— Пожалуйста, не говори! У этих низких людей нет столько чувства, как ты полагаешь, — сказала тётушка Несбит, хладнокровно поправляя свой чепчик, — не стоит вовсе принимать в их положении такое участие, — это жалкие, бедные создания.

— Тётушка Несбит! Сделайте мне эту милость; я редко обращаюсь к вам с просьбами, —сказала Нина, — позвольте ехать Мили, именно она нужна там. Пожалуйста, тётушка, согласитесь. Нина приблизилась к ней, и мольбой, которая искрилась в её глазах, по-видимому, действительно взяла верх над своей холодной, бесчувственной родственницей.

— Хорошо, мне всё равно, если...

— Мили! Мили! Тётушка согласна! — вскричала Нина, выпрыгнув за дверь, — тётушка сказала: «Хорошо». Теперь торопись, пожалуйста; собирайся проворней. Я побегу и велю Кэти послать детям гостинцев; а ты возьми всё, что только нужно, и поезжай поскорее; — я сама поеду на моей лошади, вслед за вами.

Заботы, произведённые приездом Тиффа и отправлением Мили в коттедж, произвели самую прекрасную перемену в душе Нины, забывшей о её собственных, крайне затруднительных обстоятельствах. Деятельная и пылкая, она бросилась на то, что прежде всего принесено было к ней в потоке событий. Увидев, что телега отправилась, она села завтракать в превосходнейшем расположении духа.

— Ах, тётушка Несбит! Если б вы знали, какое участие принимаю я в этом старике! Я намерена сесть на мою лошадку, после завтрака, и отправиться туда же.

— Мне кажется, вы ждёте сегодня гостей.

— Поэтому-то я и хочу уехать. Неужели вы думаете, что мне приятнее нарядиться, улыбаясь, сесть у окна и беспрестанно поглядывать вдаль, не едет ли прелестный лорд? Извините, я никому не намерена угождать. Если мне вздумается прокатиться верхом, я прокачусь, и никто не имеет нрава осуждать меня.

— Я полагаю, — сказала мистрисс Несбит, что конуры этих жалких созданий - вовсе не место для молодой леди с вашим положением в обществе.

— С моим положением в обществе! Не знаю, что может быть общего в моём положении с этим посещением, Моё положение в обществе доставляет возможность делать всё, что мне нравится — даёт мне свободу и я хочу вполне пользоваться ею. Я не в силах подавить в себе чувства сострадания, тем более, что Тифф (так кажется зовут этого старого негра) сказал мне, что покойница происходит от хорошей виргинской фамилии. Очень, быть может, что и она была такая же своенравная, капризная девочка как я, и так же мало думала о тяжёлых временах и особенно о смерти, как думаю я. Поэтому нельзя не пожалеть её. Утром, гуляя по саду, я чуть не расплакалась, хотя утро было прелестное, хотя пели птички и капли росы искрились и сияли на цветах, как брильянты. Ах, тётушка! эти цветы казались мне одушевлёнными; казалось, и слышала их дыхание. И вдруг, над самым лесом раздаётся страшное печальное пение. В этом пении, конечно, ничего не было приятного, но так неожиданно было оно и так странно (и Нина пропела слова старого Тиффа). Вслед за этим я увидела престранную старую телегу, и в ней старого негра, в старой белой шляпе, в старом белом кафтане, и с огромными, смешными очками. Я подошла к решётке, чтоб внимательнее рассмотреть это существо. И что же? Негр остановился... Заговорил со мной, сделав предварительно чрезвычайно вежливый поклон; ох, тётушка! Нужно было видеть его в эту минуту! Бедняк этот рассказал мне, что у него умерла госпожа, что её окружают дети и что в целом доме нет ни одной женщины! Бедный старик он расплакался... Мне стало жаль его! По-видимому, он гордится своей госпожой, несмотря на её нищету.

— Где же они живут? — сказала мистрисс Несбит.

— За сосновым лесом, вблизи болота.

— Знаю, знаю! — сказала мистрисс Несбит. — Это, верно, семейство негодяя Криппса. Он только один и приютился в сосновом лесу. Самые жалкие люди — все до одного обманщики и воры! Если б я знала, кто такая покойница, я бы ни за что не отпустила Мили. Такие люди не заслуживают внимания, для них ничего не следует делать; не следовало бы даже позволять им жить в нашем соседстве. Они всегда будут обкрадывать плантации и развращать негров, подавая им пример пьянства и других пороков. Сколько я слышала, у них не бывала ещё ни одна порядочная женщина. Если б ты, Нина, была моею дочерью, я бы не позволила тебе приблизиться к этому дому.

— К счастью, я не ваша дочь, — сказала Нина, постоянно терявшая в разговоре с своей тёткой хорошее настроение духа, — и поэтому я буду делать, что мне нравится. Не знаю, право, как же трактуют о подобных вещах ваши набожные люди. Ведь Спаситель сам вступал в беседы с мытарями и грешниками.

— Да, сказала тётушка Несбит; но в Библии ясно говорится: не мечите бисера перед свиньями. Когда ты проживёшь сколько я прожила, ты будешь знать больше, чем знаешь теперь. Всякий скажет, что тебе нечего делать у этих людей. Ты не можешь передать им ни Библии, ни назидательных книг, потому что они не умеют читать. Я уж испытала это, навещая их и разговаривая с ними: я не принесла им желаемой пользы. Я всегда была такого мнения, что им суждено быть рабами и потому не следует о них и думать.

— Не они же в этом виноваты, — сказала Нина. — Здесь нет училищ, куда бы они могли посылать своих детей, если б дети желали учиться; и потом, если они хотят работать, то никто не нанимает. Чего же хорошего можно ожидать от них?

— Ничего не знаю, — сказала тётушка Несбит тем тоном, под которым должно было подразумевать: "мне до них нет ни малейшей нужды". — Я знаю только одно, что этих людей должно удалять от себя и удаляться от них. Оказывать добро им, тоже самое, что сыпать хлеб в дырявый мешок. Я уверена, что буду поставлена в самое неприятное положение; я вообще терпеть не могу, когда что-нибудь отступает от обыкновенного порядка. Вот и сегодняшний день назначен для мытья и крахмаленья чепчиков — такой славный, светлый, солнечный день! А назавтра или послезавтра, смотришь, дождь. Меня всегда расстраивает, когда назначено сделать что-нибудь так, а это делается иначе. Я охотно бы послала туда необходимые вещи; но зачем отрывать от дела Мили, как будто без неё ничего нельзя сделать. Эти похороны, я знаю, служат только поводом к пьянству. И ещё, кто знает, Мили может получить оспу там, или то, или другое. У этих людей никогда не узнаешь, отчего они умирают.

— Я думаю, тётушка, они умирают от одних причин с нами, — сказала Нина. — В этом отношении, по крайней мере, они имеют много общего с нами.

— Конечно; но всё же, зачем нам рисковать своею жизнью, особливо для таких людей, которые вовсе не умеют ценить сделанного им добра.

— Скажите, тётушка, что вы знаете дурного за этими людьми? Какие дурные поступки замечали вы за ними?

— Я ничего не знаю против этого семейства в особенности, но очень многое знаю о всём их сословии вообще. Это скоттеры {Squatters — в Соединённых Штатах люди, которые селятся на чужой или общественной земле, без законного на то права}, или вернее бродяги: я знаю их с тех пор, как была девочкой в Виргинии. Кто знает жизнь хотя сколько-нибудь, знает также, что это за люди. Если они созданы рабами, как я уже сказала, то ни чем им не поможешь; из них не сделаешь порядочных людей. Ты можешь ехать и посмотреть их, если хочешь, но я... Я всё-таки скажу, что мне не нравится, когда расстраивают мои распоряжения.

Мистрисс Несбит принадлежала к числу тех упрямых, настойчивых женщин, согласие которых похоже на резиновую тесьму, уступающую только напряжённым усилиям, и сжимающуюся в прежний свой объём, когда усилия прекратят своё действие. Она редко отказывала в просьбах, сопровождаемых некоторою докучливостью; она соглашалась не потому, что успевали наконец расшевелить её сердце, потому что не имела достаточно твёрдости духа для выражения решительного отказа. С другой стороны, за каждым согласием её, следовал ряд дурно скрываемых сетований о необходимости, вынуждавшей это согласие. Характер Нины был так пылок и настойчив, особливо при сильном возбуждении, что, решаясь противоречить ей, нужно было обречь себя неприятному утомлению. По этому-то мистрисс Несбит утешалась сетованиями на самоё себя, как мы уже видели.