- Один или с женой? - допытывалась Брижит.
- Не знаю, - буркнула Шарлотта, - если с женой, то лучше мне вообще из дома не входить: ума не приложу, как мне вести себя с ними.
- По-доброму, - наставительно посоветовала Брижит, помогая госпоже облачиться в кремового цвета платье для завтрака, - о погоде с ними поговорите, о политике - вы же сами меня учили! С соседями, даже с бывшими, надобно дружить.
- И то верно, - согласилась Шарлотта, - они просто соседи. И не самые приятные, к тому же. Я думаю о них непозволительно много. - Бросив взгляд на Брижит, сложившую на огромном животе руки и улыбавшуюся каким-то своим мыслям, она тоже расплылась в улыбке: - как думаешь, кто у тебя будет - мальчик или девочка?
Горничная смущенно пожала плечами:
- Не знаю. Я девочку хочу. Я бы ее наряжала, как куколку.
- Лучше мальчишку, - фыркнула Шарлотта, - мужчинам живется интереснее. А от женщин, будь они хоть семи пядей во лбу, требуется одно - удачно выйти замуж.
- Чего это вы? - поразилась горничная странным мыслям своей госпожи.
- Да так, навеяло… Верно, мне просто скучно. Вот бы мне тоже маленького, тогда бы и глупые мысли в голову не лезли.
Она постаралась произнесли это самым обыденным тоном, но, кажется, завистливые нотки все равно проскользнули. В глубине души Шарлотта считала, что это несправедливо: она уже год замужем! Барон так хочет сына, наследника, а она умиляется от одного вида светящейся счастьем беременной Брижит.
Быть может, дело в том, что муж уделяет ей крайне мало времени - он то в Испании, то по дороге в Испанию. Дома, с Шарлоттой, он бывает лишь неделю из месяца…
Брижит закончила с прической госпожи, и пока Шарлотта сама румянила недостаточно яркие, по ее мнению, скулы, та вдруг нерешительно заговорила:
- Мадам… вы же знаете, через пару месяцев я вообще буду с трудом передвигаться, а мне так хочется, чтобы малыш появился на свет в Шато-д’Эффель - там такой свежий воздух, да и Сильва там, будет помогать нам с Жаном…
До Шарлотты не сразу дошел смысл ее слов, прежде об этом и разговора никогда не заходило:
- Постой, ты что же, хочешь уехать в Шато-д’Эффель? Бросить меня здесь одну?
- Почему одну? А ваш муж, а мсье Госкар? И я найду вам другую горничную - самую хорошую, в сто раз лучше, чем я!
- Об этом и речи не может быть! - упрямо мотала головой Шарлотта. Она встала из-за туалетного столика и, уперев руки в бока, повелительным тоном продолжила, чувствуя, как голос ее срывается на писк из-за подходящих к горлу слез: - Ты ни за что не перенесешь дорогу, так что ни о какой поездке не может быть и речи! Родишь здесь, а потом я лично найму для твоего ребенка кормилицу, и пусть себе растит его в Шато-д’Эффель. А тебя я не отпускаю - и точка!
Горничная смотрела на нее и как будто жалела, а Шарлотта чувствовала, что еще мгновение, и она действительно расплачется. Она давно заметила, что забеременев, Брижит отдалялась от нее все больше - у той появились новые интересы, совершенно другие проблемы волновали ее. Некогда любимые их девичьи разговоры - сплетни, мода, кавалеры - становились все более натянутыми. Шарлотта все это замечала, но от мысли, что Брижит вдруг возьмет и уедет, бросив ее здесь, в этом огромном доме совершенно одну, Шарлотта приходила в ужас.
Но, видя эту жалость в глазах Брижит, баронесса вдруг поняла всю абсурдность своих требований. Нельзя разлучать мать с ребенком… И вдруг эта кормилица станет обижать маленького, еще простудит его, не дай Бог. И, потом, она снова ведет себя «как глупая истеричная женщина» - как сказал де Руан. Разумеется, он был совершенно не прав, и сам признал это в их последнюю встречу, но… она действительно самую малость похожа сейчас на истеричную женщину. А ведь Шарлотта клялась и божилась себе, что будет стараться сдерживаться.
Поэтому баронесса, внезапно успокоившись, тихо и невозмутимо продолжила:
- А, впрочем, езжай, куда хочешь. С тобой все равно невозможно в последнее время разговаривать: одни пеленки-распашонки на уме. И горничных мне твоих не надо - сама найду!
Развернулась и гордо ушла из своей же спальни. Хотя не удержалась и от души хлопнула дверью.
Когда Шарлотта, все еще сердитая, вплыла в столовую залу, мсье Госкар уже завтракал.
- Ох уж эта прислуга, - ворчала Шарлотта, - никакого сладу с ней нет.
- И вам доброе утро, Шарлотта, - утирая губы салфеткой, привстал Госкар, - и приятного аппетита. У мсье Ришара сегодня изумительные круасаны, разрешите налить вам кофе?
- Да-да, доброе утро, Оливье, - похлопала его по плечу баронесса. - Не хочу кофе, мне бы сейчас наоборот чего-нибудь успокоительного, вроде чая с ромашкой. Ах, моя кормилица Сильва готовила такой изумительный чай с ромашкой…
- Все тоскуете по дому, Шарлотта? И почему вам не нравится в Париже - прекрасный же город.
Он по-привычке придвинул к ней поближе розетку с клубничным джемом и подложил самый румяный круасан.
- Вам не понять, - вздохнула Шарлотта, с удовольствием обмакивая круасан в клубнику, - у вас и дома-то никогда не было: с детства колесили с бароном по Франции. Поди, если б Его Милость не велел вам сидеть подле меня, вы и сейчас бы мокли под дождем в какой-нибудь повозке вместе с ним.
- Да, мне вообще крупно повезло с вами, - рассмеялся Госкар.
- Послушайте, Оливье, - Шарлотта по-деревенски сложила локти на столе и с прищуром посмотрела на Госкара: - а где вообще пропадает барон? Его Милость не боится, что пока он днем и ночью разрешает свои важные государственные дела, я вот возьму и влюблюсь в вас? Больше-то я все равно мужчин не вижу, кроме вечно пьяного дворника.
- Это было бы крайне прискорбно в первую очередь для вас, милая Шарлотта, - усмехнулся тот.
- Это почему еще?!
- Да потому, что вы не в моем вкусе. Вы же умудряетесь измазаться в джеме, будто ребенок, - Госкар с некоторым раздражением подал баронессе салфетку, потому что она снова перепачкала руки, - и кладете локти на стол - это ни в какие ворота. А этот ваш акцент! Вы же избавились от него и можете говорить нормально, так почему не говорите?
- А зачем? - хохотнула Шарлотта, заявив: - своему мужу я нравлюсь и такой!
- Вот и нравьтесь вашему мужу, а на меня не рассчитывайте!…
- Рад это слышать, мальчик мой, теперь сердце мое точно спокойно, - донесся до них голос из дверей.
Шарлотта обернулась: в дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял ее супруг, барон де Виньи, и с ухмылкой поглядывал на них.
Ахнув от радости, она выскочила из-за стола и с разбегу оказалась в его объятьях:
- Ну, наконец-то! Я жутко соскучилась по вам! - И, несколько смутившись, спросила: - и как давно вы слушаете наш глупый разговор?
- Достаточно давно, Чарли, - целуя ее руку, отозвался барон. - А разговор действительно был глупый.
Шарлотта затихла, не зная, как реагировать: супруг был так скуп на эмоции, что никогда невозможно понять, шутить он, говорит серьезно или вообще мыслями в данный момент далеко.
Барон, тем временем, медленно подошел к Госкару, давно уже поднявшемуся из-за стола и почтительно кланяющемуся. Шарлотта наблюдала за мужем со спины и многое бы дала, чтобы увидеть, как смотрит он на Оливье. Как бы не вышло неладного из-за этого их фривольного разговора.
Судя по напряженному лицу Госкара, тот и сам не знал, чего ждать. Потом барон поднял руку и тяжело опустил ее на плечо Госкара. Дружески потрепал его с дребезжащим смехом.
Ей-Богу, Шарлотта заметила, как Госкар моргнул в этот момент - ей и самой показалось, что барон вот-вот его ударит.
Оба мужчины уже дружески пожимали руки, а притихшая Шарлотта твердила про себя как молитву:
«Быть сдержанной и не молоть чепухи. Никогда больше…»
Барон привез супруге гору подарков: с десяток изысканных вееров, тончайшие чулки и панталоны, пару корсетов и целый сундук с лучшими шелками - на платья. Все это слуги сразу отнесли в гардеробную, а юной баронессе даже не особенно любопытно было посмотреть на ткани - ей не успевали шить платья из этих шелков, и все они были один другого красивее.
