Он, как и многие американцы, не выговаривал слова, а будто выплевывал их, как непрожеванную пищу. Голос его был скрипучим, квакающим, с самодовольными интонациями закомплексованного подростка.
Кириленко с отвращением посмотрел на него.
— Ты понимаешь его болтовню? — спросил он у Китаева, передернув плечами.
— Через слово.
— У меня нервяк, когда он рядом. На кой хрен он здесь?
— Следит, чтобы все шло по плану. Осторожнее с ним. Он-то, сука, весь наш базар понимает.
Кейси лицом изобразил картинное изумление. С широкой улыбкой обратился к Китаеву:
— Почему ты назвал меня сукой? Я не сука. Я кобель. Как ирландский сеттер, понимаешь меня? Да?
— Мне по херу, кто ты! — завизжал Кириленко. — Заткнись!
Кейси, со своей застывшей улыбкой, подошел к столу.
Наклон. Позиция. Удар. Стук.
Шар в лузе.
Кейси выпрямился. Поднял кий над головой и потряс им, словно викинг, торжествующий победу над побежденным врагом.
— Я заработал очко. Вау! Загнал трахнутый шар прямо в задницу тупого ниггера. Отличная игра, парни, да?
Китаев, пробуя кончик кия пальцем, усмехнулся.
— Билл, ты как дитя малое. Подожди, игра еще не закончена.
Кейси перестал улыбаться. Поправив на носу очки, он подошел к Китаеву. Сощурившись, наклонился к нему и ткнул в живот пальцем. Китаев возвышался над ним, как Голиаф над Давидом, но янки определенно ощущал себя рядом с ним уверенно.
— Игра не кончается, пока не убит последний фазан. Так говаривал мой дедушка, а он был очень умный человек. Он был умен, как трахнутый Альберт Эйнштейн, и хитер, как лисица. Дед был охотником. Он любил стрелять фазанов и ниггеров. Все время стрелял их. А они бежали, бежали и бежали, да?
— Ну, — ответил Китаев, спокойно глядя на американца сверху вниз.
— Ты, Китаев, — продолжал Кейси, — большой, но очень глупый. Я уважаю тебя, но ты очень глупый. А Сережа еще глупее. Мы играем в бильярд, ты думаешь. На деньги. На большие деньги. Ты получишь деньги. Он получит деньги. Для вас игра закончится. А для меня — только начнется, я знаю. Большим мальчикам — большие игры, понял, что я сказал? Мы играем бильярд здесь, в маленьком городе. Но это не игра. Это только репетиция Большой Трахнутой Игры. Мы наводим прицел, но фазаны еще спят в своих норах. Когда они проснутся, они будут уже мертвы. Мы будем делать бифштексы и котлеты, понимаешь? — Кейси руками показал, как это делается. Китаев смотрел на него, как на пустое место.
Кириленко, нервно облизывая губы, переводил взгляд с одного на другого.
— Что он говорит? — спросил он.
Бывший военный не ответил. Они с Кейси смотрели друг другу в глаза.
— Я вижу, Китаев, ты меня понял. Мы сыграем здесь, потом будем играть в других маленьких городах. После всего — сыграем бильярд в большом городе. Все шары будут в лузах. Мы имеем бизнес-план, так? И мы имеем корректную организацию этого бизнес-плана. Эта Россия покрыта зеленым сукном, она — наш бильярдный стол. У нас есть шары. — Кейси, хихикнув, тронул себя за мошонку. — У нас есть большие деньги. Мы умеем играть. Я уважаю русских. Но русские не умеют играть.
— Мы выиграли все войны, в которых участвовали, — сказал Китаев. — Мы завоевали шестую часть суши.
— Это был предел достижений русских. Русский президент играет хорошо, но он играет на ничью. Борис почти проиграл его собственную страну. Он заключал международные договоры, когда он был пьяным. Однажды дипломаты Соединенных Штатов имели намерение подсунуть Борису документы, предписывающие отдать всю территорию Российской Федерации под власть и контроль Соединенных Штатов Америки. Борис, будучи пьяницей, почти поставил свою подпись на этих документах. Ваши разведчики помешали нашим планам, вовремя подсунув на подпись президенту совсем другие бумаги. Подписывание этих документов не имело какого-либо значения и не меняло статуса территорий Российской Федерации. Этим можно было подтереть задницу, наконец. Такой у вас был президент, но он пришел не из пустоты. Он пришел из народа, выражал волю народа. Воля русского народа — и тогда, и сейчас — представляла собой полное безволие, желание отдаться Североамериканскому блоку, как проститутка отдается нелюбимому мужчине за деньги. У ваших женщин мышление проституток. Они все мечтают отдаться иностранцу, и не имеют желания спать с русскими. У вас нет идеологии, корректного политического и экономического курса. Так, отсюда нужно сделать ваш проигрыш. Это честная игра, а в честной игре всегда побеждает сильнейший.
Китаев несколько секунд молча смотрел на расплывшееся в улыбке одутловатое лицо Кейси.
Потом выхватил пистолет и приставил дуло к голове низкорослого рыжего мужчины.
— Знаешь, что я думаю, Билл? — Теперь жестокая усмешка обезобразила и его лицо. — Не буду я тебя слушать, а возьму-ка и прострелю тебе башку. Ты как? Согласен?
Американец побледнел, но улыбаться не перестал. Он торопливо заговорил высоким голосом:
— Ты военная персона. Ты провозглашал присягу о верности президенту и государству. А теперь участвуешь в нашей игре. На стороне нашей команды. Ты крадешь, пытаешь, насилуешь и убиваешь детей твоих соотечественников за деньги, которые тебе платят большие боссы.
Бывший военный опустил пистолет.
— Верно, — сказал он, — но я — худший. Не надо мерить по мне всех остальных. А теперь давайте поговорим о деле.
Кейси кивнул. Поправил на носу очки. На его покатом гладком лбу выступили капельки пота, но он не стал вытирать их.
Все трое снова вернулись к столу. Кириленко поставил на бильярдный стол бутылку виски и стаканы. Мужчины выпили.
— Итак, — начал Китаев, — Спирин установил за нами слежку. Номер Билла в гостинице прослушивается.
— Я нашел все «штучки», — перебил Кейси. — Микрофоны — на внутренней стороне абажура лампы в спальне, под раковиной на кухне, один микрофон даже был прикреплен к бачку унитаза. Миниатюрные видеокамеры агенты Спирина спрятали за зеркалом в ванной, под потолком в гостиной, и еще в нескольких местах, где их может найти только профессионал высочайшего класса.
— Молодец. — Китаев снисходительно кивнул. — Но мы тоже времени даром не теряли. Сережа, что ты нарыл? Чем можно заткнуть пасть «убойному» отделу?
— Я до хрена чего нарыл. Во-первых — Вячеслав Пащенко. Засланный «казачок». Стучит кому надо обо всем, что происходит в отделе. Подделывает документацию. Плетет интриги против самых принципиальных оперов и следователей. Уничтожает улики и базы данных. В общем, все как полагается.
Китаев покачал головой.
— Если предать огласке это дело, отдел надолго покроется позором, а Кузнецова уволят. Ладно. Дальше?
— Багиров. На него нет компромата. Ну, разве что к любовнице ходит. Но это так, ерунда… Вилкова. Любится с «законником».
— Все мелочи, мелочи, — покачал головой Китаев. — На этом далеко не уедешь. Ну, про Спирина я даже спрашивать не буду.
— А зря.
— Что? И на старуху нашлась проруха?
— Дело в том, что наш капитан — припадочный.
— Припадочный? Эпилептик, что ли? Не гони.
— Зуб даю! Я сам видел запись в анамнезе. Он обращался к врачу еще в 2005-м году.
— И что это нам дает?
— Ты подумай сам — даже майор про это дело ни сном, ни духом. Проблемы у Спирина определенно появятся. Его могут заставить подать рапорт об увольнении.
Китаев поднял глаза к потолку. Постучал себя пальцем по подбородку.
— Нет, это слишком ненадежно. Этим капитана не припугнешь.
— Зачем его пугать, Володя? — встрял Кейси. — Мы снимем фильм. Последний хороший фильм с русским мальчиком. И дальше — летим домой! Летим домой! — Он развел руки в стороны, изображая летящий самолет.
Китаев взглянул на него с презрением.
— Это ты летишь домой! Мы-то остаемся. Пока Спирин в деле, нам жизни не будет.
Все трое тяжело задумались. Из-за двери под лестницей, послышались слабые стоны.
— Мальчик просыпается, — сказал Билл.
