Он спрятал пистолетик во внутренний карман, пристально посмотрел на меня, взял со стола перчатки и направился к двери.

– Бесполезно с вами говорить, – сказал он. – Только и знаете, что острите.

– Минуточку, – сказал я, встал и обошел вокруг стола. – Вам, пожалуй, не стоит рассказывать матери о нашей встрече – хотя бы ради маленькой секретарши.

Он кивнул.

– Было бы что рассказывать.

– Разве что о двенадцати тысячах, которые вы должны Морни?

Он опустил глаза, поднял их, опять опустил.

– Неужели вы поверили, что я должен Алексу? Он бы мне в жизни не дал взаймы.

Я подошел к нему вплотную.

– Между прочим, – заметил я, – что-то непохоже, чтоб вы очень волновались за свою жену. По-моему, вы знаете, где она. Линда убежала вовсе не от вас. Она убежала от вашей матери.

Он поднял на меня глаза и натянул одну перчатку. Молча.

– Возможно, она найдет работу, – продолжал я, – и будет вас содержать.

Он опять уставился в пол, немного подался вправо, и кулак в перчатке описал в воздухе резкую дугу снизу вверх. Я увернулся, схватил его за запястье и, надавив, медленно отвел кулак к груди. Нога его поехала назад, и он тяжело засопел. Запястье тонкое, как у девушки. Мои пальцы обхватили его и сомкнулись.

Так мы и стояли, уставившись друг на друга. Дышит, как пьяный, раскрыв рот и растянув губы. На щеках красные пятна. Попытался вырваться, но я так давил на него, что ему пришлось, чтобы не упасть, сделать шаг назад. Теперь наши лица почти соприкасались.

– Что ж твой папаша не оставил тебе ни гроша? – хмыкнул я. – Или все спустил?

Он заговорил сквозь зубы, все еще пытаясь вырваться:

– Если уж вы суетесь не в свое дело и если имеете в виду Джаспера Мердока, так это не мой отец. Он меня терпеть не мог и не оставил мне ни цента. Мой отец, Хорас Брайт, разорился и выбросился из окна.

– Слов много, а толку мало, – сказал я. – Простите. Я просто хотел позлить вас, когда говорил, что вас будет содержать жена.

Я отпустил его запястье и сделал шаг назад. Дышит по-прежнему тяжело, напряженно. В глазах злоба, но голос ровный:

– Ну вот, теперь вы все знаете. Если вы удовлетворены, я пойду.

– Скажите спасибо, что так легко отделались. Если носите оружие, держите себя в руках. Лучше не носите.

– Это мое дело. Простите, что хотел вас ударить. Впрочем, если б и ударил, было бы, вероятно, не очень больно.

– Кто старое помянет…

Он открыл дверь и вышел. Шаги удалялись по коридору. Еще один зануда. В такт его шагам я постукивал по зубам костяшками пальцев. Потом вернулся к столу, заглянул в блокнот и поднял телефонную трубку.

Только на третий гудок сквозь шум и треск в трубке послышался тоненький женский голосок:

– Доброе утро. Контора мистера Морнингстара.

– Мистер Морнингстар у себя?

– А кто говорит, простите?

– Марлоу.

– Мистер Морнингстар знает вас, мистер Марлоу?

– Спросите, не интересуют ли его старые американские золотые монеты?

– Одну минуту, пожалуйста.

Последовала пауза, достаточная, чтобы сообщить сидящему в кабинете пожилому джентльмену, что его вызывают к телефону. Затем в трубке раздался щелчок, и я услышал сухой мужской голос. Чтобы не сказать – засушенный.

– Морнингстар слушает.

– Мистер Морнингстар, насколько мне известно, вы звонили миссис Мердок в Пасадену. По поводу одной монеты.

– По поводу одной монеты, – повторил он. – Вот как. И что же?

– Как я понял, вы хотели приобрести монету из коллекции Мердока.

– Вот как? А с кем я говорю, сэр?

– Филип Марлоу. Частный детектив. Работаю на миссис Мердок.

– Вот как, – сказал он в третий раз. Тщательно прочистил горло. – А о чем, собственно, вы хотите поговори со мной, мистер Марлоу?

– Об этой монете.

– Но мне дали понять, что она не продается.

– И все же я хотел бы поговорить о ней с вами. И не по телефону.

– Вы хотите сказать, что миссис Мердок передумала?

– Нет.

– В таком случае я не совсем понимаю, что вам угодно, мистер Марлоу? О чем нам говорить? – Сейчас он явно хитрил.

– Дело в том, мистер Морнингстар, – сказал я, небрежно выложив свой главный козырь, – что когда вы звонили, то уже знали, что монета не продается.

– Любопытно, – медленно проговорил он. – Каким же образом?

– Вы этим занимаетесь и не могли не знать. Существует официальный документ, согласно которому коллекция Мердока не может быть продана при жизни миссис Мердок.

– А-а, – сказал он. – А-а. – Последовала пауза. – В три часа, – поспешно проговорил он. – Жду вас у себя. Вероятно, вам известен мой адрес. Время вас устраивает?

– Вполне.

Я опять закурил трубку и уставился на стену. Не знаю, задумался я или нет, но скулы у меня свело. Вынул из кармана фотографию Линды Мердок, некоторое время изучая ее, решил, что лицо, в общем-то, самое заурядное, и запер фотографию в стол. Извлек из пепельницы еще одну спичку Мердока и осмотрел ее. На этой значилось: «Верхний ряд У. Д. Райт, 36».

Бросил ее обратно в пепельницу, пытаясь сообразить, что меня так заинтересовало. Может, это и был ключ?

Вынул из бумажника чек миссис Мердок, перевел его на себя, выписал кредитную квитанцию и чек на оплату, достал из ящика стола банковскую книжку, все это перетянул резинкой и сунул в карман.

В телефонной книге имени Лоис Мэджик не было. Выписал по тематическому указателю номера нескольких самых крупных, судя по шрифту, театральных объединений и позвонил туда. Со мной беседовали громкими, веселыми голосами, засыпали вопросами, но про эстрадную актрису по имени Лоис Мэджик либо ничего не знали, либо не желали говорить.

Швырнул список в корзину и позвонил Кенни Хейсту, репортеру из уголовного отдела «Кроникл».

– Что ты знаешь про Алекса Морни? – спросил я его, когда мы вдоволь нашутились.

– Содержит шикарный ночной клуб и игорный дом в Веселой долине, милях в двух от шоссе, в сторону гор. Когда-то снимался в кино. Актер никудышный. Вроде бы с большими связями. Никогда не слышал, чтобы он пристрелил кого-нибудь на городской площади средь бела дня. Или в любое другое время суток. Но ручаться не берусь.

– Темными делишками промышляет?

– Не исключено. Все эти ребята из кино отлично знают, как должны вести себя заправилы ночных притонов. Есть у него телохранитель – весьма живописный персонаж. Зовут Эдди Прю, огромного роста, тощий, как кошелек честного человека. Крив на один глаз – с войны.

– Для женщин Морни представляет опасность?

– Не будь ханжой, старина. Женщины относятся к этому иначе.

– Ты знаешь девушку по имени Лоис Мэджик? Я слышал, она эстрадная актриса. Высокая роскошная блондинка.

– Не знаю. А жаль.

– Не валяй дурака. А имя Венниер тебе что-нибудь говорит? Его тоже нет в телефонной книге.

– Первый раз слышу. Но если перезвонишь попозже, могу справиться у Герти Эрбогаста. Он знает всю эту публику. Как свои пять пальцев.

– Спасибо, Кенни. Так и сделаем. Позвоню через полчаса, договорились?

Кенни это вполне устраивало, и я положил трубку. Запер контору и вышел.

В конце коридора, прислонясь к стене и читая вечернюю газету, стоял довольно молодой блондин в коричневом костюме и соломенной шляпе шоколадного цвета с желто-коричневой ситцевой лентой. Когда я поравнялся с ним, он зевнул, сунул газету под мышку и выпрямился.

Вошел вместе со мной в лифт. Глаза полузакрыты – так он устал. Я вышел на улицу, прошел квартал до банка, чтобы депонировать чек и взять немного наличных денег на расходы. Оттуда отправился в бар «Тайгертейл Лаундж» и, сев за низкой загородкой, заказал бокал мартини и сэндвич. Коричневый костюм расположился у входа. Вид утомленный, пьет кока-колу и столбиком складывает на столе монетки, тщательно выравнивая края. На глазах опять темные очки. Человек-невидимка – не иначе.

Я не торопясь доел сэндвич и пошел вглубь бара к телефонной будке. Коричневый костюм быстро повернул голову, а потом, спохватившись, поднял стакан. Я опять набрал номер редакции «Кроникл».