Явление двойной звезды И в полночь бойня замерла. И вечность до беды. Над смрадом скотного двора – кристалл двойной звезды. Мясник увидел и «Моя!» спроста кричит звезде. Не знает, бедный, что ничья, что всюду и везде. И тот лишь ею миг владел, и тот лишь мил ей был, кто нищим взором поглядел и, как дышать, забыл. Секрет белоснежных простынок Говорят, что красивой была. Может быть. Красота деревенская проще. Только мне некрасивой её не забыть. Вот стирает… Вот простынь полощет… От нагибки багровым лицо налилось. Руки бедные не разгибались. Так их вздуло и так от воды разнесло, что руками утопших казались (По весне, в ледоход, проносило лихих по разбитой Двине. Навидались). Но летают они над водой, распалясь. Прорубь паром исходит недаром. А потом на салазках с простынками таз в гору тащат, окутаны паром… И зачем нам, голодным, была чистота, холод простыни этой хрустальной? Видно, та чистота и была ВЫСОТА нашей северной мамы печальной. …Много лет – без тебя. Я смогла устоять и в жестокий мороз не загинуть. Только вот не могу, не могу разгадать твой секрет белоснежных простынок. Видно, руки мои, чтобы воду отжать, перенежены, слишком красивы. Видно, вправду, коленями надо вмерзать в белый лёд перед прорубью синей. И лицом багроветь, и красу вытравлять беспокойством о сыне, о внуке. И на стуле нечаянно засыпать, уронив некрасивые руки. Ласточка Когда над пашнями ветра, тоска и стужа… а ласточке лететь куда-то нужно, дай силу в крылья ласточке моей! – мне всё равно, кто: Бог или злодей. Когда блудливо чавкают болота, когда на птицу самая охота (а ласточке моей охота жить), вложи ей крепость в слабенький умишко, чтоб подросли ещё её мыслишки, и не возликовала волчья сыть. Смотри, как трудно ей в часы ненастья. Дай счастья ей! А ласточкино счастье – раскинуть руки и лететь… лететь… над пашнями, над стужей и тоскою, над всей непостижимостью мирскою и чисто-чисто, человечно петь. Болотные песни
Не чудо ли? Живы болота под боком у самой Москвы!.. – В болото? Была нам охота, – и нос отворотите вы. Я вас понимаю – там скверно: вода до пупа, комары и разная прочая скверна. …Брр-ы. Да, явно – вы шиты не лыком. Сидите в тепле, так и быть. Не ваше, знать, дело – курлыкать, болотную воду мутить. А я соберусь. Может, завтра. Заброшу за плечи мешок, в него – немудрящий завтрак, огонь, карандаш, гребешок – на счастье, как встарь говорили, – да встану пораньше… и вот прекрасная бабка Ирина, как знала, стоит у ворот… Мы с нею чуток посудачим, чайку на дорогу попьём и напрямик, наудачу небыстро в болото попрём. …Болото в морошкиных звёздах. Болото в черничных слезах. Полнеба шевелится в вёдрах и столько же – в наших следах. Но это ещё не охота! Она вот сейчас и пойдёт, когда посредине болота Ириша моя запоёт, Ириша моя закурлычет – ну что там твои журавли! – без пропусков и без кавычек болотные песни свои. И больше такого полёта нигде не подсмотрите вы… Не диво ли? Живы болота под боком у самой Москвы! «Кто это там, среди могил…» Кто это там, среди могил, во тьме неодолимой звериным голосом завыл о матушке родимой? Кто вспомнил милости её, половички простые? Оплакал детство кто своё среди болот России? Кто жил, гуляка и босяк, среди Москвы холёной да и пропал незнамо как – от рук своей гулёны? Кто этот жалкий… этот бред… всегда для всех неправый? – Не сумасшедший. А Поэт. В пяти шагах от славы. Одинокий всадник Хвойный и ольховый, свежий, сквозняковый лес какой-то лисий, просветленный весь. Это дивный мастер, это Дионисий красками святыми поработал здесь. Яблонька сухая на холме плечистом. Жизнь бесповоротна. Но витает дух! Всадник одинокий скачет в поле чистом… Конник ли небесный? Колька ли пастух? |
