На Востоке была Топь - самое гиблое место на всей Земле. Огромное болото, которое простиралось до Кольцевых гор, где не было ничего, кроме бесчисленных Тварей, банд, и Руин. А в Руинах были обломки Старого мира. Ценнейшие драгметаллы, самоцветы, сталь, которую не под силу выковать никому в нашем мире. Таинственный и пугающий мир древних артефактов и Призраков. Но настоящая война была только на Юге. Три южных графства - Западный, Центральный и Южный Магриб противостояли берберам, а Великое Рязанское княжество вело нескончаемую войну с Турцией за Византию и всю северную Анатолию.

Хесус Франциско Варгас Де Вот, первый министр отца и мой наставник, рекомендовал мне отправиться на Юг, как раз наш сосед, граф Альфонсо Хавьер Парра Фуэнтес, управлявший Центральным Магрибом набирал отряд для наказания банды номадов, разоривших пограничный городок. В поход отправлялся старший сын дона Варгаса, Мануэль, и я счёл честью быть его оруженосцем. Мы, Перейро, герцоги Андалусии, славились своими лошадьми и кавалерией, но лошади наши, быстрые и выносливые, были потомками лошадей берберов, и Карлос, главный конюший отца, поведал мне как-то, что номады дадут нам сто очков вперёд в плане коневодства.

- Они рождаются на лошади, жрут, спят, и, простите молодой дон, ссут и срут не слезая с лошади. Я уж не говорю о... хм-хм... об этом тебе ещё рано, впрочем.

Мне было десять лет, и я представил, как всадник отправляет естественные надобности, сидя на коне.

- Фу-у! Да они вонючие дикари! - воскликнул я.

- Разумеется. Особенно если не мыться по два месяца и подтирать жопу камнями, - хмыкнул Карлос.

"Да уж, таких дикарей надо убивать без всякой жалости" - подумал я тогда.

Спустя неделю мы добрались до сожжённого городка, уже частично восстановленного, затем ещё дней десять гонялись за берберами по Пустыне, где нет ничего, кроме песка и скорпионов. В тот день мы расположились лагерем в небольшой рощице вокруг водоёма, дававшей хоть какую-то тень. Даже мне, выросшему под солнцем Андалусии, было здесь жарко. Многие, особенно магрибцы, носили, подобно берберам, тюрбаны на головах. Но мы, гордые северяне, так и парились в своих шлемах, затянутых белой тканью, что хоть как-то снижало вероятность теплового удара. Вечером все собрались у костра и наиболее старые вояки-ветераны, опять завели рассказы о сражениях с номадами. Интересно, когда же мы, наконец, найдём этих самых берберов? Чуть впереди меня сидел Мануэль, мой сюзерен в этом походе. Ему было уже двадцать лет, и если он приведёт хотя бы парочку лошадей кочевников, то сможет жениться на Изабелле, моей старшей сестре. Как я уже говорил, лошади берберов очень ценились как племенные, так что это было хорошим свадебным подарком. Потому что Изабелла была красавица, самая красивая девушка во всём королевстве, по моему мнению. Я тогда ужасно ревновал, потому что был по уши влюблён в неё. И никакого греха тут не было, Изабелла была дочерью Марго, второй жены моего отца, а её родной отец был моим троюродным дядей, погибшим в стычке с разбойниками. Так что родственные связи наши были очень дальними. Церковь, разумеется, наш брак никогда бы не зарегистрировала, но это не мешало мне терзаться первой безответной любовью к моей сводной сестре.

- И вот этим самым палашом я и снёс ему башку! - рычал подвыпивший Диего, ветеран битв с берберами. Поскольку он был уроженцем Порту, то требовал, чтобы его звали на их манер - Диогу. Всё правое предплечье у него было в татуировках, выполненных в виде красных шрамов. Штук тридцать, а то и больше. Каждый шрам - один убитый враг.

- Тебе бы взять у него парочку уроков, Тино*(сокращённое от Константино), - повернулся ко мне Мануэль, ухмыляясь.

В сумерках сверкнули его белые зубы. Вдруг глаза у него расширились, и я с ужасом уставился на окровавленный треугольный наконечник стрелы, выросший из его горла. Мануэль захрипел и повалился ничком в траву.

- К бою! - взревел Диогу, но его крик тут же потонул в воплях "Алла?"!

Нас атаковали! Загрохотали штуцера и мушкеты, в ответ захлопали наши карабины и револьверы. Что-то, гудящее словно майский жук, пролетело совсем рядом с моим ухом. Кругом уже вовсю кипел бой, Диогу дрался сразу двумя палашами, прикрывая Анхеля, сына графа Парра. Из-за мельтешения бурнусов я растерялся, где враги, а где свои, но потом вспомнил, что магрибцы носят светло-сиреневые цвета, выглядевшие в неверном свете костров более тёмными, чем у берберов. Вот Анхель вытянул руку с зажатым в ней револьвером, грохнул выстрел и номад, вооружённый саблей, рухнул у его ног. Револьвер выплюнул ещё свинца и ещё один кочевник схватился за живот.

Рёв сзади заставил меня отпрыгнуть в сторону от испуга, возможно, это и спасло мне жизнь - огромный бербер, с замотанным белым тюрбаном лицом, пытался зарубить меня своей флиссой*(узкий длинный прямой меч, сильно сужающийся к острию) но промахнулся. Такой приём мы не раз отрабатывали с доном Хесусом, положение тела у врага было идеальным и я, даже не думая, опустил палаш на его шею, защищённую лишь тонкой тканью тюрбана. Знаменитая толедская сталь легко перерубила плоть и позвонки, голова номада упала на землю, а тело почему-то замерло на секунду в гротескной позе. Я с ужасом уставился на фонтан крови, хлещущий из шейного обрубка.

- Алла?! - завизжал кто-то рядом, я обернулся, выходя из оцепенения и, снова действуя чисто рефлекторно, встретил своим палашом сабельный удар, который обрушил на меня очередной кочевник. Плохая сталь оружейников дикарей встретилась с лучшей во всех Западных королевствах, и бербер с изумлением уставился на обломок в своей руке. Я не успел удивиться, а моя рука, словно действуя сама по себе, совершила обратное движение, разворачивая лезвие. Кончик острия рассёк белую тряпку и чиркнул по горлу номада. Достаточно, чтобы оттуда обильно потекла кровь. Бербер выронил обломок сабли, схватился за глотку, и тут голова его дёрнулась, словно от оплеухи, а справа из тюрбана вылетели какие-то клочки. Чья-то пуля завершила начатое мною, и я замер над поверженным телом - убитому было от силы тринадцать лет, как и мне, у него даже бороды ещё не было!

- Ко мне! Командир ранен! - вывел меня из ступора рёв Диогу.

Я вскинул глаза и в свете костра увидел, что Анхель Парра лежит на земле, держась рукой за левый бок, и вспомнил про свой револьвер.

- Алла?! Алла?! - визжали берберы со всех сторон, мы сражались молча, разве что отвечая проклятиями. Я уже не мог отражать удары, настолько устала у меня рука, хотя с сеньором Хесусом на тренировках мы бились по часу и более. И оружие учебное было тяжелее. Вот очередной кочевник подскочил к нашему кольцу, взмахнул флиссой, я сделал длинный выпад, но кончик палаша скользнул по его телу. Доспех! Редкость для воинов Юга, коварство, сокрытое под одеяниями. Сердце сжалось в ожидании удара по голове, но его не было, воин рядом отразил мою неминуемую смерть. Я выстрелил в бербера и увидел, как он повалился под ноги своих товарищей. Даже среди криков и звона оружия я различил:

- Отлично, качорро*(cachorro - исп. щенок)! - это был Пабло, младший конюший отца и мой наставник по кавалерийской подготовке.

Я повернул голову, чтобы продемонстрировать ему победную улыбку и в этот момент что-то ударило меня в левый висок. От вспышки в глазах я тут же ослеп. Следом пришла боль. А потом вязкая темнота, лишённая звуков и красок.

***

В себя я пришёл от дёргающей боли в левой глазнице. Голова болталась в такт раскачивающейся на ходу телеге - меня куда-то везли. Я открыл глаза и понял, что с трудом могу видеть лишь правым - левый был туго замотан бинтами. Надо мной была грубая ткань фургонного тента. Я не в плену! Родная речь, ничем не напоминавшая карканье номадов, подтвердила мои предположения.

- Очухался! - Пабло широко улыбнулся, - ну что, щенок, с боевым крещением тебя!

- Мануэль? - вспомнил я торчащую из горла стрелу и дыхание у меня перехватило.