Он обратил внимание, что его конвоировали вперед и вправо, а не назад, таким образом он формально уже пересек таможенную границу, оставалось по-людски договориться с потрошителями.

Его привели в комнату с зарешеченным окном, выкрашенным для непроницаемости белой краской, и усадили за одинокий стол с вытертой до древесины лакировкой. Кротов поставил портфель у ноги, а папочку положил на столешницу.

– Доставайте, – сказал старший таможенник.

– Сами доставайте, – сказал Кротов.

– Ты не выгрёбывайся, дядя, – с угрозой произнес другой, помладше званием. – Пальчиков боишься? Так ведь сам туда дожил, забыл, что ли?

– Доставайте, гражданин, – повторил старший.

– Не-а, – сказал Кротов.

– Может, врезать ему? – предложил туалетный мильтон.

Старший таможенник медленно потянул за висюлинку, раскрывая «молнию» бокового отделения, и одну за другой достал оттуда десять аккуратных обандероленных пачечек и выложил их рядом на столе.

– Что это такое, гражданин?

– Да сами видите.

– Разрешение на вывоз валюты имеется?

– Имеется.

– Предъявите, пожалуйста.

– Я его потерял.

– Все так говорят.

– Вот и я так говорю.

– Он наглеет, – подсказал милиционер.

– Значит, будем оформлять? – с подчеркнутым вопросом произнес старший таможенник.

– Зачем же оформлять? – Кротов оглядел по очереди всех троих. – И так все ясно, правда?

– Вы на что намекаете? – Старший потрошитель уставил руки в боки и слегка покачался на опорной ноге.

– Я согласен, – сказал Кротов.

– На что согласен? – не вытерпел младший.

– Обсудить детали.

– Ладно, – сказал старший, – покиньте помещение.

Младший с ментом затоптались, задергались, старший рявкнул на них: «Выметайтесь!» – и они рванули в дверь, толкая друг друга, и младший оглянулся с завистью и злостью.

– Слушаю вас, – сказал старший, накрест передвинув руки с пояса в подмышки.

– Предположим следующее. – Кротов провел пальцем над рядом зелененьких пачек. – На всю эту сумму, конечно же, у меня разрешения нет. Здесь сто, как видите. А у меня банковская справка... ну, скажем, на восемьдесят.

– Не пойдет, – сказал старший таможенник.

– Двадцать тысяч баксов – это большие деньги.

– Вот сто тысяч – это действительно большие деньги, – усмехнулся начальник с нашивками.

– Не пойдет, – сказал Кротов. – Это грабеж.

– Значит, будем оформлять.

– Оформляйте, – сказал Кротов. – И хер что вам достанется.

Старший таможенник положил руки на крышку стола и наклонился поближе.

– Слушай, мужик, мы ведь можем все забрать и выкинуть тебя к едрене матери... Ничего ведь не докажешь...

– Почему? – спокойно возразил Кротов. – Люди на контроле видели, как вы меня забрали. Будет шум, а шум тебе не нужен. Твое слово против моего, пойдут разборки, и тебя до времени с работы снимут, чем семью будешь кормить, начальник?

– А тебе самому-то шум нужен?

– И мне не нужен.

– Так что ты корячишься?

– А ты чего? Давай уж по-людски...

Пополам, – сказал таможенник. – И дуй на регистрацию.

– Пополам, говоришь? – Кротов пожевал губами с видом торгаша, считающего сдачу. – На каждого выходит меньше двадцатки. Давай так: тебе полные двадцать, им по пять на рыло. Не хрен всяких шестерок раскармливать, чтоб служба медом не казалась... Принимается, начальник?

– Я же сказал: пополам. И быстрее давай, не тяни.

– Не могу, – сказал Кротов. – Не мои это деньги, начальник.

– Да брось ты, – скривился таможенник. – Забирай свое и уматывай, пока тебе по-доброму советуют.

– Пиши бумагу, – сказал Кротов.

Таможенник забарабанил пальцами по дереву стола.

– Загремишь ведь!

– Да ну! Чистосердечное...

– Так деньги же сгорят, чудило!

– Сгорят, – согласился Кротов. – Но правильно сгорят, начальник. Если ты их просто хапнешь, мне ведь могут не поверить. А если будет протокол с твоей фамилией, как ты думаешь, к кому братки за деньгами придут?

– Ты не коси под синяка, – угрюмо произнес таможенник. – Я же вижу, что ты птица другого полета. Молчать будешь как миленький.

– Пиши бумагу, – сказал Кротов. – Кончен разговор

– Сидоров! – рявкнул начальник, и не успело командное эхо отзвенеть между голыми стенами, как младший потрошитель влетел в помещение с фуражкой в руках и глазами на выкате.

– Звездец! – прошипел он со злостью. – Полкан идет. Довыгребывались.

Громким шагом в комнату вошел деловой милицейский полковник, за ним приземистый майор и двое парней с автоматами. В комнате сразу стало тесно и дуги но, вошедшие обступили стол, полковник сурово спросил:

– Что гут у вас, контрабанда?

– Так точно, – ответил старший по нашивкам. Оформляем изъятие.

– Где протокол? – Полковник протянул мясистую ладонь.

– Еще не начали. Послал тут за бланками...

– Давай оперативно! И стул давай... А ты отсядь в угол, – махнул рукой на Кротова полковник. – Где документы?

– Паспорт вот, – подал книжечку старший таможенник.

– Так! – гаркнул полковник, быстро листая страницы. – Еще документы имеются?

Кротов достал из нагрудного кармана пиджака удостоверение городской администрации.

– Ага! – восторженно вскричал полковник. – Слуга народа! Ай-ай-ай! Ну, ты, шлагбаум, отличился!

– Я не шлагбаум, – произнес таможенник и посмотрел на Кротова с досадой и сочувствием.

– Да брось ты, – сморщился полковник. – Пиши изъятие, мы его сразу заберем. Майор, распорядитесь. Душно тут у вас, и что это вообще за помещение? Почему не в дежурку доставили? Темнишь, шлагбаум, знаю я тебя... Где стул, едрена мать? А тебе сказано: в угол!

Спиной вперед Кротов отъехал, не вставая, на стуле по гладкому кафельному полу (зачем здесь кафель, чтоб было легче смыть последствия крутого потрошения?) и уселся в углу поудобнее, заложив ногу на ногу. Примчался растрепанный младший таможенник с бумагами и стулом, «полкан» зашумел: «Да не мне же, болваны, садитесь и пишите протокол», – и старший таможенник устроился напротив за столом и принялся заученно царапать в чистом бланке хорошей монблановской ручкой. Майор глянул на Кротова, быстро сказал: «Кстати, тащполковник...», и вывел «полкана» из комнаты под руку. Один из автоматчиков прислонился к стене возле двери, другой взгромоздился на подоконник и принялся болтать ногами; ремень его ненового, в соскобах, автомата шевелился, свисая с колен. Младший таможенник наблюдал через плечо начальника за выползающими строчками. Автоматчик у двери, совсем еще пацан в раздувшемся бронежилете, жевал медлительно резинку и смотрел с пустым интересом, как на расстоянии плевка от него ломают жизнь случайному чужому человеку.

– Кто настучал? – негромко спросил Кротов. – Тетка из обменного пункта?

– Разговорчики, – одернул его младший таможенник, и Кротов понял, что вычислил правильно.

– Хорошо вы тут устроились, ребята.

– Не осложняйте себе жизнь, – холодно вымолвил старший, а младший добавил со злорадством:

– Сам же, дядя, виноват.

– Сидоров! – четко скомандовал старший, – на службу... шагом... марш! – Младшего таможенника вымело из помещения. Кротов достал сигареты и закурил, не спросясь, потом кивнул на пачку автоматчикам. Тот, что дежурил у двери, подошел и сказал:

– Я две возьму. – Он присмотрелся к пачке. – Настоящие? Штатовские?

– Бери, бери, – ответил Кротов, усмехаясь. Он мог бы вырубить его одним приемом – тычком ладони в шевелящийся мальчишеский кадык, прикрыться падающим телом и завладеть оружием, второй на подоконнике наделал бы в штаны, он захватит в заложники старшего и начнет торговаться, и его штурманут обязательно, ментам «шлагбаума» не жалко, и пристрелят как миленького, то-то шороху будет в Тюмени, что же делать, не нравится мне это, со страшною силой не нравится, сгореть из жадности за стольник, нет, не из жадности, противна фраерская наглость этих засранцев с нашивками – берут, как свое, а деньги-то и вправду не его, смешно сказать: забыл про них банальнейшим образом, последствия вчерашней пьянки с Лузгиным и гарикиных скверных новостей, в которые не верил до сих пор, ведь как же так, он вам не мальчик, чтобы так дешево списать его в расход, он вырвется и кой-кому такой разбор устроит, что мало не покажется...