Какое-то время спустя (Денис не мог определить точно, он в последние два дня потерял ощущение времени) юноша обнаружил себя сидящим на кровати в своей спальне, утирающим слезы.

Еще какое-то время спустя оказалось, что он сидит за столиком в незнакомом клубе. Перед ним початая бутылка виски и наполненный до половины стакан. Рядом — блюдце с салатом, на тарелке дымится картофельное пюре, придавленное сверху отбивной из курицы. Но к еде он не притрагивается. Берет стакан и опрокидывает в желудок, добавляя к уже выпитому.

Полутемный зал заполняет вкрадчивый, тягучий лаундж. Некоторые девицы уже сбросили лифчики. По этому признаку Денис определяет, что уже около десяти вечера. По лицам и телам танцующих скользит лазерный луч. Сначала он белый, потом желтый, оранжевый, красный, фиолетовый. Он все время меняет окраску.

Денис мутным взглядом смотрит на дергающихся, изгибающихся в танце существ. По тому, как человек танцует, думает он, можно узнать его. В танце нельзя скрыть, кто ты. Эти танцуют раскованно, откровенно… и бездушно. Движения их некрасивы. Они какие-то… животные. Да и как еще можно танцевать под такую музыку?

Он снова наполнил стакан. Потом наступило затемнение.

Когда оно окончилось, Денис понял, что стоит на коленях перед унитазом в клубном туалете. Унитаз наполнен его рвотой — прозрачной и мутной. Рвота пахнет желудочной кислотой — но не очень сильно. Слава богу, он сегодня ничего не ел!

Его вырвало во второй раз. Потом он сидел на грязном полу, прислонившись к перегородке между кабинками. Денис чувствовал, что просто не может подняться. Входили и выходили какие-то люди, откуда-то в мужском туалете взялись девушки. Они курили, хихикали, обсуждали парней. Кажется, собирались продинамить каких-то «мудаков», которые угостили их коктейлями. На Дениса никто не обращал внимания. Он превратился в безликий труп. Труп, которому очень больно. Он пришел сюда, потому что вид счастливой семьи пробудил в его сердце прежние мечты о семейном счастье с Настей. Мечты, которым не суждено сбыться. Он надеялся залить горе алкоголем. Но вышло обратное. Его боль только усилилась, и он стонал, как животное, которое режут на скотобойне.

Снова затемнение, и вот он уже на танцполе. Пьяно дергается в танце, сжимая в объятиях незнакомую девушку. Она тоже пьяна, а может, под наркотиком. Потом они оказываются в туалете. Слюняво лижутся, его руки шарят у нее под юбкой, а девушка сжимает его промежность. Его рецепторы убиты алкоголем, и он ничего не чувствует. Снаружи кто-то барабанит в дверь кулаками. Женский визг: «Откройте, суки! Я из-за вас обоссалась!».

Снова провал в памяти. Денис опять танцует, уже с другой. Откуда-то появляется ее парень. Драка. Приходит охранник. Их обоих вышвыривают за дверь. Они продолжают драться. Приезжает полиция.

Наутро Денис просыпается в камере. Он лежит на полу под нарами. В луже блевотины.

Зажигается свет. Слепящий, резкий. Голова взрывается болью. Денис стонет. Дежурный гремит ключами. Открывается дверь. Кто-то входит в камеру. Денис косит глаза. Видит перед собой два начищенных до блеска черных ботинка.

— Ну что, дружок, — звучит смутно знакомый голос. — Поздравляю.

Вошедший поворачивается к двери.

— Помогите мне поднять его.

Вместе с дежурным обладатель смутно знакомого голоса поднимает Дениса на ноги и поддерживает его. Денис поднимает глаза. Перед ним Спирин. В его глазах насмешка и сочувствие.

— Нам сегодня на похороны. Не забыл?

Денис пытается вспомнить. Морщится. Какие похороны?

— Я кого-то убил? — спрашивает он. Его голос скрипит, как ржавая петля.

— Настя! — орет Спирин. — Твоя девушка! Убита! Соображай!

Эти слова вновь пробуждают в нем воспоминания. Возвращается боль.

Спирин тащит его в туалет.

— Полюбуйся на себя!

Денис поднимает глаза. В зеркале видит свое лицо. Красные глаза. Одутловатые щеки. Черты лица обострились, и то, что он видит, больше напоминает волчью морду. В волосах у него засохла рвота. И на лбу. И на подбородке, на шее, на воротничке рубашки. Господи, да он весь, с ног до головы, перепачкан этой гадостью!

Спирин давит рукой на его затылок, наклоняет, словно пытается целиком запихнуть в раковину. Открывает холодную воду.

— Умывайся.

Денис кое-как отмывает лицо от вонючей желто-зеленой корки. Потом его ведут в душевую, где он битый час трет кожу мочалкой, чуть не раздирая до крови кожу. Рвоту удается смыть, но кислый едкий запах остается. Этот запах въелся в его тело. Пройдет неделя, прежде чем запах исчезнет.

Пока он отмывался, Спирин, предварительно забрав у него ключи, съездил к нему на квартиру и привез оттуда чистую футболку и джинсы.

Денис переоделся, потом Спирин вывел юношу на воздух. Разгоралось летнее утро. Стекла машин горели на солнце.

— Господи. — Денис с наслаждением вдохнул свежий воздух. — Как вы узнали, что я здесь?

— Когда тебя загребли, спросили, кто может тебя забрать из КПЗ. Ты выкрикнул мое имя.

— Извините. Я вовсе не хотел…

— Не стоит. Мне дежурные сказали, ты всю ночь орал какую-то чушь.

— Чушь?

— «Хардкор! Жесть!»… что-то в этом роде. Они тебя насилу успокоили.

Они сели в машину. Спирин протянул Денису банку кока-колы.

— Вот для чего она полезна, — сказал он.

Стекла были опущены, и в салон врывался свежий ветер. По пути юноша выпил всю банку. Когда капитан остановил машину у его дома, юноша с удивлением обнаружил, что ему стало легче. Голова не болела, сознание прояснилось.

Он пригласил Спирина зайти. Тот согласился.

Пока Денис повторно принимал душ, Спирин подогрел на плите кастрюлю с супом и вскипятил чайник.

— О нет, — простонал Денис. — Только не это!

— Тебе надо поесть, — мягко, но настойчиво сказал капитан.

Он заставил Дениса съесть тарелку супа и выпить чашку кофе.

Перед выходом юноша надел солнцезащитные очки, чтобы на кладбище никто не увидел его налитых кровью глаз.

Он нес закрытый гроб вместе с Вадимом и двумя могильщиками. Мужчины опустили гроб в свежевырытую могилу. Денису казалось, что на него все смотрят, замечая, в каком он состоянии. Из-за этого юноша не смог полностью отдаться скорби, которая полагается в таких случаях. И до самой смерти ему будет стыдно и мучительно вспоминать об этом.

Каждый из присутствующих бросил на крышку гроба горсть земли. Людмила подошла к краю могилы и срывающимся, фальшивым голосом сказала:

— Ну, прощай, родная! С богом! Прости нас за все.

Могильщики начали засыпать могилу. Людмила некрасиво разрыдалась. Вадим ее обнял. Денис неуклюже похлопал по плечу. Спирин, скривившись, отвернулся.

Когда могилу засыпали с горкой, Людмила и Вадим воткнули в землю крест, расправили ленточки. Дети положили под него конфеты и печенье. Откуда-то появился брат Людмилы с подносом. На подносе стояли рюмки с водкой, лежали кусочки лососины. Каждый взял рюмку и кусочек рыбы. Последнюю рюмку поставили под крестом на могилу.

Подозрительных незнакомцев на похоронах не было.

Потом сидели в машине, глядя, как автобус с окнами, закрытыми черными занавесками, отъезжает от ворот кладбища. Спирину названивали на мобильник, но он сбрасывал звонки.

— Они не появились, — резюмировал Денис. — У Людмилы пока тоже. Что же нам делать? Ждать?

— Некогда ждать, — ответил Спирин. — У нас осталась неделя. Забыл?

— Майор не может не продлить срок расследования. Неужели ваше начальство спустит на тормозах такое серьезное дело?

— А чем, черт возьми, Органы занимались все эти двадцать лет? — раздраженно крикнул Спирин. У него начали дрожать руки, лицо и шея покраснели. Он снова приходил в странное нервное возбуждение. — Спускали на тормозах важные дела и занимались всякой херней, чтобы нагнать план раскрываемости. Только в России существует этот чертов план! А в Советские времена они сажали невинных людей в тюрьмы. Когда Чикатило искали — сколько людей осудили, посадили и расстреляли?