Рюмин, Судейкин, Бочаров и другие добирались из Лорьяна до Парижа пешком. Той небольшой суммы денег, которой снабдил их Беньовский, еле-еле хватило на скудное пропитание. Питались прошлогодней картошкой, которую покупали у крестьян и пекли на костре. У костра же и ночевали. Иногда жалостливые крестьянки выносили им кувшин молока. Если же заставал дождь, просились на один из постоялых дворов, часто попадавшихся на пути. Вот так и добрались до Парижа.
Российский дипломатический представитель не носил высокого ранга посла, даже ранга посланника или полномочного министра. Он был лишь резидентом, то есть носителем самого младшего звания, какое мог иметь дипломат, представляющий свою державу в стране пребывания. На это имелись свои причины. Отношения России с Францией были более чем прохладные. Во время Семилетней войны Французское королевство оказалось союзником Пруссии, с которой Россия в союзе с Австрией вела войну. Во время очередной русско-турецкой войны Франция оказывала султану всяческую поддержку, поддерживала она и Барскую конфедерацию, вооружённые силы которой в конце концов возглавил французский генерал Дюмурье. По всем этим причинам российское правительство не спешило назначать в Париж дипломата более высокого ранга или повышать дипломатический ранг Хотинского, остававшегося только резидентом. Отношение к резиденту иное, чем к послу, и Хотинский не раз испытал это на себе. У посла или посланника верительную грамоту принимает сам венценосный глава государства, у резидента же — только министр иностранных дел. Послу или посланнику всегда открыта дорога к министру для частной или официальной беседы, если этого требуют интересы двух государств. Резидента министр редко принимает сам, а перепоручает своим помощникам.
И всё же российский резидент Хотинский был наделён всеми полномочиями дипломатического представителя Российской империи и нёс на своих плечах нелёгкое бремя повседневной рутинной практики взаимоотношений двух крупных держав. Он не был яркой звездой в истории русской дипломатии, не вошёл в обойму выдающихся творцов внешней политики. Это был рядовой усердный чиновник, стремившийся по мере своих средних способностей и возможностей выполнять с помощью небольшого посольского персонала свою непростую миссию.
Привычный ритм жизни дипломатического представительства однажды нарушило появление у его ворот небольшой толпы запылённых, оборванных людей с жалкими узелками и котомками. Их было тринадцать мужчин и одна женщина. Напоминали они заправских бродяг. Двое были босоноги — разбитые в пути сапоги пришлось выбросить.
Привратник не пропустил во двор непрошеных гостей, не внушивших ему доверия, и задвинул металлический засов ограды. Но люди заголосили, загалдели на все лады, стараясь убедить сурового привратника, отставного солдата, в том, что они русские, пришли за помощью, желая возвратиться на родину. Он доложил младшему из секретарей, обычно принимавшему посетителей, какие попроще. Тот вышел к ограде, приказал пропустить их во двор. Усталые люди побросали свои узелки и котомки и опустились на землю.
— Кто из вас старший?
— Вроде бы я, — отозвался Рюмин.
— Что привело вас сюда?
— Нужда великая и тоска по матушке-России. Коварством и обманом завлёк нас мошенник Беньовский в дурное дело.
— Так вы люди Беньовского, беглые?
— Не называй нас, ваше благородие, людьми Беньовского. Кривой дорожкой хотел нас увлечь сей лиходей, да не вышло. Разошлись наши пути-дорожки. А за прегрешения наши Господь Бог наказал нас страданиями.
Эпопея Беньовского была Хотинскому и его секретарям известна. Резидент информировал графа Никиту Ивановича Панина, возглавлявшего коллегию иностранных дел, о появлении в Париже сего беглого каторжника и мошенника, покровительствуемого, как доверительно сообщил один осведомлённый правительственный чиновник, самим герцогом д’Эгильоном. К донесению Хотинский приложил пачку парижских газет с очерками и статьями Мориса Августа, обращая внимание Никиты Ивановича на враждебную антироссийскую направленность публикаций.
Секретарь провёл Рюмина к резиденту. Рюмин настоял на том, чтобы к ним присоединился и Судейкин — один ум хорошо, а два лучше. Остальным была предоставлена возможность отдыхать во дворе после утомительного пути. Хотинский терпеливо выслушал одного канцеляриста, потом другого, не перебивая. А когда они завершили рассказ, сказал:
— А история, если верить вам, совсем не такова, как описывает её Беньовский.
— Враль он первостепенный, мошенник! — воскликнул Рюмин.
— Похоже, что вы правы. Что же с вами будем делать?
— Помогите до России добраться, вашество. Век будем за вас Богу молиться, — взволнованно сказал Судейкин.
— Думаете, это так просто? На то нужно разрешение императрицы. Нужны деньги на дорогу. От Парижа до Санкт-Петербурга, как вам известно, далече.
— Далече, батюшка. Ты уж не оставь нас своей милостью. Отпиши императрице.
— Напишу графу Панину. Он, можно сказать, правая рука у государыни по иностранным делам. Пишите челобитную, умоляйте о помиловании и изложите подробнейшим образом все ваши злоключения, как мне об этом только что рассказали.
— Я прихватил журнал морского путешествия, написанный моей рукой, и карту пути от Камчатки до Макао, — сказал Судейкин.
— Прекрасно поступили. Журнал и карту тоже приложим к депеше.
Людей накормили, кое-как пристроили по пустующим помещениям. Здание представительства было рассчитано на более внушительный штат, и поэтому многие комнаты пустовали. Рюмин засел писать челобитную. Секретари снабдили его бумагой и чернилами. Текст этой челобитной сохранился и приводится в публикации В. И. Штейна, на которую мы уже не раз ссылались. Из этого бесхитростного документа видно, что люди стали жертвой обмана и демагогии ловкого авантюриста, беспринципного обманщика, представлявшего себя приближённым и доверенным лицом цесаревича Павла Петровича. Большерецкий мятеж, сопровождавшийся убийством воеводы, Беньовский постарался представить как выступление в защиту попранных прав отстранённого от власти цесаревича. Очень скоро люди убедились, что Беньовский, называющий себя бароном, преследует только эгоистичные корыстные и честолюбивые цели, к товарищам по плаванию относится высокомерно и деспотично, не раз поступал с ними жестоко и вероломно. Особенно проявилось это в Макао, где Морис Август оклеветал своих людей перед губернатором, приписав им намерение захватить город. Губернатор поверил нелепой клевете и попустительствовал Беньовскому. Невинные люди были заключены в тюрьму. Особенно невзлюбил Морис Август капитана Степанова за то, что тот открыто обличал его обман и мошенничества. Поссорился он и со шведом Винбладом. Оба не избежали ареста. Беньовский пригрозил, что всех узников подвергнут пыткам и уморят в тюрьме, если они не дадут подписку о своей покорности. Запуганные люди дали подписку. Заупрямился один лишь капитан Степанов, за что и поплатился — его оставили в заключении. Нередко Беньовский позволял себе рукоприкладство, изнасильничал девку-камчадалку, работницу Чурина. Все эти бесчинства вызвали в конце концов всеобщий ропот.
Челобитная заканчивалась такими словами: «А ныне имели случай найти вас, как национального русского человека, покорнейше просим подать нам руку помощи, избавить от насилия, и мы желаем возвратиться в отечество, знаем великодушие государыни, что за нашу простоту помилует, а ежели и накажет, то нам лучше претерпеть от своей государыни, нежели от врага своего отечества». Это был крик души исстрадавшихся, отчаявшихся людей.
Кроме челобитной Рюмин и Судейкин составили список всех лиц, отправившихся с Камчатки на галиоте «Святой Пётр» в морское плавание. В списке указывалось звание каждого и где и каким случаем данное лицо выбыло или где находится к настоящему времени. Перечислялось семьдесят человек. Возможно, список был не полным и не включал некоторых пассажиров и жён упомянутых лиц. Из упоминавшихся семидесяти умерло от болезней в Макао, в пути, в госпитале города Порт-Луи на острове Маврикий и, наконец, в госпитале Лорьяна во Франции двадцать восемь человек, или сорок процентов от всей команды. Трое высажены распоряжением Беньовского на одном из пустынных островов Курильской гряды, и только счастливый случай помог всем троим выжить. Трое убиты в стычке с туземцами Формозы. Один (капитан Степанов) оставлен в тюрьме Макао. Итого, тридцать пять трагических судеб, или половина всего зловещего списка! Жертвы честолюбивых планов авантюриста.
