— Понимаешь, я и сам уже давно перестал верить во всю эту историю. А когда вспоминал о конверте, который вручил мне твой дед много лет назад, то уже не мог точно сказать, что выдумал когда‑то сам, а что было на самом деле. Иногда мне казалось, что Америго просто играл со мной в какую‑то игру, после которой и остались все эти карты и чертежи…
— Но почему же ты звонишь мне из моего дома?
— Божена, пойми, еще пару дней назад я готов был сделать ради этой капризной девчонки все что угодно…
Божене вдруг стало ужасно смешно. Подумать только! Карл взломал ее дверь и ищет в ее квартире дедушкин клад. А не найдя, звонит ей, чтобы спросить, знает ли она что‑нибудь о старом камине!
Чтобы не рассмеяться в трубку, Божена чуть прикрыла ее ладонью и, продолжая слушать Карла, прикрыла на всякий случай и свой рот, прижимая трубку щекою к плечу. Но тут Карл сказал такое, что трубка выскользнула у Божены на пол, а она сама, торопливо нажав на рычаг, просто согнулась от смеха в три погибели.
«Мой чайник неожиданно включился и напугал его!.. Ой, я не могу больше!» — Божена изо всех сил сдерживалась, чтобы ночью никого не разбудить своим бурным хохотом. Но взрывы смеха продолжали безжалостно сотрясать ее тело: «И у него случился приступ — ха‑ха‑ха! — радикулита… И я должна вызвать ему врача, потому что он не может… Он же взломщик…»
Вновь зазвонил телефон. Божена долго не брала трубку, пытаясь успокоиться. Но наконец взяв ее, ничего не услышала. «Наверное, плохо соединили. Надо перезвонить этому горе‑кладоискателю — а вдруг с ним действительно что‑нибудь серьезное? Представляю, что стало с моим новым камином!» — думала она, набирая свой венецианский номер.
— Алло? Карл?
Сначала трубка молчала, а потом Божена, все еще продолжая смеяться в сторону, неожиданно услышала итальянскую речь. Женский голос вежливо сообщил ей, что Божены нет дома, и так далее. Затем она выслушала то же самое по‑чешски, надеясь, что Карл возьмет трубку. Но видимо, он боялся сам подходить к телефону, и вскоре раздался длинный гудок, а потом Божена услышала, что кто‑то говорит с ней — снова по‑итальянски:
— Божена. Ты не слышишь меня сейчас! Это Луиджи. Если я не дозвонюсь до Праги, то знай: я люблю тебя.
— Луиджи, я слышу. Где ты? Говори! — выдохнула в трубку Божена, но тут же поняла, что разговаривает с автоответчиком, и медленно опустила трубку на рычаг…
На следующий день она уже летела обратно в Италию и, глядя на огромные облачные горы, не знала, смеяться ей или плакать…
Глава 10
Луиджи вертел в руке перстень и вспоминал свою мать.
Маленькая венецианка с большим размахом… Последний ее роман закончился тем, что она уехала в Америку два года назад с богатым поклонником ее красоты и ее вокала; и теперь она, наверное, поет свои романсы для него одного…
Его мать была по‑настоящему красивой женщиной. Она была плотью от плоти Венеции — льстивой и подозрительной красавицы — не то сказки, не то ловушки для иностранцев.
Всю жизнь имея дело с мужчинами, не отказывавшими ей ни в чем, она каким‑то образом умудрилась ничего не накопить. Почему же, уезжая, она не взяла с собой этот перстень — может быть, свою единственную действительно ценную вещь? Оставила на память сыну?
Луиджи нашел этот перстень в старой шкатулке матери, пытаясь разыскать в ней какую‑нибудь булавку, чтобы приколоть на стену пражский телефон Божены.
«Занятная вещица…» — подумал Луиджи, рассматривая явно старинный перстень. В том, что ему цены не было, он не сомневался. Перстень имел форму цветка, обвивавшего палец. «Похоже на лилию. А лепестки выложены алмазами! То есть — как их правильно назвать? — бриллиантами. Никогда раньше его не видел. Интересно, откуда он у нее?»
Но чем дольше Луиджи смотрел на свою находку, тем сильнее ему казалось, что он уже где‑то видел эту вещь. Или его вводил в заблуждение переливающийся в лучах заходящего солнца цветок, или…
Но потом, вспомнив вдруг, зачем он полез в эту старую шкатулку, Луиджи судорожно схватился за карман, проверяя, хрустит ли там вчетверо сложенный листок с записанным на нем телефоном.
«А может, все‑таки позвонить Божене в Прагу? Ведь не будет же она сама звонить в свою пустующую квартиру, чтобы узнать, не звонил ли ее странный заказчик, то вдруг являющийся к ней в рождественскую ночь, то исчезающий, даже не успев ее поздравить».
Луиджи хотел сказать Божене то, что он уже успел поведать ее автоответчику. И он хотел знать, почему она вдруг уехала, надолго ли.
Плохо еще представляя себе, что он скажет Божене по телефону, Луиджи разузнал код Праги и стал набирать непривычный номер, то и дело глядя в бумажку.
Трубку подняли так быстро, что Луиджи от неожиданности смутился и чуть было не передумал разговаривать, но потом быстро попросил к телефону Божену. Говоря, он вдруг понял, что вряд ли в Праге поймут его итальянский, если, конечно, трубку не взяла сама Божена.
Незнакомый голос на чистом итальянском языке ответил ему:
— Сегодня днем Божена улетела в Италию. Вам известен ее венецианский телефон?
— Да, спасибо.
— А с кем я говорю?
— Я ее заказчик. И не очень еще давний знакомый… — сформулировав это, Луиджи мысленно добавил: «…который ищет сейчас возможность признаться Божене в любви».
— Вы не могли бы назвать свое имя?
— Луиджи Бевилаква.
— Очень приятно. А я — Сабина Америго, бабушка Божены…
Некоторое время в Праге молчали, и Луиджи подумал, что связь почему‑то прервалась. Он хотел уже повесить трубку, но вдруг услышал:
— Луиджи, я даже не знаю, могу ли попросить вас… Я так волнуюсь за Божену… Дело в том, что в ее квартиру влез один странный субъект… они вместе играли детьми, но не виделись уже много лет. И сейчас он — ни много ни мало — ищет в ее камине клад. Но не может никак найти и позвонил Божене, чтобы она поскорей приезжала… Все это похоже на бред, а может, я что‑то и не так поняла. Но кто знает, что у этого Карла на уме? А вдруг он сумасшедший? Или, упаси Господи, маньяк? Божена, наверное, рассердится на меня за то, что я вас беспокою… Но не могли бы вы как‑нибудь помочь ей? Хотя бы находиться с нею рядом, когда она вернется в свою квартиру… Ах, извините, Луиджи, я ведь даже не спросила, откуда вы звоните! Как услышала итальянца, так сразу решила, что непременно из Венеции.
Сабина говорила, сама удивляясь своей многословности, а Луиджи слушал и все больше хотел расцеловать эту милую замечательную старушку… Не дослушав, он быстро заговорил в ответ:
— Я с удовольствием помогу Божене. Сейчас же пойду туда и постараюсь опередить ее. Не беспокойтесь, я достаточно силен, чтобы справиться даже с сумасшедшим. До свидания, дорогая Сабина. И спасибо вам!
И не тратя больше ни минуты, воспламененный опасностью, Луиджи бросился к дому Божены, на все готовый ради той, которая так неожиданно вошла в его жизнь меньше месяца назад.
«А если она не приедет?» — с ужасом думал Карл, свернувшись калачиком на диване вблизи злополучного камина: ползать он уже не мог — запасы Божениной аптечки были исчерпаны, и боль в пояснице не отпускала его теперь ни на минуту…
И вдруг он услышал долгожданный звонок в дверь.
«Неужели Божена? — Но ему было уже все равно. — Кто бы там ни был, я открою!» И Карл, собрав последние силы, слез с дивана и на четвереньках пополз‑таки к входной двери. Дотянувшись до замка, он пару раз повернул его, но открыть дверь уже не смог.
И после невыносимой для Карла паузы она открылась сама. Он поднял глаза и увидел на пороге внушительного вида мужчину со свирепым лицом и самыми серьезными намерениями.
«Да ты действительно маньяк! Ну‑ка поднимайся!» — почти проревел Луиджи, который с минуту назад влетел в дом Божены и, боясь, что уже опоздал, так быстро промчался мимо зевающего привратника, что тот ничего не успел понять и лишь покрутил пальцем у виска.