— Почему же он не жил с ней на своей плантации? — спросила Лизетта.

— Потому что на своей плантации он не мог освободить Кору: это против законов. Недавно я получил письмо от неё, в котором она пишет, что муж её умер, завещав ей и сыну её всё своё имение на Миссисипи.

— Значит, сестра твоя будет богатою женщиной?

— Да; если только получит завещанное наследство. Но это ещё вопрос нерешённый. Отстранить её от наследства можно найти пятьдесят основательных причин. Но обратимся к мисс Нине. Ты знаешь, сколь живое участие принимаю я в её положении. Мне вверено всё её состояние; мне вверена она сама. Она знает не более ребёнка, откуда являются деньги и куда исчезают; никто не может сказать, что я обременил долгами её имение и заботился только о своём освобождении. Моё единственное желание,— желание, которым я горжусь, заключается в том, чтоб сдать его мужу мисс Нины в хорошем порядке. О, как часто желал я быть негром, подобно дяде Нотчу! Тогда, по крайней мере, я знал бы, что я такое; теперь я ни то, ни другое. Я подхожу довольно близко к состоянию белого; могу судить о моём положении; но воспитание, которое я получил, делает это положение невыносимым. Дело в том, что если отцы таких детей, как мы, и чувствуют некоторую любовь к нам, эта любовь далеко не имеет сходства с тем чувством, которое они питают к своим белым детям. Они стыдятся нас; они стыдятся выказывать даже и ту полулюбовь, которую питают к нам; в них пробуждается угрызение совести и сожаление, которые они стараются заглушить в душе своей, оказывая нам ласки и балуя нас. Они обременяют нас подарками; они любуются, забавляются нами, пока мы находимся в детском возрасте; они забавляются нами, как будто мы инструменты, на которых можно играть. Если в нас обнаруживается какой-нибудь талант, природный ум, мы слышим, как они говорят на стороне: " Какая жалость! Он слишком умён для своего положения!" Нам сообщают фамильную кровь и фамильную гордость; и к чему же служит всё это? Я чувствую, что я Гордон. Я знаю, что я похож на него и по душе и по наружности; и вот одна из причин, почему Том Гордон постоянно ненавидел меня: кроме того, есть ещё одно обстоятельство — самое тяжёлое из всех: иметь такую сестру, как мисс Нина, знать, что она мне сестра, и никогда не сметь сказать ей об этом. Шутя и играя со мной, она и не думает, что происходит в то время в моей душе. У меня есть глаза, есть чувства; я не могу сравнить себя с Томом Гордоном. Я знаю, он ровно ничему не научился во всех школах, в которые его помещали; когда его учили, учили и меня; я быстрее его всё понимал и усваивал. А между тем, он пользуется выгодным положением в обществе, пользуется уважением. Мисс Нина часто говорит мне, стараясь выставить его в выгодном свете: « Что же делать, Гарри! Ведь он у меня единственный брат»! Каково мне слушать подобные вещи? Полковник Гордон предоставил мне все выгоды воспитания, воображая, что место, которое я занимаю теперь, вполне будет соответствовать моему образованию! Мисс Нина была его любимицею. Вся его нежность была сосредоточена на ней; поведение Тома страшило его; и потому он оставил меня принадлежащим к этому имению, с условием, что я откуплю себя по замужеству мисс Нины. Мисс Нина всегда была согласна на это. Мистер Джон Гордон тоже согласился на это; он принимал в этом деле участие; как опекун, он подписал условие, мисс Нина тоже подписала, что, в случае её смерти, я имею право выкупить себя за известную сумму; я получил от него квитанцию в деньгах, которые выплатил ему; и с этой стороны я не беспокоюсь; остаётся доплатить небольшую сумму. Ах, Лизетта! Я не думал жениться до тех пор, пока не буду свободным человеком, но ты очаровала меня, я женился, и поступил очень дурно.

— О, фи! — прервала Лизетта, — я не хочу слышать подобных слов от тебя. Какая польза из этого? Мы будем жить понемножку, и всё пойдёт превосходно; посмотри, если не моя будет правда. Я была и всегда буду счастлива.

Разговор был прерван громким гиканьем и топотом конских копыт.

— Что это значит? — сказал Гарри, бросаясь к окну. — Готов держать пари, что это несётся негодный Томтит, и, на моей лошади. Зачем он явился сюда? Ах, Боже мой! Лошадь разобьёт его. Стой, Томтит, стой! — закричал Гарри, выбежав из домика.

Но Томтит только гикнул и исчез в чаще соснового кустарника.

— Желал бы я знать, зачем его послали сюда, — сказал Гарри, прохаживаясь взад и вперёд в заметном волнении.

— Томтит проедет мимо леса и вероятно сейчас же воротится, — сказала Лизетта, — не беспокойся, Гарри. А не правда ли, что этот Томтит премиленький плутишка?

— Тебя, Лизетта, мне кажется, ни что не беспокоит, — сказал Гарри почти сердито.

— Ах, нет! — возразила Лизетта, — меня, например, беспокоит тон, которым ты заговорил! Пожалуста, Гарри, будь повеселее! Да и что тебе так хочется, чтоб я беспокоилась?

— Я и сам не знаю, малютка моя! — сказал Гарри, нежно погладив её по голове.

— А вот и шалун наш! я знала, что он воротится! — сказала Лизетта. — Он хотел прокатиться немного подальше...

И весело выбежав из дому, она подхватила поводья в то самое время, когда Томтит подъехал к калитке. В один миг он был уже в садике, и нарвал цветов полные руки.

— Послушай, негодный шалун, что же ты не говоришь, за чем тебя прислали сюда? — спросил Гарри, схватив его и потрепав по плечу.

— Ах, масса Гарри! Я тоже хочу персиков, как и другие, — сказал мальчик, глядя в окно на накрытый стол.

— Ему надобно дать и персиков и цветов, — сказала Лизетта, — но с условием, если будет хорошим мальчиком и не станет топтать мои куртины.

Томтит с жадностью схватил поданный персик. Он сел на то место, на котором стоял, бросил на землю цветы и начал есть персике с таким наслаждением, как будто всё его бытие сосредоточилось в этом. Движение вызвало яркий румянец на его смуглые щёки, и он, с его длинными, повисшими кудрями и длинными ресницами, казался прекрасным.

— Посмотри, какой милашка, — сказала Лизетта, дотронувшись до локтя мужа. — Я бы желала, чтоб он был моим.

— И ты бы не знала, как с ним справиться, — сказал Гарри недовольным тоном, между тем как Лизетта стояла подле него и очищала прекрасную ветку клубники, чтобы дать её Томтиту, когда он кончит персик. — Смазливенькое личико всех вас сводит сума.

— Не по этой ли причине и я вышла за вас замуж? — сказала Лизетта лукаво. — Я знаю, он у меня был бы добрым мальчиком, если б я стала беречь и ласкать его... Не правда ли, Том?

— Лучше этого ничего и быть не может, отвечал Том, открывая рот, чтобы поймать им ветку клубники.

— Однако, — сказал Гарри, — я должен же наконец узнать, зачем он приехал сюда? Том, говори сейчас, не имеешь ли ты поручения ко мне.

— Ах, да, масса, — сказал Том, — становясь на ноги и почёсывая свою кудрявую голову. — Меня послала мисс Нина. Она приказала вам сесть на эту самую лошадь и мчаться к ней молнией. Она получила письма от своих женихов и теперь не знает, что делать; бегает и бесится так, что ужас! Кажется, она попала в ловушку: боится, что женихи её сойдутся вместе у неё в доме.

— Тебя послали с поручением и ты до сих пор не говорил мне ни слова! — сказал Гарри, делая движение, чтоб схватить Томтита за ухо, но мальчик ускользнул из рук его и исчез в садовых кустах.

Когда Гарри садился на лошадь, Томтит показался на кровле маленького коттеджа; он кривлялся, прыгал и распевал во весь голос:

" Поехал в Старую Виргинею

И там купил мулатку за гинею".

— Подожди, я тебе дам! — сказал Гарри, грозя резвому Тому.

— Не надо, не надо! — вскричала Лизетта. — Слезь долой, Томтит, и приходи сюда; я сделаю из тебя хорошенького мальчика.

Чтоб объяснить и сделать понятным обстоятельство, по которому Гарри так скоро оставил свой коттедж и так быстро мчался к своей госпоже, мы должны воротиться в Канему. Нина, выхватив письма из рук Тома, как мы уже сказали, прибежала назад в комнату мистрисс Несбит, — села и начала читать. Во время чтения она заметно становилась встревоженною и взволнованною, наконец судорожно сжала все письма в своей маленькой ручке, и гневно топнула ножкой о мягкий ковёр.