Из моего дневника:
<b>15 февраля 1978 г.</b>
… Чувствую, что идет какая-то возня вокруг моего письма. Секретарь парткома Разумневич перестал со мной здороваться, да мне на это наплевать, но признак, несомненно, не предвещает ничего доброго. Добрейший Красильщиков, секретарь нашего партбюро, очень ко мне расположенный, тоже как-то стал сторониться… отводит взгляд и спешит пройти. Ясно, что кто-то звонил в партком.
Не звонит и Тимофеев из «Лит. газеты», а ведь говорил, что они собираются ко мне обращаться. И в подборках «ЛГ» о будущем — ни слова о моей статье, которая по идее должна была вызвать дискуссию. Возможно, что и туда позвонили. Куценко — женщина энергичная, связи у нее широчайшие. Ясно, что она действует, с дьявольским упорством добиваясь моей компрометации. Об этом же говорит отсутствие ответа из Госкомиздата СССР, молчание Н.
Не знаю, что делать. Чувствую, что сгущаются тучи. Ну и кашу я заварил… Да ведь в том-то и дело, что не я заварил. Но срабатывает великий принцип: не то он шубу украл, не то у него украли. У меня украли, но все равно виноват я, потому что гос. учреждение не может быть виновато.
<b>16 февраля 1978 г.</b>
Вчера был у Аркадия Стругацкого, он рассказал о своей баталии с подонками из «Мол. гвардии». Аркадий еще до меня написал письмо в тот же адрес, что и я, последовало долгое молчание, а потом его вызвали в ЦК к Сеничкину (кажется, зав. сектором в отделе пропаганды). Там же был и вызванный гл. редактор «Мол. гвардии» Синельников, который извивался, как уж, пытаясь оправдать действия Ю. Медведева. Дескать, они хотят издать книгу, но у них есть возражения против художественных недочетов в «Пикнике на обочине». Сеничкин велел ему заключить со Стругацкими новый договор и издать книгу… Потом, когда Синельников ушел, Сеничкин слегка попенял Аркадию за тон письма.
Вскоре Аркадий получил от Медведева договор, в котором значились «Трудно быть богом» и «Малыш», но — не было «Пикника». Аркадий отправил договор обратно с возмущенным письмом. Рукописи ему вернули «на доработку». Подонки пытаются взять не мытьем, так катаньем.
Хорошо было Ж. Верну с его издателем Этцелем. Увы, в наши дни Этцелей нет. Любое издательство, заботящееся о прибыльности своих изданий (не говорю уж о других «параметрах»), было бы радо безотказно издавать таких первоклассных фантастов, как Стругацкие. Но у Медведева и Ко совсем другие задачи. У них главная задача — «вытеснить из фантастики евреев». Есть в этом во всем нечто средневековое… ну, да я уже писал.
Наконец я получил официальное письмо из Госкомиздата СССР от 22 марта 1978 года:
Уважаемый Евгений Львович!
Ваше письмо в ЦК КПСС рассмотрено в Главном управлении республиканских и областных издательств Госкомиздата СССР. Сообщаем Вам следующее.
Двукратное рецензирование книги «Ур, сын Шама», написанной Вами и И. Лукодьяновым и выпущенной издательством «Детская литература» в 1975 г., показало, что книга имеет ряд художественных недочетов. Рецензенты отмечают необязательность некоторых персонажей и эпизодов, перегруженность информацией, не всегда обоснованную пародийность изображения.
Рассмотрение Вашей жалобы позволяет сделать вывод о том, что Ваши упреки в адрес Госкомиздата РСФСР не имеют достаточных оснований.
Роман «Ур, сын Шама» издан и был направлен в книготорговую сеть. Препятствий для его распространения не было. Госкомиздат РСФСР утвердил в плане редподготовки на 1978 г. издательства «Детская литература» под выпуск в 1979 г. новую Вашу книгу (в соавторстве с И. Лукодьяновым), которая принята и одобрена в издательстве.
Начальник Главного управления
республиканских и областных издательств
Шишигин М. В.
— Ну вот, гора родила мышь.
— А я считаю, что ответ очень хороший.
— Да ты что, Лидуха? Ни слова по существу моего письма.
— А ты хотел, чтобы подтвердили, что Куценко антисемитка? Смешно!
— Ну, хотя бы одну фразу вставили — мол, проверим ваши «упреки»… Знаю, знаю, все у нас безупречно, нет никакого антисемитизма. Сплошная дружба народов.
— А я боялась. С этим твоим письмом… Я тебя отговаривала, но ты заупрямился. Рассчитывал, что они прикрикнут на этих…
— Да нет, конечно, не рассчитывал. Но ведь надо как-то защищаться.
— Они могли обвинить тебя в клевете. Но они прислали максимально сдержанный ответ.
— Отбить им благодарственную телеграмму?
— Ах-ах, как остроумно.
— Единственный смысл в их ответе — то, что «Незаконная планета» утверждена в плане.
— Разве этого мало?
— Постеснялись выкинуть одобренную вещь. Но я у этих госкомитетчиков в черном списке. Они не дадут нам с Исаем ходу. Перекроют редакции, издающие фантастику. «Молодая гвардия» уже для нас закрыта. Детгиз в их полном подчинении.
— А «Знание»? Там же Миша Новиков заведует редакцией.
— Доберутся и до «Знания». Знаешь, Лидуха, я думаю, что надо уйти из фантастики. У меня в голове складывается повесть о Кронштадте, о блокаде…
— Ну что ж, папуля. В добрый час.
С некоторых пор ты стала называть меня «папулей». Мне нравилось это. Ты была любимой дочкой своего отца — но жестокое, безжалостное время отняло его у тебя. Ты не успела выказать, выразить со всей полнотой дочернее чувство. И оно, это чувство, наверное, вплелось в наши с тобой отношения. Ты была не только любимой женой и верным другом, но и как бы дочкой. Я называл тебя «малыш».
Все чаще перелистываю в памяти книгу нашей жизни.
И особенно часто, не знаю почему, вспоминаю Ханко.
Снова вижу лесистый полуостров, вставший твердой гранитной ступней на стыке двух заливов среди финских шхер. Вижу низкое, в тучах, небо, нависшее над зубцами сосен, и морщинистые скалы, и серое неспокойное море, усеянное островками. Вижу городок Ханко — редкие уцелевшие от артогня деревянные домики среди черных пожарищ, воронки от авиабомб на железнодорожном переезде, кирху на огромной скале. И снова бьет в лицо ветер, пахнущий гарью…
Неужели был в моей жизни Гангут?
Неужели я все еще живой?..
В 1971 году отмечали 30-летие обороны Ханко. Владимир Александрович Рудный организовал в ЦДЛ вечер — встречу участников обороны Ханко и Москвы. Приехал из Ленинграда генерал Сергей Иванович Кабанов, бывший командир военно-морской базы Ханко. Накануне вечера в писательском клубе я встретился с нашим боевым командиром на квартире Рудного. Кабанов, грузный, тяжело дышащий, рассказал о некоторых подробностях эвакуации Ханко. Я спросил:
— Сергей Иванович, можно задать вам трудный вопрос? Когда «Сталин» в ночь на третье декабря подорвался на минах, почему не была сделана попытка спасти тех, кто там остался?
Я уже писал об этом разговоре. Кабанов нахмурился, стукнул палкой об пол и сказал:
— Потому что наших командиров учили водить корабли, но — не воспитывали смелость. — И, еще раз стукнув палкой: — Да, смелость. Дерзость!
Он рассказал, как утром 3 декабря на Гогланде, узнав о случившемся, подошел на катере к эсминцу «Стойкому», на котором был командир отряда вице-адмирал Дрозд, и предложил ему идти на место катастрофы. Дрозд отказался: мол, там эсминец «Славный» пытается взять «Сталин» на буксир. Но уже было известно, что эта попытка не удалась. Дрозд приказал начальнику АСО — аварийно-спасательного отряда — на Гогланде капитану 2 ранга Святову идти на спасение людей со «Сталина». У Святова в отряде были свои корабли, в том числе старый эсминец. Святов отказался — заявил, что он Дрозду не подчиняется. Дрозд дал шифровку командующему флотом Трибуцу. Тот послал Святову приказ идти на спасение «Сталина». Последовал беспрецедентный ответ: «Не могу выполнить ваш приказ за отсутствием горючего».
