— Убедил, — высказал одобрение комбат.

Хазов вернулся в роту, приказал всем запустить моторы.

Танкисты стали проситься в бой.

— По четырнадцать танков на каждого из вас, опасно, товарищ командир.

— Ничего, одолеем. Не первый раз. Вы посильнее гремите, чтобы нас они не слышали. И будет порядок в танковых частях.

Загудела моторами танков Ольховатка, взлетели с деревьев перепуганные вороны. К балке, в которой скрывались немцы, двинулись экипажи Хазова и Тутарова.

Немец, писавший на стволах «Смерть русским Т-34 и КВ», первым увидел, как из кустов вывернулся Т-34 Владимира Хазова. Он хотел крикнуть своим, но с перепугу только широко раскрыл рот. Ведро с краской выпало из рук и разлилось по броне. Немец поскользнулся на краске и упал. Глядя на него, танкисты весело захохотали. И тут же одновременно грянул орудийный выстрел и застрочил пулемет Гриши Выморозко. Вздрогнул танк от взрыва снарядов и загорелся. Немцы бросились к своим машинам. Гришин пулемет останавливал их на бегу.

Танк Хазова несся с горы и слал снаряд за снарядом. Занявший место наводчика Хазов кричал Алеше Ковтуну:

— Чаще огонь! Мы еще посмотрим, чьим танкам будет смерть! Огонь!

Шесть немецких экипажей успели вывести свои танки из кучи пылающих машин и обрушили огонь на Хазова. А с западной стороны на помощь Хазову уже спешил Тутаров.

Он несся с горы на большой скорости, грозный и решительный, не останавливаясь, посылал снаряды в украшенные крестами бока. Немцы оставили Хазова и набросились на Тутарова. Хазов пошел на выручку товарищам.

— Огонь! Еще огонь! — задыхаясь в пороховом дыму и кашляя, командовал Володя.

Крепкая броня у советских тридцатьчетверок. Бьют по ней вражеские снаряды, она гудит звонко, оглушающе, словно колокол, но не поддается.

— Чаще огонь! — командует Хазов.

— Круши гадов! — кричит Тутаров и накладывает перекрестье прицела на вражескую машину. — Огонь!

Танк спотыкается. Из пробоины сначала вырывается синий дым, потом пламя, взрыв. А в перекрестье уже другой танк.

Озверевшие немецкие танкисты метались по балке около часа. Только четыре, вырвавшиеся из свалки, решили спасаться бегством.

Около часа длился этот бой. Шестнадцать танков полыхали гудящими факелами. Шесть стояли без гусениц, с разбитыми лбами, с погнутыми стволами орудий. А вокруг, в горькой полыни, в самых необычных позах — эсэсовцы. Они шли, чтобы покорить людей с Дона и Волги, а на пути стал человек с Кувайки. Они шли, чтобы отнять у него светлую радость — маленькую речку, но не дошли.

— И не дойдете! — сказал Володя.

Это уже касалось тех четырех из «Мертвой головы», которые пылили гусеницами вдали. Догнать бы их, но мала осталось горючего в баках, снарядов в кассетах, патронов в пулеметных лентах.

— Пускай на развод останется, — угадывая мысли командира, пошутил Денисов.

— Они будут нам вместо агитбригады, — засмеялся Алеша. — Теперь таких страхов понарасскажут своим.

— Думаешь, скажут правду? — спросил Володя.

— Конечно, не скажут, что против колонны вышли всего два танка.

Володя открыл люк. На него дохнуло свежим ветром. Он выбрался наверх и позвал Григория и Алешу. Выбрался и Тутаров со своими танкистами.

— Володя! Даешь песню! — крикнул Тутаров.

— Какую? — спросил Хазов.

— Какую-нибудь, обыкновенную.

— Понято! — и Хазов затянул песню на всю степь.

В Ольховатке было тихо. Там знали, что немцам не поздоровилось. Столько дыма могло быть не от одного и не от двух танков. Но чем кончился бой?

Сколько радости, сколько облегченных вздохов вырвалось у танкистов, когда они увидели на перевале идущие бок о бок две машины. Все знали, что это не просто бой — это был подвиг. Чуткий на подвиг военный корреспондент был уже в Ольховатке. Он ждал героев дня, чтобы рассказать о них всем бойцам фронта, всему народу страны о том, какие смелые, какие ловкие, хитрые воины дают отпор врагу.

Только сами герои считали этот бой обыкновенным. Они возвращались в часть и пели самую обыкновенную песню:

Песня украинская, мотив ее пелся стройно, красиво. И ждущие в Ольховатке угадали голос Володи Хазова, который звонким дискантом завершал песню.

Значит все в порядке!

Корреспондент приготовил фотоаппарат. Ему повезло. Сколько счастливых кадров, радостных встреч пришлось ему снять! Сколько нужных и важных слов записал он в свой блокнот!

Много немецких машин осталось на поле боя. Но разбитая танковая колонна была не последняя у врага. Они, эти колонны, шли одна за другой, и танкам, казалось, нет счета, столько много их было у немцев. Линия фронта все опаснее выпирала в сторону Сталинграда. Подвиг в сражениях продолжался.

Ольховатка осталась позади. Немцы получили возможность вдоволь насмотреться на картину, оставленную Хазовым в Роще Круглой. Насмотревшись, они озверело напали на наши танки. Атака за атакой. Бой за боем. На хитрости они поддавались все реже. На местах сражений среди фашистских танков все чаще оставались краснозвездные машины.

В степи под Россошью Володя получил приказ прикрыть огнем отход наших частей к Дону.

Как привидение, тридцатьчетверка возникала перед врагом то в одном месте, то в другом. Одна засада за другой. Пулеметные очереди заставляли фашистов стелиться по земле, снаряды разгоняли их по степи. Опомнившись, артиллеристы вступали в бой, но танк уже уходил, чтобы снова возникнуть в другом месте.

Танкистами двигала какая-то единая сила. Что это было? Долг? Отвага? Месть? Никто из них сказать не мог. Наверное, было все вместе, заключенное в едином порыве, в желании остановить врага. Все они жили одним желанием, одним дыханием. И потому понимали друг друга по незначительному жесту, по шевелению губ. Но о том, что увидел Василий Денисов, намеком сказать было невозможно.

— Товарищ командир! — крикнул он Володе. — Гляди!

— Танки! — сообщил Выморозко и, посчитав их, добавил: — Чертова дюжина.

Володя внимательно всмотрелся вперед.

Тринадцать танков, выбрасывая снопы огня, тяжело шли на командный пункт нашего корпуса. Впереди колонны резво бегали, сопротивляясь, два легких Т-60 и американский «Валинтайк». Они отстреливались и бегали, бегали. Этим и спасались от снарядов, которые проносились над ними или вспарывали землю рядом.

— Крути на них! — крикнул механику-водителю Володя.

Тридцатьчетверка резко крутнула на гусенице, взревела и, кивая стволом орудия на неровностях, понеслась в хвост колонны. Первый же снаряд остановил одну из тринадцати машин. Половина из остальных повернулась к тридцатьчетверке и огрызалась, выметывая за снарядом снаряд. Начался бой. Немцы оценили броню советских танков. Ударом в лоб ее не пробьешь. Только в бок. И все пытались зайти сбоку. Но Василий Денисов не из тех, кто подставляет уязвимое место. Он то рвался вперед, то уходил задом. А Хазов тем временем выбирал момент и наказывал врагов.

Неожиданная помощь подбодрила танкистов Т-60 и «Валинтайка».

Когда из чертовой дюжины четыре танка с крестами на боках успокоились, немцы отошли.

Танкисты вышли из жарких машин перекурить.

Говорили, словно знали друг друга давно и близко.

— Спасибо, братцы. Этот «Валинтайк», будь он проклят, на нем не навоюешь!

— Не стоит, — скромно отвечал Володя. — Туго придется — вы нас выручите.

В разговор вмешался Денисов.

— Спасибом сыт не будешь.

— Вас что, покормить? — спросил танкист с «Валинтайка».

— Не нас, а машину. Горючки осталось — кот наплакал. И масла почти нет.

— С горючкой у нас у самих дело туго. Хоть бы до переправы дотянуть.