Терри опустошил стакан, перевернул его и некоторое время наблюдал, как дрожащая капля медленно сползает по стеклу.

– Мне жаль ее, – произнес он с усилием, – хоть она и редкая стерва. Может быть, меня привлекает в ней именно это. Если когда-нибудь я ей понадоблюсь, то окажусь единственным среди ее друзей, кому нет дела до ее миллионов. А еще вернее, в нужный момент меня рядом не окажется.

– Да уж, продавать себя ты мастак, – заметил я после недолгого молчания.

– Не спорю. Я – ничтожество. Ни воли, ни амбиций. Думал, схватил удачу за хвост, а вышло наоборот. Таким, как я, только раз удается взлететь под купол. А потом жизнь идет под откос, и тут уж лишь бы устоять на ногах и не свалиться в канаву.

– И ради чего это все? – Я достал трубку и принялся ее набивать.

– Пойми, она напугана. До смерти напугана.

– Чего она боится?

– Не знаю. Мы почти не разговариваем. Может быть, своего старика. Харлан Поттер – черствый сукин сын. Корчит из себя викторианского джентльмена, а внутри безжалостен, как гестаповец. Сильвия – шлюшка. Он ненавидит ее за это, но ничего не может поделать. Затаился и ждет. Стоит Сильвии вляпаться в серьезный скандал – и папочка разорвет ее пополам и закопает половинки в тысяче миль друг от друга[3].

– Ты ее муж.

Терри поднял стакан и ударил им по столу. Стакан звякнул и раскололся. Бармен посмотрел на нас, но промолчал.

– Вот именно, муж. В документах записано. Я – муж. Три белые ступеньки, ведущие к зеленой двери. Постучи три раза бронзовым дверным молотком – один долгий, два коротких, – и прислуга любого впустит в этот бордель – сто долларов за ночь.

Я встал и швырнул на стол деньги.

– Болтаешь слишком много. Только и умеешь, что болтать. Счастливо оставаться.

Я пошел к выходу. В полумраке бара на бледном лице Терри проступило изумление. Он что-то сказал мне вслед, но я не оглянулся.

Спустя десять минут я пожалел о своем уходе, но было поздно. Терри больше не заезжал за мной в контору. Ни разу. Видно, мои слова задели его за живое.

Он не давал о себе знать целый месяц, а когда объявился, на часах было пять утра и едва начинало светать. Настойчивый звонок поднял меня с постели. Спотыкаясь, я поплелся к двери. Терри выглядел так, словно не спал неделю. Легкое пальто с поднятым воротником, черная фетровая шляпа надвинута на глаза. Его била дрожь.

В руке Терри держал пистолет.

В меня Терри не целился, просто держал пистолет в руке. Автоматический, среднего калибра, иностранный, определенно не «кольт» и не «сэвидж». Сам Терри – бледный, со шрамами, с поднятым воротником пальто и в надвинутой по самые брови шляпе – словно сошел с экрана зубодробильного гангстерского боевика.

– Отвези меня в Тихуану. Рейс в десять пятнадцать, – выпалил он с порога. – Паспорт и виза есть. Поезд, автобус и самолет мне не подходят. Поработаешь таксистом за пять сотен?

Я стоял на пороге, загораживая проход.

– Пять сотен баксов и пистолет?

Терри рассеянно посмотрел на пистолет и сунул его в карман.

– Это для защиты, – сказал он. – Твоей, не моей.

– Заходи. – Я отступил в сторону.

Терри вошел и устало плюхнулся в кресло.

В гостиной висел полумрак – хозяйские кусты давно требовали обрезки. Я зажег лампу и вытащил сигарету. Закурил, не сводя с Терри глаз, зачем-то взъерошил и без того всклокоченные со сна волосы. В конце концов я натужно улыбнулся:

– Надо же, чуть не проспал такое утро!.. На десять пятнадцать, говоришь? Времени уйма. Пойду сварю кофе.

– Я угодил в серьезный переплет, сыщик.

Терри впервые назвал меня так. Впрочем, это вполне вязалось с его внезапным появлением, беспорядком в одежде и пистолетом в руке.

– Погодка сегодня на зависть. Старые добрые эвкалипты шепчутся о старых добрых временах в Австралии, когда под их кронами скакали кенгуру, а коалы ползали по веткам. Да вижу я, что ты вляпался, только давай обсудим это позже. Спросонья я туго соображаю. Нужна помощь мистера Хаггинса и мистера Янга.

– Марлоу, сейчас не время для…

– Тихо, дружище, тихо. Мистер Хаггинс и мистер Янг знают толк в своем деле. Кофе «Хаггинс – Янг» – лучший на свете, гордость и смысл жизни его производителей. Я исправно выкладываю за него денежки, но, согласитесь, не все измеряется деньгами. Мы еще услышим, как прогремят их имена.

Продолжая молоть вздор, я вышел, включил на кухне кран с горячей водой и достал с полки кофейник. Отмерил порцию кофе. От воды поднимался пар. Я наполнил нижнюю колбу, поставил ее на плиту и со щелчком соединил верхнюю и нижнюю части.

Подошел Терри, на миг прислонился к дверному косяку, затем пересек кухню и тяжело опустился на скамью. Его бил озноб. Я вытащил бутылку «Олд гранд дэд» и доверху наполнил стакан. Меньшим сегодня было не обойтись. Терри обеими руками поднес стакан ко рту и сделал жадный глоток. Стакан с глухим стуком выпал у него из рук, а Терри грузно откинулся на спинку.

– Чуть не отрубился, – пробормотал он, – словно не спал неделю. Всю ночь глаз не сомкнул.

Кофеварка забулькала. Я уменьшил пламя и внимательно следил, как поднимается вода. Затем повернул ручку на полную мощность и за секунду до критической отметки снова уменьшил газ. Размешал, накрыл кофейник и выставил таймер на три минуты. Аккуратный малый этот Марлоу. Кофе не терпит суеты. Даже револьвер в руке отчаявшегося гостя не может помешать приготовлению божественного напитка.

Я снова плеснул Терри бурбона.

– Посиди тут. И ни слова больше.

Второй стакан он поднес к губам уже одной рукой. Я быстро умылся и вернулся на кухню как раз к тому времени, когда зазвонил таймер. Я выключил газ и перенес кофейник на соломенную подставку в центре стола. К чему эти ненужные подробности? Бывают минуты, когда важен любой механический жест. Сверхчувствительные мгновения, когда привычные движения становятся волевым актом, и ощущаешь себя как переболевший полиомиелитом, который заново учится ходить, а все вокруг зыбко и шатко, и ничему нельзя доверять.

Осадок опустился на дно, с шипением вышел воздух, поверхность забурлила и успокоилась. Я снял верхнюю колбу и поставил ее в раковину. Наполнил две чашки и плеснул Терри еще немного бурбона.

– Тебе – черный.

Себе я добавил два куска сахара, машинально открыл холодильник и достал пакет сливок.

Наконец я уселся напротив Терри. Некоторое время он молчал и не двигался с места, но внезапно уронил голову на стол и начал всхлипывать.

Я спокойно вытащил из его кармана пистолет. «Маузер» калибра 7,65. Ничего не скажешь, красавец. Понюхал дуло. Магазин полный, в патроннике пусто.

Терри поднял голову, увидел чашку и отхлебнул несколько глотков. Он старательно избегал моего взгляда.

– Я никого не убивал, – произнес он.

– Во всяком случае, не в последнее время, иначе пистолет пришлось бы почистить. Из этого оружия не стреляли.

– Я все расскажу.

– Постой. – Обжигаясь, я проглотил содержимое чашки и снова наполнил ее. – Так-то лучше, но предупреждаю – выбирай слова. Если хочешь, чтобы я отвез тебя в Тихуану, ни в коем случае не рассказывай мне двух вещей. Первое. Ты слушаешь?

Уставившись в стену, Терри еле заметно кивнул. Шрамы на мертвенно-бледной коже сегодня особенно бросались в глаза.

– Итак, первое, – продолжил я не спеша. – Если ты замешан в чем-то серьезном, в том, что закон именует преступлением, – не говори мне. Второе. Если тебе известно о преступлении, совершенном кем-то еще, тоже не говори. Если, конечно, хочешь, чтобы я доставил тебя в Тихуану. Ясно?

Терри поднял глаза. На безжизненном, лишенном красок лице появилось осмысленное выражение. Кофе делал свое дело. Я плеснул ему еще немного, не забыв про бурбон.

– Я уже сказал, что серьезно влип.

– Это я понял. Не хочу знать, во что именно. У меня лицензия, она меня кормит.

– А у меня пистолет.