— Ну и дурак же ты! — выдохнул Леша и бросился вслед за мной.

— Воля, ну извини! — донеслось до меня, и я, поскользнувшись, упала.

— Вставай, Иришка. — Бережные руки помогли мне подняться, но я вместо слов благодарности хлестнула Лешу по щеке и зарыдала.

— Поехали! — приказал Леша и, схватив меня за мокрый рукав, повел к машине. Голос его был жестким, почти злым, как тогда, по телефону. Я, словно кролик в раскрытую пасть удава, пошла, подчиняясь властному тону.

У двери стояло человек пять. Размазывая грязь по лицу и стараясь отвернуться от любопытствующих глаз, я все же сумела разглядеть насмешливые физиономии и расслышать обрывки реплик.

— Кто это? — вопрошал томный голосок, вероятно, принадлежавший круглолицей брюнетке в декольтированном ярко-пурпурном платье.

— О Господи! И тебя интересует эта дешевая шалашовка? — ответил ей другой женский голос, растягивающий слова и выворачивающий их безобразным аканием. «О Госпа-адя-а», — получалось у этого голоса, и меня передернуло. Я подняла глаза и открыто стала рассматривать обеих девиц. Они были хороши, ничего не скажешь. Их туалеты блистали потрясающим покроем и дорогой тканью, но глаза… Боже мой, до чего пустые, плавающие глаза! Я с вызовом посмотрела прямо в зрачки одной из них и надменно усмехнулась. Та смущенно отвела взгляд, и я почувствовала свое неоспоримое превосходство.

— Леша, куда ты меня ведешь? — нарочито громко спросила я и остановилась.

— Ха! Ты слышишь, они знакомы! Несомненно, он ею пользуется! — воскликнула круглолицая, и улыбчивый молодой человек в черном смокинге, стоящий чуть позади, бросил через голое плечико:

— Если он ею пользуется, то, не сомневаюсь, ты ей завидуешь.

— Вот еще! — Та презрительно отклонила головку, рассыпая черные волны волос, и, посмотрев на меня, демонстративно развернулась всем корпусом, унося прочь свой шикарный таз.

Леша, конечно же, как и я, слышавший все это, тоже остановился и повернулся ко мне.

— Я отведу тебя в машину, — произнес он смягчившимся голосом и привычным уже мне движением поправил на лбу выбившуюся челку.

— Зачем? Я могу уйти и сама. Как пришла, так и уйду. Или тебе нужно, чтоб это произошло поскорее?

— Ты не можешь уйти сама.

— Почему? — удивленно подняла я ресницы.

— Потому что ты вся промокла и дрожишь, как мокрый котенок. — Леша провел ладонью по моему лицу, на котором грязь уже стала подсыхать, стягивая кожу и неприятно пощипывая ее. Затем он достал из кармана белый крахмальный платочек и, обернув им палец, принялся оттирать мои щеки. — Я посажу тебя в машину и отвезу домой.

— Поехали, — согласилась я. Мне надоело давать бесплатное представление, к тому же краем глаза я увидела, что на пороге появилась Настя.

Она была весела и очаровательна. Я закрыла глаза, чтоб не видеть ее и не чувствовать себя униженным, нищим ничтожеством.

— Ну же, поехали! — поторопила я Лешу, отнимая у него платок и собственноручно вытирая лицо.

Он улыбнулся и, без особого усилия подчиняясь моей раздраженной бесцеремонности, пошел к машине.

Серебристая шикарная иномарка пискнула, откликаясь на сигнальный посыл Лешиного брелока. Леша неторопливо открыл дверцу, затем так же неторопливо обошел машину и открыл ее с моей стороны. Я, немного помедлив, не решаясь сесть в грязном пальто, все же опустилась на мягкое сиденье.

Леша закрыл дверцу и, взявшись за руль, повернулся ко мне.

— Тронулись, — сказал он и включил зажигание.

Машина сделала плавный круг, окатив зрителей потоком грязи из-под колес, и те, вдруг представившие из себя зрелище не менее жалкое, чем я, с руганью возвратились в здание.

С этого вечера все и началось. Леша повез меня по городу, наматывая километр за километром, и мы практически ни о чем не говорили. Я зачарованно смотрела в окно. Мелькающие огоньки ночного города завораживали меня, в салоне было тепло и уютно, тихо звучала приятная музыка, доносившаяся будто из корпуса автомобиля, и я, согревшись и успокоившись, задремала.

Наконец машина притормозила.

— Спасибо, — сказала я Леше, решив, что он привез меня к общежитию, но, потянувшись к ручке, посмотрела за окно и не увидела знакомого подъезда. Я взглянула на Лешу, а он, загадочно улыбаясь, ответил:

— Не стоит благодарности.

— Леша, мы где?

— Дома.

— У кого дома? — Я, глупо улыбаясь, старалась сообразить, в чем же суть этой дурацкой шутки.

— Выходи, узнаешь.

— Не выйду, — запротестовала я, неожиданно вспомнив об ужасной участи Папани и Раша. — Нет, не выйду, пока ты не отвезешь меня в общежитие.

— Боже мой, да ты знаешь, где оно, твое общежитие? — спросил Леша и закрыл уже открытую было дверцу.

— Я тебя не просила везти меня в другую сторону! Я тебя не просила вообще увозить меня из парка! — стала я раздражаться.

Снег из мягких хлопьев распался на сверкающие точечки снежинок и стремительно исполосовал пространство. Слякоть на дороге подернулась коркой и грозила превратить город в сплошной каток.

— Хорошо, — согласился Леша. — Я отвезу тебя в общежитие, но не можешь ли ты допустить, что мне просто хочется угостить тебя чашечкой кофе? — Он обаятельно улыбнулся, и, поддавшись этому обаянию, я моментально успокоилась.

— Я не пью кофе, — подумав, напомнила я.

— Ах, да! Прости, я забыл. У меня есть сок. — Он лукаво подмигнул, и я невольно улыбнулась ему в ответ.

— Апельсиновый?

— Ананасовый.

— Но Леша, — умоляюще протянула я, — мы и так уже опоздали к проверке.

— К проверке? — не понял он.

— Как же мне не хочется тебе все объяснять! — воскликнула я. — Для нормального человека этот маразм непостижим. Понимаешь… — воодушевленно начала я.

— Здесь не пойму. Можешь не стараться понапрасну. Выходи, объяснишь дома.

Я вздохнула и вышла из машины.

Никогда еще я не посещала такие дома. Если быть честной до конца, эта квартира шокировала меня своим великолепным убранством и продуманным до мелочей оформлением интерьера.

Огромная прихожая была величиной с три мои общежитские комнаты. Талантливой рукой художника она была превращена в пещеру. В неглубоких нишах мягко струился свет факелов. Они были так натуральны, что я невольно приблизилась к зарешеченным окошкам. Нет, к сожалению, всего лишь электричество.

На одной из стен висела распятая леопардовая шкура, на полу вместо коврика темный паркет украшала такая же шкура, размером побольше.

Леша открыл встроенный шкаф, и вместе со светом оттуда полилась приятная мелодия. Он помог мне снять пальто, достал свободные «плечики» и повесил на них мою грязную одежку.

— Только не в шкаф, — попросила я, опасаясь за находящиеся там вещи.

— Отнеси в ванную, — согласился он и подал мне мягкие, теплые тапочки, отороченные светлым мехом.

Я взяла пальто и пошла в указанном направлении.

Просторная комната была черного цвета. Черный кафель, черная раковина «тюльпан», отливающая вороньим агатом, и сама ванна. Лишь потолок был выложен зеркальной мозаикой. Он отражал все это блестящее великолепие и, подобно детскому калейдоскопу, преломлял отражение, составляя замысловатые узоры.

Я с трудом нашла сложенную гармошкой сушилку и повесила на нее пальто.

Над раковиной висело огромное овальной формы зеркало, по обе стороны от него в завитках золотистых лиан примостились радужные птицы с длинными перьями хвостов. Я засмотрелась на них и не заметила, как сзади подошел Леша. Он щелкнул выключателем, и птицы засветились изнутри.

— Потрясающе! — ахнула я. — Это что, музей?

— Почти, — улыбнулся Леша и выключил свет. — Пойдем на кухню, я приготовлю тебе сок.

Кухня оказалась вполне обычной: гарнитур из натурального дерева, над плитой — вытяжка, над окном — кондиционер. Белые плитки, белая поверхность разделочного стола, белый маленький телевизор, встроенный каким-то образом в углубление в стене. Коврик, как мне показалось, чересчур светлый для этого помещения. Все было ослепительно чистым и аккуратным, но ничего необычного. Я уже видела подобные кухни и в принципе не удивилась. Только раковина была непривычно разделена на три части, и в одной из них стоял посудомоечный аппарат.