Литмир - Электронная Библиотека

Не ожидая себе пощады от русских, он кое-как выполз из дома и спрятался в сарае в разном хламе. Из укрытия своего он слышал, как победившие партизаны заняли дом, как кто-то расхаживал по двору и распоряжался, словно хозяин. В то же время он заметил, что в соседнем доме было тихо: если кто и входил в него, то тотчас же возвращался. Вследствие этих наблюдений он решился при первом удобном случае туда перебраться. Когда все затихло во время послеобеденного отдыха, он ползком перебрался в соседний сад и оттуда — во двор. Не имея силы вползти на крыльцо, он долго сидел, скорчившись, возле ступенек и прислушивался. Но слыша, что в доме никого нет, он, как неумелый ребенок, взобрался-таки на крыльцо — опираясь на руки и волоча раненую ногу — и очутился в небольших сенях. Тут, отдохнув, он пополз дальше. Найдя небольшой темный чуланчик, Этьен забился в угол за большую кадку.

Пока французы выступали из городов, занятых ими далее Москвы, русская армия продолжала отдыхать. Однако Винценгероде не дал спокойно дойти до Москвы дивизии Дельзона и сильно ее потрепал. Казаки между тем постоянно шныряли вокруг французского авангарда и высмотрели, что на опушке большого леса, примыкавшего к лагерю короля Неаполитанского, не выставляются охранные разъезды. Генерал Толь осмотрел весь лес тщательно и несколько раз по всем направлениям и доложил Кутузову, что с этой стороны легко подойти к неприятелю незамеченными и атаковать его. Главнокомандующий не скоро согласился на такое опасное предприятие: он боялся этим нападением на Мюрата вызвать Наполеона из Москвы, что имело бы следствием генеральное сражение. После долгих совещаний он, наконец, согласился и поручил генералу Беннигсену начальство над войсками, назначенными идти в обход неприятеля, а сам с главными силами должен был атаковать неприятеля пятого октября с фронта.

Приказано было всем русским войскам, находившимся в лагере, перейти четвертого вечером за реку Нару и стать в указанном каждому отряду месте. Чтобы неприятель не заметил этого движения, велено было оставить в лагере от всех полков барабанщиков и музыкантов, чтобы они в надлежащее время били зарю. Для поддержания лагерных огней и для наблюдения за порядком в оставленном лагере назначили по одному унтер-офицеру от каждой роты. Нашим партизанам, Дорохову и Фигнеру, предписано было двинуться к селению Воронову — истребить стоявшие там два полка и отрезать Мюрату отступление к Москве.

Но приказания не были вовремя и точно переданы, шедшие на позицию русские войска встретили непредвиденные препятствия и вместо того, чтобы напасть на французов ночью, Беннигсену пришлось двигаться на них утром. Кутузов, прибыв к войску, нашел его совсем не готовым к выступлению: большинство людей еще спали, лошади стояли неоседланными, орудия не были заряжены. Тем не менее по данному ранее приказанию Беннигсеном Багговут пошел со своими на неприятеля, а Орлов-Денисов повел казаков в атаку.

На передовом посту Себастиани французы готовили себе завтрак. В больших котлах варилась похлебка с мясом павших лошадей. Офицеры расположились на скамьях, составленных из больших образов, подле столов, устроенных таким же образом, и ждали своего кофе.

Ксавье, пристроившись к костру, устанавливал собственный кофейник, озираясь во все стороны. Он боялся, чтобы его товарищи не заметили лакомства, добытого им у Этьена. При этом он ни разу не вспомнил о бедном Этьене и с наслаждением думал о том, как он сейчас станет пить кофе, закусывая белым хлебом, тоже данным ему Ранже…

Вдруг в лесу послышался шум и, прежде чем Ксавье и его товарищи опомнились, показались казаки. Они неслись тучей прямо на французский полк.

— Седлай! Стройся! — закричали офицеры, вскакивая со своих мест.

Между тем пехота строилась в каре.

Но казаки смяли пехоту, ворвались в лагерь и разграбили все, что в нем нашли.

В это время показались русские войска под предводительством принца Вюртембергского и Багговута. Но последний вскоре был убит, и замешательство, произведенное его смертью, весьма повредило русским. Тем не менее Беннигсен опрокинул неприятеля и отнял у него множество пушек. В плен было взято нашими до полутора тысяч человек, а убито — не менее тысячи. В числе последних были начальник гвардии короля Неаполитанского Дери и генерал Фишер.

Шестого октября около полудня Наполеон делал смотр войскам маршала Нея, прибывшим в Москву, когда пришло ему известие о Тарутинском деле. Он был поражен тем, что русские войска стали нападать на его лучшие отряды, и отдал приказание тотчас же готовиться к выступлению. Он решился вызвать Кутузова на большое сражение, пройти в Калугу и остаться там зимовать или же перейти в Малороссию. В это время были уже отправлены из Москвы все раненые, которые могли скоро поправиться. Их увезли по Смоленской дороге вместе с теми награбленными вещами, которые французы называли своими трофеями. Это были турецкие и персидские знамена, взятые русскими и стоявшие по церквям, золоченый крест с колокольни Ивана Великого и древнее русское оружие, хранившееся как редкость. Маршалу Мортье велено было оставаться в Кремле и по выступлении войск Наполеона взорвать его стены.

В тот же день оставили Москву корпуса вице-короля и Даву. Выйдя к вечеру на заставу, они расположились на бивуаках близ Москвы на старой Калужской дороге. Корпус Нея и гвардия ночевали еще в Москве.

Седьмого октября выступил Наполеон из Москвы, сказав: «Весьма может статься, что я еще вернусь в Москву!».

Но этому никто не поверил, и все старались увезти с собой свои пожитки и все захваченное, награбленное в России.

За армией потянулся нескончаемый обоз со всевозможными экипажами, нагруженными доверху всяким добром. Маркитанты вместо провизии везли тоже разную добычу; ею же были наполнены артиллерийские повозки, госпитальные фуры и навьючены все лошади кавалеристов и ранцы пехоты.

За каждым корпусом двигался его обоз.

Жены генералов и офицеров с детьми, прислугой и пожитками ехали в обозе.

За ними тянулись толпы всевозможных мастеровых со своими семьями, прислуга, жены и дети солдат. Все это растягивалось на громадном пространстве, загромождая путь другим корпусам, за ними следовавшим.

Грозная туча - i_003.png

Глава XXIV

Грозная туча - i_016.png
огда Санси привезли в Катюшино, он был в сильной лихорадке, а по временам находился в беспамятстве. Его поместили возле комнаты молодого Роева, а остальных раненых французов устроили на сене в отдельной избе. Все три старушки и молодая Роева попеременно наблюдали, чтобы все необходимое было у больных, а Анюта с Бельской поочередно дежурили у Санси.

Видя страдания раненых, старушка Нелина охала, что Павлуша ее ходил на француза, как тогда выражались, и не раз всплакнула, слушая его рассказ о происходившей с ними стычке. Она требовала, чтобы сын дал ей слово не ходить более с партизанами, но тот уклонился от этого, так как решил снова идти с ними при первом удобном случае.

Ольга Бельская и старуха Роева тоже тревожно следили за всякой поездкой своих мужей в лес, зная уже причину их частых отлучек, но пенять им не смели, чувствуя, что невозможно ни одному русскому человеку сидеть спокойно, когда его братья умирают за отечество.

Проснувшись как-то ранее обыкновенного, Ольга Бельская узнала, что муж ее уехал со стариком Роевым еще задолго до рассвета. Взгрустнулось ей бедной, и она пошла разбудить брата, чтобы расспросить его о причине такого поспешного отъезда, но и того уже не оказалось дома, а Анисья передала ей по секрету, что вся деревня двинулась куда-то, и Прокофий взял с собой запас на двое суток.

Встревоженная старушка Роева и ее гости сидели за утренним чаем, сообщая друг другу свои догадки и предположения насчет этой новой поездки с партизанами. Их не порадовало даже сообщение Анюты о том, что Санси уже гораздо лучше. Всем им казалось, что конца не будет этой ужасной борьбе. Они стали уже толковать, что им брать с собой, если придется бежать в лес.

51
{"b":"574705","o":1}