени; сел, прислонившись спиной к стене. Осмотрел костюм — визуальных повреждений нет; огонек статуса в поле стереомата — «норма», зеленый. Затем огляделся — камень метров на двадцать в каждую сторону был обуглен; в месте, куда вошел фокус разряда, дымилась воронка. Остывающий камень трещал.