Она командует, не понимая, откуда у нее самой берутся на это силы.

Милочка, которой труднее всего оставаться бездеятельной, бесшумно и быстро двигается по комнате. Мягкий клетчатый плед появляется в ее руках.

Фельзе послушно закрывает глаза и слегка отворачивается, устраиваясь удобнее. Жена укрывает его, подтыкая плед со всех сторон.

— Так достаточно? Хорошо?

В голосе женщины звучит та вера, о которой говорил Фельзе, и это потрясает Марлену: «А если все-таки я ошиблась?!»

Она безмолвным движением глаз вызывает Милочку из комнаты. Повернув выключатель, та выходит за Марленой на кухню. Марлена предостерегающе прижимает палец к губам и довольно громко произносит:

— Он поспит, и все будет в порядке.

Довольно долго они сидят молча. Потом Марлена осторожно заглядывает в комнату. Фельзе лежит, повернувшись на бок и ровно дыша. Она возвращается к плите. Милочка, очевидно, забыла погасить газ, одна из конфорок светится маленьким голубым пламенем. Марлена протягивает руки к огню.

— Озябли?!

— Да.

Она бросает взгляд на часы — половина одиннадцатого. Еще не поздно позвонить Лозняковой домой.

— Людмила Наумовна, у вас есть тут где-нибудь поблизости телефон?

— Кроме нашего?

— Кроме вашего.

— Двумя этажами ниже. Я вам оттуда звонила.

— А мне… можно позвонить оттуда?

Милочка на секунду задумывается:

— Сейчас сделаем. Вместе ведь нам уйти нельзя? Я сначала спущусь, предупрежу, что вы придете. Тогда…

— Понятно, — Марлена кивает. — Пожалуйста, устройте это.

Через несколько минут Милочка, чуть запыхавшись, возвращается. В глазах ее тревога.

— Ничего не произошло, пока меня не было?

Марлена старается ответить как можно беспечнее:

— Что же могло произойти? Витольд Августович спит. А я не стащила у вас даже кусочка сахара.

— Неужели не стащили? Ну, тогда идите звонить — квартира двести сорок два, Гурадзе. Хозяйка ждет. И… скажите Андрею Захаровичу, что я вас не отпущу, пока…

Она не договаривает.

— Андрею? Ладно! — Марлена довольна: тем лучше, что эта маленькая, испуганная и надеющаяся женщина не понимает, насколько не уверен в себе «их доктор». — Хорошо, скажу… Гурадзе? Квартира двести сорок два?

Ее действительно ждут — дверь не заперта. Очень стройная женщина с разлетающимися черными бровями стоит на пороге:

— Сюда, сюда, пожалуйста!

Телефон висит на стене в передней. Марлена, набирая номер, мысленно твердит, как заклинание: «Только бы Лознякова была дома!» Но заклинание не помогает. Звонкий девичий голосок отвечает:

— Юлия Даниловна в больнице. У нее суточное дежурство.

— Простите!

Как она могла забыть? Конечно, сегодня Лознякова дежурит. Марлена поворачивается к хозяйке:

— Вы разрешите позвонить еще?

— Конечно! — Гурадзе очень любезна. — Я одна. Вы никому не мешаете.

Она тактично уходит в комнату, но дверь оставляет открытой.

Марлена набирает номер дежурной сестры, — неизвестно, где сейчас Юлия Даниловна.

— Она не может подойти, — говорит сестра, — она в палате.

— Это Ступина, — объясняет Марлена, — мне очень нужно. Никак не может?

— Никак, Марлена Георгиевна. Привезли больного с тяжелым инфарктом.

— Да… — она в растерянности опускает трубку.

Что же делать? С кем посоветоваться?.. Господи, да с Андреем же! Пусть он хирург, но у него огромный опыт.

Марлена в третий раз начинает крутить наборный диск. Долгие, протяжные гудки… пятый… седьмой… десятый. Вот что значит общий телефон! Наконец квартира отзывается недовольным и заспанным голосом:

— Слушаю. Кого надо?

— Пожалуйста… Это говорит Марлена Георгиевна. Будьте добры, позовите Андрея Захаровича.

— Да он уже спит, верно.

Марлена умоляющим тоном просит:

— Разбудите. Очень нужно!

В трубке что-то ворчливо хрипит, потом раздаются удаляющиеся шаги. Проходит минуты две, прежде чем она слышит негодующее:

— Ну?!

— Андрей, почему ты не позвонил?

— Потому что не счел нужным.

— Ты видел записку?

— Видел. Зачем ты будишь людей?

— Слушай, я у Фельзе. Приезжай сюда.

— И не подумаю. Я уже сплю.

— Андрей, Витольду Августовичу очень плохо. Мне необходима… консультация…

— Вызови неотложку. Или скорую…

— Андрей!

— Ну?

— Я говорю из чужой квартиры… Ты понимаешь?

— Нет.

Ох, если бы она могла его стукнуть! Но нельзя даже ответить как следует: в соседней комнате эта стройная красавица слышит каждое слово. Марлена берет себя в руки.

— Андрюша, я полагаю, что у него резкое падение сахара: страшная слабость, пот, дрожь, сухость во рту… — она торопливо перечисляет симптомы, боясь, что ее бешеный муженек попросту повесит трубку. — Я дала очень сладкий чай, сметану с сахаром, сейчас он задремал… Милочка совсем потеряла голову. Она очень просит, она умоляет, чтоб ты приехал…

Молчание. Неужели разъединили? Что там происходит? Наконец по-прежнему злой, но уже чуточку менее негодующий голос:

— Надо было вызвать неотложку.

— Он не хотел. Он никому не верит, кроме… нас.

Снова пауза. Потом горькое:

— А ты волнуешься за всех, кроме меня!

— Почему?

— Даже не поинтересовалась, зачем я был нужен Фэфэ.

Ну и характер! У Марлены онемела рука — с таким ожесточением она сжимает трубку. Ее голос угрожающе вздрагивает, когда она повторяет почти шепотом:

— Андрей, я говорю из совершенно чужой квартиры, от Фельзе звонить нельзя. Ты приедешь?

Этот вздрагивающий, яростный шепот приводит его в себя.

— Марлёнок, я чурбан… Сейчас буду.

Медленно положив трубку, Марлена несколько раз сжимает и разжимает побелевшие пальцы.

— Благодарю вас за любезность! — говорит она в пространство.

Чернобровая, стройная красавица возникает на пороге:

— Бедный Витольд Августович… Я невольно слышала. Это очень серьезно?

Марлена отвечает уклончиво:

— Надеюсь, что все обойдется. Сейчас приедет опытный консультант…

— Да, да, — вздыхает хозяйка, — мы, женщины, как-то отзывчивее…

Она тонко усмехается и закрывает за покрасневшей Марленой дверь.

Милочка с тревогой в глазах встречает Марлену наверху:

— Я совсем извелась… Почему так долго?

— Не могла дозвониться. Сейчас приедет Андрей Захарович.

— Он… он считает, что это очень опасно?

Марлена заставляет себя правдиво ответить:

— Ничуть. Просто, когда мужья свободны, они не любят, чтобы их жены были заняты. — И смущенно добавляет: — Я все свалила на вас. Сказала, что это вы его вызываете…

Они обмениваются понимающими взглядами, и Милочка Фельзе усмехается почти так, как чернобровая красавица из двести сорок второй квартиры:

— Да я просто умоляла. Разве вы не заметили?

Последние предмайские дни. Как быстро идет время! Давно ли, кажется, ждали октябрьских праздников и открывали больницу? Впрочем, нет — давно, очень давно. Степняк, оправдывая свое прозвище «Вездеход», носится по всему зданию. Он полон энергии. Он начал нешуточную драку с Таисией Павловной и сдаваться не намерен. Собственно, Таисия Павловна и сама теперь понимает, что несколько поторопилась: из Госконтроля официально сообщили, что «ничего преступного или корыстного в деятельности главного врача больницы Степняка не обнаружено, а имевшие место нарушения финансовой дисциплины вызваны целесообразным передвижением средств в пределах сметы». Выходит, что выговор Степняку райздрав объявил напрасно. Но Таисия Павловна считает, что отмени она собственный приказ — и кончено, авторитет ее будет безнадежно подорван. А Степняк требует именно отмены приказа!

Сначала, правда, он настаивал на изменении формулировок и больше всего почему-то возмущался тем пунктом, где говорится о снятии Рыбаша.