– В гостиницу или сразу на службу? – спросил Федоров, когда нырнули внутрь машины на заднее сиденье. Слесаренко помедлил, и Федоров указал ему на мокрые брючины: – Вам надо бы переодеться. Ветер с дождем...
– Хороню, – согласился Виктор Александрович, чувствуя, как мокрая ткань противно липнет к икрам. – Кстати, где Кротов?
Кротов на службе. На двенадцать тридцать мы назначили расширенное заседание административного совета.
– Это еще что такое?
– Ну, мы полагали... вы расскажете о результатах поездки, мы доложим... Отменить?
– Зачем? Раз уж назначили...
Он вошел в свой гостиничный номер, словно вернулся домой, и сразу бросилось в глаза убожество якобы люксовой обстановки, еще вчера – ну, не вчера, а десять дней назад – казавшейся ему непозволительной, укоризненной роскошью, а нынче, после тех апартаментов на Кузнецкой, представшей вдруг в своей унылой и безвкусной наготе. И он подумал еще, что если останется здесь, в этом городе, придется получать квартиру и обустраивать ее, тут пригодился бы Евсеев или кто там его консультировал.
Переодевшись, он решил подзакусить – желудок напомнил ему о ребяческом самолетном отказе, и день впереди предстоял некороткий – и немного помучился выбором: закусить ему в номере или пойти в ресторан. «Ну, ты уже совсем», – сказал сам себе Виктор Александрович.
Он закрывал номер на ключ, когда за спиной тоже хлопнуло и защелкало; Слесаренко оглянулся и увидел мужчину знакомого типа и кивнул ему на всякий случай, и мужчина сказал: «Добрый день», – и назвал его по имени-отчеству, что совсем не удивило Виктора Александровича, ибо он уже давно привык, что его узнавали. Они двинулись к лестнице почти плечо к плечу, и у лестничной двери мужчина пропустил его вперед. Слесаренко привычно и коротко поклонился этой уступчивой вежливости других по отношению к себе и сразу вспомнил, кто это такой, и остановился.
– Евгений Евгеньевич, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – улыбнулся мужчина. – Хорошая у вас память, Виктор Александрович.
Они поздоровались за руку и пошли уже рядом, в ногу, считая ступени.
– По делу к нам или?..
– Конечно, по делу. Кто же вашу глушь посещает просто так.
Виктор Александрович согласно усмехнулся.
– По-прежнему в Сургуте?
– Ан нет, уже в Хантах.
– РУОП?
– Следственное управление.
– Начальник? – И, увидев на лице соседа приличествующее выражение, добавил: – Поздравляю.
– Спасибо. Было бы с чем...
Все вы так говорите, а звезды все больше и больше.
– Так и вы, Виктор Саныч, продвинулись. Тоже, небось, свою должность хулите?
– Как без этого?
Оказалось, что следователь летел с ним одним самолетом и в гостиницу его доставил Савич на своей машине (а Слесаренко и не видел ничего из-за дождя), и тоже спешил полузавтракать-полуобедать, так что в ресторане сели вместе, иначе вышло бы неловко – все-таки гость, а он, Слесаренко, хозяин, но Виктора Александровича не покидало тревожащее ощущение некой подстроенности этой случайной коридорной встречи.
– Вы, наверное, по делу Воронцова, – сказал он, озаренный внезапной и простой догадкой. Теперь уже следователь усмехнулся с приятностью:
– Так, слава богу, у вас тут боле никого не убивали.
– Давно вы в городе? Ну, в смысле, следствие давно ведете?
– Давненько, – ответил Евгений Евгеньевич.
– Почему же мы раньше не встретились?
– Повода не случилось.
– А теперь, выходит, повод приключился, – без вопроса сказал Виктор Александрович, не поднимая глаз от скатерти стола, а когда поднял, то увидел на лице Евгения Евгеньевича скорбную улыбку сожаления.
– Поговорить бы нам, конечно, надо...
– Поговорить или снять показания?
– Ну, полноте вам! – картинно обиделся следователь.
– Я же так, по-приятельски. Хотя вопросы к вам, не скрою, существуют, – продолжил он с доверительной серьезностью в голосе. – Желательно их как-то обсудить... в неофициальной обстановке. Прошу понять меня правильно: есть некий порядок, коим я не смею пренебречь без должных на то оснований.
И сразу вспомнился Сургут, его застреленный старый приятель Колюнчик и утренний тяжелый разговор в гостинице с Евгением Евгеньевичем, и эта запавшая в память его деланная книжная манера изъясняться как будто бы читает роль со сцены, проклятый хитрован. «Я догадался, что же тебе надо: Степан, наша встреча в избе, знал ведь точно, что когда-нибудь всплывет, ну вот и всплыло».
– Вас устроит сегодня вечером у меня в номере?
– Или же у меня, – немедленно переиначил следователь. – Живем-то, благо, по соседству.
Виктор Александрович равнодушно повел плечами и потом спросил с ехидным изумлением:
– И как я вас раньше ни разу не встретил?
– А я здесь раньше и не жил, – в тон подыграл собеседнику Евгений Евгеньевич.
Слесаренко наставил на него палец пистолетом, и следователь в карикатурном испуге прикрыл лицо тетрадкой ресторанного меню.
Дождь перестал, на улице пахло арбузом. Поднимаясь по ступенькам крыльца городской мэрии и далее шагая вверх по лестнице с ковром, Виктор Александрович снова ощутил, как в гостиничном номере, прилив домашней теплоты и жалости к безнадежному провинциальному ханжеству казенного убранства помещений и почему-то нахмурился, и таким вот надутым прошел мимо встречных к себе в кабинет, где пахло стылым дымом и пряной вонью маскировочно разбрызганного дезодоранта, а в его кресле развалился Кротов и что-то буркал в трубку телефона. «Работу имитирует, паршивец», – подумал Слесаренко, остановился посреди ковра и так стоял, заложивши руки за спину. Кротов бросил трубку и полез из-за стола с видом уставшего в шахте стахановца.
– Ну, Виксаныч, вы у нас теперь звезда!
– Не понял, – процедил Слесаренко, касаясь ладони заместителя.
– Вчера по «энтэвэ» вас показывали...
– Когда? Мы все смотрели – не было, – машинально сказал Слесаренко.
– Показали в полночь, в новостях. Ну, в Москве было два, вы уже спали, наверное.
– Что показал и-то? – не удержался от постыдного вопроса Виктор Александрович.
– Репортаж с вашей пресс-конференции в Думе.
– Ну... и как?
– Са-а-лидно! – со вкусом выговорил Кротов. – Впаа-лне на уровне. Хоть сейчас в президенты.
«Издеваешься, да? – нехорошо подумал Слесаренко.
– Ну, давай, еще посмотрим...» – И вслух спросил: – Большой был репортаж?
Минуты три. Для «энтэвэ» это целый телефильм, они время зазря не расходуют. Да мы записали с эфира, есть на кассете, вечером посмотрим и отпразднуем.
– Отпразднуем, – сказал Виктор Александрович. – Приглашайте людей, Сергей Витальевич.
Я думал, мы вначале... – распоряжающимся голосом начал заместитель, но Слесаренко обошел его и бросил на ходу, прицеливаясь в кресло:
– Надо ли? Потом еще раз повторять для всех. Давайте-ка сразу, четко и по-деловому.
– А также целиком и полностью, – воспроизвел Кротов былую присказку партийных резолюций.
Виктор Александрович никак не ответил на реплику, поерзал в кресле, как бы приминая его снова под себя, слегка потрогал на столе предметы, прикидывая, куда он поставит маленькую фотографию семьи в красивой рамочке на ножке – решил еще в Москве, отметив в думских кабинетах, и произнес уже с нажимом:
– Давайте. Время, время!..
Когда расселись и перестали скрипеть и двигать стульями и бормотать недовершенное в приемной, Слесаренко еще помолчал в хмурой задумчивости, потом сказал, глядя в окно:
– С чего начнем, коллеги? С хорошего или плохого?
– С хорошего, – за всех ответил Федоров.
– Тогда позвольте коротко доложить вам о поездке...
Он стал рассказывать про Германию, про деловые встречи в Бонне, Дюссельдорфе, Берлине и Кёльне – приятно было видеть, как на лицах аппаратчиков нарастала слой за слоем уважительная любознательность, – особо подчеркнув про Дюссельдорф, где их принимали в компании «Рургаз», у которой пошли нелады с «Газпромом»; здесь можно поиграть и выиграть; про закон о разделе продукции и благожелательную реакцию немецкой стороны, и тамошнее недовольство срывом нефтяных поставок по договору о бартере – на этом тоже можно поиграть, если сговориться с «Севернефтегазом»: публично ссориться, а действ звать заспинно сообща, здесь Вайнберг обещал полную поддержку, но и мы со своей стороны... Его слушали с интересом, многозначительно переглядываясь в нужных местах рассказа, Федоров и Соляник непрерывно и быстро писали о чем-то в, своих больших блокнотах, и эго понравилось Виктору Александровичу: молодцы, улавливают главное, я же им не о туристической поездке докладываю; и только Кротов сидел с отсутствующим видом и думал что-то личное, отдельное, или просто собирался с мыслями перед докладом в свой черед.