— Sie werden keine Messer?[8]

— Hier sind Sie, Fräulein, einfach so[9] — ответил он с улыбкой, протягивая мне широкий штык от своей винтовки.

Я, так же с улыбкой, взяла штук и вогнала ему в основание шеи. Немец даже не пикнул.

— Тяжелый, гад! — подумала я, сталкивая тело в фельдграу в речку. Поверх платья я повесила ремень с подсумками, винтовку перекинула через плечо… вроде все за собой убрала? Взяв ранец из телячьей кожи в руки, я скрылась в прибрежных кустах. Солнце по прежнему радостно заливало окрестности, в кустах пели птички. Идиллия!

Километрах в трех от моста я наткнулась на группу красноармейцев. Причем в буквальном смысле наткнулась — они крепко спали метрах в десяти от берега. Я села рядом и стала смотреть на них. С одной стороны, какая-никакая, но охрана, да и подустала я. Открыла ранец. Так, смена белья, бутылка шнапса, неполная. Две пачки сигарет с орлом, держащим свастику. Две банки консервов. Две пачки галет. Бритва, зажигалка, ложка. Немецкий порошок от блох. Ого! в свертке — трое наручных часов, несколько сережек, два обручальных кольца. Перстенек. Не зря этот Курт Шварц от меня свое получил: война только началась, а он вон уже сколько намародерничал!

Неожиданно вскочил один из бойцов. Потянулся к винтовке… Как же!

— Здравствуйте товарищи бойцы! И ты, товарищ старшина, тоже здравствуй. Без боевого охранения спим на территории, временно оккупированной врагом? А если бы фашисты вас нашли, а не я?

— Ты кто? — произнес один из бойцов.

— Я та, кто сейчас с винтовкой — причем обращаю внимание — с трофейной винтовкой, против обезоруженных и деморализованных бойцов РККА. Зовут меня Екатерина Владимировна, и я заместитель парторга воинской части тридцать два — шестьсот одиннадцать. Жена командира полка Сибирцева. А вот кто вы — я пока не знаю.

— Старшина Петров — ответил старшина. — И мы не деморализованы — он несколько грустно посмотрел на винтовки своих бойцов, лежащие у моих ног.

— Не деморализованы? А хоть какой сегодня число, вы хоть это-то помните?

— Двадцать четвертое июня, — быстро ответил один из бойцов, — помним. Как не помнить?

— Неправильный ответ. Сегодня — третий день войны с фашистами — ответила я, ловко выведав информацию о том, куда же меня занесло. — А вы, вместо того чтобы воевать, спите, не выставив боевого охранения!

— Так устали мы просто, что мочи нет — сказал пожилой боец с прокуренными усами. Под моим строгим взглядом подобрался и продолжи: — Ездовой Капустин, Петр Иванович. Дык я про что — двое суток почитай без сна шли, с боями шли. А тут — оторвались от немца-то, вот и попадали кто где стоял. Непорядок, конечно, но сил просто больше не было. Вы уж извините, барышня… то есть товарищ парторг.

— Я то извиню, пробурчала я, отодвигаясь от винтовок. А вот извинит ли фашист?

Бойцы быстро разобрали винтовки. По команде старшины быстро разрядили их и приступили к чистке. Причем оружие чистили по очереди: двое чистят, двое охраняют. Сам старшина, судя по спокойному виду, свое оружие вычистил еще до того, как лег спать.

— Гляжу, с патронами у вас порядок? Не пришлось особо пострелять?

— Ты что, дочка! — ответил мне Капустин, — повоевали до последнего патрона. Ежели б патроны не кончились, разве мы бы ушли? А то, так это вечером вчера нашли пулеметную ячейку нашу. Её снарядом али миной накрыло. Не осталось там никого, а вот патроны-то и разбросало. Вот мы и подобрали патроны-то. А пулемёт — совсем поломало, жалко. Я ж в Мировую-то пулеметчиком был — пояснил он.

— Надо сориентироваться на местности. Старшина, у вас карта есть? — спросила я.

— Нет карты, — ответил старшина. Откуда у меня карта? Я и так скажу, — продолжил он, вот ежели вон туда дальше пройти, то километров через пятнадцать Лида будет, город значит. Но там немцы уже вчера были. То есть у города, стреляли там сильно.

— Лида, говоришь? Лиду только двадцать пятого возьмут, да и то к вечеру. Надо сегодня успеть до Лиды добраться.

— Успеть-то, ежели по прямой идти, оно можно. Но вот как через немцев пройти?

— На месте разберемся. Так, бойцы, обедать и через пятнадцать минут выходим.

— Да, обедать было бы отлично! — произнес один из бойцов.

— А что у вас с продуктами?

— Дык с воскресенья мы продуктов и не видали. Забыли уже как они выглядят.

— Ладно, у меня тут есть трофей, делите и ешьте. Мне только немного оставьте, я сейчас вернусь.

— А вы куда? — настороженно спросил меня Петров.

— Срать иду, вон в те кусты! Еще вопросы будут?

Через пятнадцать минут бойцы зашагали в сторону Лиды. По совету старшины, который сам был из этих мест, мы свернули в лес и через час вышли на опушку. Метров через пятьсот начинались заросли кустарника, который, по словам старшины, тянулся еще километров на восемь. Но между нами и кустарником проходила дорога, по которой то и дело сновали немецкие машины, повозки и шли пешие отряды фашистов. Вдобавок было видно, что все эти немецкие солдаты группировались у речки, до которой было километра два.

— Не пройти нам тут — сказал молодой солдатик, который раньше мечтал об обеде.

— Конечно, уж лучше плохо ехать чем хорошо идти. Хотя постой…

Быстрым шагом, практически бегом мы пошли в почти обратную сторону, к тому месту где дорога выныривала из леса. Там, спрятавшись в придорожных кустах, мы внимательно изучали проходившие немецкие части и транспортные средства. Время уже близилось к трем часам, и наконец нем, как мне показалось, повезло. На дороге появилась одинокая легковая машина.

Я вышла из кустов и помахала машине рукой. Машина притормозила, на меня из окна направилось дуло автомата.

— Nicht eine Fahrt auf der Brücke Fräulein, mein Herr? Ich Berliner Zeitung Korrespondent, und mein Chauffeur brach die Pumpenantriebswelle und fuhr ins Dorf, um es zu beheben.[10]

— Broke, was? Aber setzen Sie sich, natürlich fuhr.[11]

Я подошла к машине. Кроме лейтенанта и шофера, в машине никого не было. И не будет, сказала я про себя, когда подоспевшие бойцы шустро вытаскивали немцев из машины и оттаскивая их в кусты. Там они вытащили из шей фашистов мой штык от маузера и финку, позаимствованную мною у Капустина. Хорошо, что немцев было всего двое — удалось не испачкать кровью салон.

Выяснив, что машину никто из бойцов водить не умеет, я напялила куртку водителя, надела его пилотку и уселась за руль. Старшина, надев  запасной комбинезон водителя, найденный в багажнике, уселся рядом со мной — он, по его словам, умел стрелять из немецкого автомата. Капустин укрылся лейтенантской шинелью, один из солдат накинул его мундир и фуражку, а маленький шутник был затолкан на заднее сиденье между ними, так что снаружи машина выглядела довольно прилично. На всю подготовку удалось потратить не более трех минут, и машина помчалась к мосту когда сзади уже показалась голова пешей колонны немецких солдат.

Весь это авантюрный план строился на том, что немецкая армия по каким-то причинам мост не переходила, а располагалась вдоль реки. На мосту стояли пара часовых, за ним немецкие войска не просматривались.

Так что уже через десять минут машина подкатила к мосту. Мост, как и раньше, был пустым. Я заметила, что парой минут раньше его пересекла грузовая машина, но тут же свернула в сторону и солдаты стали выпрыгивать из нее и радостно бежать к реке.

К моему удивлению, часовые на мосту тоже не стали нас останавливать. Один только крикнул, видимо рассмотрев меня и приняв за совсем уже пацана:

— Hey, Junge, schauen, ohne zu fragen die Bolschewiki! Wir müssen das Auto zweimal scheuern![12]