— Миссис просит молодую леди пожаловать на верх, — сказал он.

Нина торопливо пошла за ним, оставив Клейтона на целый час одиноким существом в пустой, заброшенной комнате. Наконец она воротилась в величайшем одушевлении.

— Дело кончено! — сказала она, — купчая будет подписана, лишь только мы пришлём её.

— Я привезу её сам, — сказал Клейтон, — и сам рассчитаюсь.

— Благодарю вас, — сказала Нина, — но теперь, ради Бога, уйдёмте отсюда. Видали ли вы когда-нибудь такое опустелое место. Я помню время, когда дом этот казался настоящим раем, полным любезных и милых людей.

— Скажите, что это за особа, с которой вы вели переговоры? — спросил Клейтон на обратном пути.

— Особа эта, — сказала Нина, — принадлежит к числу мягких и сговорчивых женщин; высокого роста, с желтовато-бледным лицом, нюхает табак, в измятом платье из грубой материи. Голова у неё обвязана ярким ост-индским платком; говорит она в нос более, чем это принято у французов, и беспрестанно размахивает жёлтым носовым платком. Бедняжка! Несколько раз она повторяла, что у неё болели зубы, что в течение недели ни одной ночи она не спала, и что поэтому в отношении к её наряду не должно быть взыскательным. Мне нравится в этих французах одна черта: они, как говорится, всегда ravis de vous voir, всегда остаются при убеждении, что чему быть, того не миновать; эта добрая дама была очень любезна; сейчас же приказала очистить для меня стул от разного хлама и пыли. Комната, как и все другие в её доме, представляла собою картину страшного беспорядка. Мадам Ле-Клер оправдывала такое состояние невозможностью найти рабочих, которые бы сумели сделать что-нибудь порядочное; поэтому-то всё и оставалось в ожидании какого-нибудь сильного потрясения. Во всем этом хаосе преспокойно и в большом обилии ползают какие-то чёрные букашки, которые, мне кажется, когда-нибудь, как саранча, нападут на эту добрую женщину и источат её! Бедная! Бедная! Здешний край ей не нравится, и она с грустью вспоминает о Луизиане. Не смотря на её табачную наружность и на жёлтый носовой платок, у неё развит вкус к прекрасному: она с чувством говорит об олеандрах, миртах и жасминах своего родного штата.

— Желал бы я знать, с чего вы начали свои переговоры? — сказал Клейтон, засмеявшись после этого описания.

— Очень просто! Я щегольнула французским языком, насколько умела совладать с ним, а она щегольнула английским, и, мне кажется, я взяла верх над доброй душой, так, что могла приступить к делу. Я сейчас же рассказала сентиментальную историю о любви Лизетты и Гарри; ведь я знаю, французы чрезвычайно любят всё сентиментальное. Старушка растрогалась, утирала чёрные глаза свои, вытягивала крючковатый нос, как бы отдавая дань моему красноречию, называла Лизетту своим enfantmignon (деточкой) и в заключение прочитала мне маленькую лекцию о нежной страсти; эту лекцию я приберегу, на будущее время.

— В самом деле! — сказал Клейтон, — я был бы в восторге, если б вы повторили её.

— О, нет! Я вам только одно скажу, что, устроив это дело, и вырвавшись из этого опустелого дома, я чувствую себя в самом лучшем настроении духа! Видали ли вы когда-нибудь такое скучное место? Скажите, отчего это, если мы переселяемся сюда на Юг, то всё, по-видимому, приходит в разрушение? Я заметила эту перемену во всей Виргинии. Здесь как будто всё останавливается в своём прогрессе, и подвигается не вперёд, а назад. На Севере совсем другое дело. Однажды, во время вакаций, я отправилась в Нью-Гэмпшэйр. Надо вам сказать, что это страшно бесплодная страна, гористая и песчаная, а между тем там все живут, если не в изобилии, то, по крайней мере, в довольстве. У них такие маленькие, но уютненькие, чистенькие домики! Всё окружающее их носит отпечаток особенной заботливости и комфорта, не смотря на то, что земля их и вполовину не так хороша, как наша. Там есть такие места, где кроме камня ничего не видно. Там и зима, мне кажется, продолжается не меньше девяти месяцев. Эти янки всё принимают в расчёт. Если чьё поле каменисто, тот непременно найдёт случай продавать камни и извлекать из этого выгоду; перенося морозы в течение длинной зимы, они торгуют льдом и получают барыши. Они, так сказать, живут, извлекая выгоды из своих невыгод!

— А мы беднеем, расточая свои выгоды, — сказал Клейтон.

— Знаете ли, мистер Клэйтон, что быть приверженцем партий аболиционистов считается у многих страшным преступлением? — сказала Нина. — Что касается до меня, то я имею особенное расположение принадлежать к этой партии. Быть может это потому, что у меня капризный характер, или потому, что я не люблю веровать в чужие убеждения. Если вы никому не скажете, я объявлю вам моё мнение: я не верю в законность невольничества.

— Я тоже, — сказал Клейтон. — Право? А я думала, что, сказав своё мнение, сказала что-нибудь оригинальное! В наш дом, к тётушке Несбит, иногда приезжает её пастор, и тогда между ними возникают различные диспуты. Между прочим, я слышала вот что: " О, какое было бы блаженство, если б перевезти всех этих африканцев сюда и обратить их в христианскую веру"! Чтобы придать несколько одушевления беседе и изумить их, я заметила, что, по моему мнению, для этих африканцев легче обратить нас в язычников.

— Ваше замечание весьма справедливо, — сказал Клейтон, — нет никакого сомнения, что общество, устроенное на этих основаниях, постоянно будет клониться к варварству. Такое устройство будет препятствовать общему воспитанию белых, и, доводя до нищеты более бедные сословия, обогащать весьма немногих.

— Прекрасно; к чему же нам иметь подобное общество? — сказала Нина, — почему не уничтожить его сразу?

— Подобный вопрос легче предложить, чем ответить ни него. Законы против эмансипации весьма строги. Но, я думаю, что каждый плантатор должен иметь это в виду на будущее время, и, сообразно с этим, воспитывать своих слуг. Вот это-то я и стараюсь ввести на моей плантации.

— В самом деле! — сказала Нина, посмотрев на Клейтона весьма пристально, — ваши слова напомнили мне о том, что сама я хотела сказать. Вообще говоря, моя совесть не тревожит меня относительно участи моих слуг, потому что они служат мне, как стали бы служить во всяком другом месте. Но что вы скажете, например, на счёт Гарри: он прекрасно образован, и я знаю, что во всяком другом месте он был бы счастливее, чем здесь. Я всегда понимала это, но серьёзно подумала об этом только недавно; я намерена освободить его при первом законодательном собрании, и при этом случае буду просить вашей помощи.

— И, конечно, я буду весь к вашим услугам, — сказал Клэйтон.

— Когда я гостила в Северных Штатах, там были люди, которые считали нас не лучше шайки грабителей. Само собою разумеется, я защищала наши учреждения, не уступая моим противникам ни на волос. Это, однако ж, заставило меня задуматься; и результатом моих дум было то, что люди, которых мы заставляем работать на нас, очевидно, могут сделать для себя что-нибудь лучшее. Возьмём для примера Мили, которая принадлежит тётушке Несбит, потом Гарри и Лизетту. Кажется, ясно, что если они могут поддерживать и себя, и частью нас, то, без всякого сомнения, в состоянии будут поддерживать одних себя. Лизетта платила своей госпоже по восьми долларов в месяц, и кроме того содержала себя.

— Прекрасно; и вы думаете, что тётушка Несбит намерена следовать вашему примеру?

— Нет; в этом отношении она далека от меня! Она до такой степени довольна каким-нибудь трактатом в роде: "Проклятый Ханаан", что будет брать от Мили по десяти долларов в месяц в течение года с совершенно спокойною совестью. Вы знаете, что некоторые люди имеют обыкновение приписывать свои поступки предопределению судьбы. Тётушка Несбит принадлежит к числу этих людей. Она всегда называет предопределением, что негры привезены сюда, и предопределением, что мы должны быть госпожами. Поверьте, что пока тётушка Несбит жива, Мили не получит свободы. А между тем, я скажу вам, хотя это и не совсем великодушно с моей стороны, но я сама решилась оставить Мили при себе, потому что она такая добрая и составляет для меня такое утешение. Я имею к ней более расположения, чем к тётушке Несбит. Мне кажется, если б Мили получила такое воспитание, как мы, она была бы великолепною женщиною, была бы настоящею Кандас, эфиопской царицей. В некоторых из старых негров есть много любопытного и интересного. Мне всегда приятно было сближаться с ними: многие из них так остроумны и оригинальны! В настоящую минуту я желала бы знать, что подумает Том, узнавший, что я так неожиданно его предупредила. Я уверена, поступок мой его рассердит.