«Не принято... Ну бля, «Максим» забегаловский!» – ругнулся про себя Лузгин. Он был уверен, что денег у Баранова немного. Почему-то сразу заметно, есть у человека деньги или их нет. Впрочем, не так: очень видно, когда денег нет, даже если одет прилично. Наличие денег туманно, отсутствие ясно всегда.

– Ты за что пацанов мутузил? – спросил Баранов, когда выпили по второму стакану.

Лузгин аж протрезвел секундно от несправедливости вопроса, хотел объяснить, да раздумал – зачем? Не передать словами было этот так внезапно его охвативший бешеный водоворот жалости, злобы, беспомощности и страха от приоткрывшейся ему уголком чужой и жуткой жизни. Как он плакал, этот мальчик... И Лузгин вдруг не осознал даже, а просто почувствовал, что у них с Тамарой нет детей.

– Как жизнь-то, Баранов? – спросил он, глубоко затянувшись «Парламентом».

– В порядке. А ты, говорят, ушел с телестудии? Зря. Народу ты нравился, Вова. И моей жене тоже.

– Дети есть?

– А как же. Двое. Сын-оболтус в «индусе», папа затолкал по старым связям, дочь весной школу заканчивает, опять проблема, значит.

– А сам?

– Пишу докторскую.

– И давно?

– Давненько, – усмехнулся Баранов. – Мог бы давно защититься, так, блин, то одно, то другое...

– Выпиваешь крепко?

– Да нет, не сказать, это ты зря... – Баранов слегка обиделся, поправил съехавший галстук. – Сегодня просто ситуация такая. Завтра сдаем отчет лабораторией, сидели на работе всю субботу, сегодня тоже с утра. Устали, понимаешь, решили расслабиться. Меня, кстати, за выпивкой послали, ребята ждут в институте, тут недалеко, знаешь? Может, зайдешь? Познакомишься...

– Неудобно как-то, – замялся Лузгин. – Да и сумка вот, мясо растает.

– А у нас холодильник есть, – обрадованно сказал Баранов.

Лузгин хорошо понимал, что добром это дело не кончится, он и так уже опьянел с непривычки, курил беспрерывно – верный признак изрядного градуса. Хорошо бы домой, лечь на диван, включить по видику «Леона», отругиваться от жены, слушать кухонный плач, разговоры с подругами по телефону о пропадающей, вянущей жизни...

– Согласен, – сказал Лузгин. – С одним условием: закуска и выпивка за мой счет. И без разговоров!

– Но мы же скинулись, мне деньги дали...

– Как скинулись, так и раскинетесь. А плитка у вас есть электрическая?

– У нас даже микроволновка есть, – гордо сообщил Баранов. – Живем на работе. Горим, можно сказать, синим пламенем.

Они купили полный пакет больших пельменей, у старух-дачниц на улице зелень и банку домашней соленой капусты, ещё один флакон «Смирновской» и фляжку минералки на запивку. Лузгин удивился, но деньги кончились, осталось полсотни мятым ассортиментом. Ну и ладно, задача выполнена, сам же этого хотел. «Но завтра – непременно Лувр!» – утешил себя застарелым анекдотом Лузгин и с легким сердцем пошел за Барановым.

За лето Виктор Александрович сумел-таки достроить дачу. Коттеджем он ее теперь не называл даже мысленно: почему-то избегал этого слова, будто сглазить боялся, да и выглядел дом на фоне соседних особняков будкой сторожа. Правда, будкой кирпичной, ладной, с недостроенным вторым этажом из толстого сухого бруса, большой верандой с двойным остеклением по-городскому, водопроводом и теплым пристроенным к дому туалетом. С последним были опасения, что из выгребной ямы, отнесенной на десять метров от дома, будет пованивать, да и хлопот с откачкой не избежать, но успокоил сосед – рассказал, что уже третий год такой пользуется, нынче вот вызвал машину, открыли люк, а там пусто, всё в землю ушло, почва такая удачная. И запаха не было. Слесаренко сам ходил по соседскому дому, принюхивался: ничего, и на участке тоже не пахло. Яму делали из большого железного бака без дна, но с плотной крышкой, из дома к ней проложили фановые трубы. Рядом с туалетом Виктор Александрович наладил душевую, не пожалел денег на электрический компактный котел, и теперь в доме была теплая вода, а если расходовать бережно, то и горячая.

Вот только с камином у него не заладилось: жрал дрова с присвистом и почти не грел комнату. Тыльной частью камин выходил на веранду, но с той стороны кирпичи и вовсе были чуть тепленькими, нечего и думать, что прогреют веранду в морозы. Ему советовали потратиться и сделать в доме водяное отопление, благо котел уже есть, но он отказался: слишком похоже на город.

Виктор Александрович пожаловался соседу, и тот нашел и привел мастера-печника. На прошлых выходных они с мастером «подвесили трубу»; печник сказал, что труба сгодится. До сих пор Слесаренко с уважительным изумлением вспоминал, как лихо мастер решил проблему «подвески». Поначалу старик полез на чердак и примотал трубу к стропилам толстой веревкой. Виктор Александрович смотрел недоверчиво: разве выдержит, если снизу камин разобрать? Но старик взял молоточек, спустился на второй этаж и быстро вытюкал из трубы у пола по два кирпича, получились две дырки насквозь. Старик подобрал и сунул в дырки две толстые доски, а потом так же быстро обтюкал трубу по периметру, и она оказалась стоящей на досках на полу второго этажа. Мастер спустился вниз и от потолка разобрал камин по кирпичику, благодарно ругая халтурщиков-каменщиков, замешавших из жадности слабый раствор, и наказал Виктору Александровичу за неделю подвезти новых кирпичей и зачистить от раствора старые. Собирались класть печку в следующие выходные, но Слесаренко услали в Сургут, и он даже не знал сейчас, приходил ли мастер, что о нем подумал и придет ли снова. Спросил у соседа, тот печника не видел и ничего сказать не мог, но обещал заглянуть к нему в соседнюю деревню. Виктор Александрович хотел сам наведаться и извиниться, просил адрес, но сосед сказал: «Без меня всё равно не найдете, адреса нет, знаю дорогу по памяти».

Слесаренко сидел на веранде, устроившись на табурете возле верстака, и острым конусом молотка отколачивал с кирпичей налипшие бугры раствора. Дело шло легко, хвала шабашной скаредности; воистину, нет худа без добра.

На крыльце раздались шаги, негромкий стук в фанерную дверь веранды. Виктор Александрович, не вставая, глянул из окна, увидел две коротко стриженые черноволосые головы, смуглые нерусские лица, но не кавказцы – среднеазиаты, похоже. Стучал, видно, кто-то третий. Слесаренко поднялся, подошел с молотком к дверям.

– Здравствуйте, хозяин. – Невысокий жилистый мужчина, лицом похожий на актера Суйменкула Чокморова из «Седьмой пули», стоял на крыльце в полупоклоне. – Извините за беспокойство, хозяин. Можно вопрос задать, уважаемый?

– Задавайте, – сказал Виктор Александрович без приветствия.

– Вам рабочие не нужны, уважаемый?

– В каком смысле? – не понял Слесаренко. – Батраки, что ли?

– Зачем батраки, хозяин? – Мужчина сделал обиженно-гордое лицо. – Мы не батраки, уважаемый, мы строители.

– Таджикистан? – догадался Виктор Александрович, и мужчина печально и медленно кивнул. – Заходите, присаживайтесь.

«Чокморов» сказал в сторону на непонятном Слесаренко языке, вошел на веранду и притворил дверь без стука, сел на табуретку у входа, посмотрел на мусор в доме, строительный развал.

– Печку будем класть, – пояснил Виктор Александрович. – Другой работы, извините, уже нет.

– Спасибо, понимаю, – сказал таджик почти без акцента. – Баню сложить, сарай какой-такой построить, гараж для машины? Мы всё умеем, уважаемый. Можно кого спросить, целое лето работали, мы известный здесь, хорошо известный, люди спасибо говорят, я не обманываю.

– Что вы, я верю, верю!.. – Виктору Александровичу стало вдруг неловко, что он не может ничего предложить этому вежливому и, судя по всему, надежному человеку, и он спросил с фальшивой задушевностью: – Давно в Тюмени? Нелегко живется?

– Когда работа есть, хорошо живется, совсем хорошо. Ваши люди добрые, хорошие люди, в других городах не такие люди, ругаются, милиция зовут. Вот свердловские люди, совсем рядом, понимаешь, совсем другие люди, ваши люди хорошие. Сибир! – уважительно закончил «Чокморов».