– У Измайлова часовая готовность. Детей отправили на охоту поглядеть.

– Это хорошо, – одобрила Дженни. – Курить пойдем?

Курили мы чуть в стороне от главного входа. Лешка, как обычно, захватил с собой пакет с печеньем – местные белки, чувствовавшие себя на окраине города весьма вольготно, прибегали сразу же, как только видели сидящего на скамейке человека. Мы все гадали, когда обнаглевшие животные начнут стучаться в окна.

– Что думаете? – Дженни откинулась на спинку скамейки, подставляя лицо теплому осеннему солнцу.

– Думаю, все останутся, – подумав, ответил я.

– Рано, рано еще говорить, – лениво возразил Лешка, пока осторожная белка тырила из его протянутой ладони кусочки печенья. – Два дня только прошло. Я бы сказал, что рассчитывать мы можем на двух или трех. Но вот надолго ли?

Через стеклянные двери главного входа было видно, как в вестибюль спустилась Оленька. Оглядевшись и заметив нас, девушка, чуть поколебавшись, вышла на улицу.

– Я не помешаю? – чуть смутившись, спросила она.

– Конечно нет, садись! – немедленно отреагировал мачо-колобок. Променянная на стажерку и оскорбленная в лучших чувствах белка, громко вереща, ускакала на соседнюю сосну.

– А о чем вы говорите?

– О вас, – невозмутимо ответила Дженни. – Прикидываем, сколько стажеров останется после испытательного срока.

– Мы будем стараться, мы не подведем. – Возмущенная горячность девушки была понятной. Попасть в Центр было не просто, все кандидаты проходили серьезный отбор. И, разумеется, все они мечтали работать у нас, хоть где-нибудь.

Просто Оля еще не понимала.

– Не в том дело. – Дженни потянулась, распрямила спину и вдруг как-то очень серьезно посмотрела на девушку. – Никто и не сомневается, что каждая из вас сдаст необходимые зачеты и нормативы.

– А в чем же тогда это самое «дело»?

– У нас на самом деле – тяжелая, выматывающая и непопулярная работа. Нужная, важная, но почти незаметная. Это сейчас стажеру кажется, что отдел и должность не играют никакой роли, ведь он же работает в Космосе. Но уже через пару лет человек осознает, что о нас не упоминают в новостях, мы не совершаем научных прорывов или героических подвигов. Он понимает, что про него не снимут фильм, не напишут песню, не позовут провести школьный урок… да даже простеньких стихов в стенгазете к 12 апреля не будет. Его ждет лишь маленький мирок, о котором слышали только специалисты и коллеги. И он начинает искать новую должность, отдел, в котором будет место его амбициям. Свершениям, благодарственным грамотам, премиям, переходящим вымпелам, медалям и фотографиям крупным планом на доске почета.

– И тогда все уходят? – негромко спросила Оленька.

– Конечно не все, – возразил я.

– Уходят только эти, как их? Коммуникабельные, активные, целеустремленные, исполнительные, быстрообучаемые, стрессоустойчивые и желающие работать в команде. – Лешка попытался выдержать серьезный тон, но под конец захрюкал, пытаясь скрыть смех. – А остаются одни раздолбаи вроде нас. Те, у кого в жизни есть не только трудовые подвиги в передовицах и показной героизм.

– Зато у вас весело. – Стажерка улыбнулась.

– И атмосферно, – добавила Дженни. – Вон Михаил Евгеньевич, например, постоянно про вампиров пишет. Знала бы ты, сколько у него фанаток на англоязычных тематических форумах…

– Издержки профессии. – Я не удержался и подмигнул Оле. – Ты только вдумайся, вот мы сидим здесь, болтаем, а в это время под бледным мерцанием звезд неслышно крадется он…

Захват прошел строго по графику. Манипуляторы надежно зафиксировали цель, контактные виброщупы добрались до систем вытеснительной подачи. Оставалось менее двадцати минут до окончания «питания»: того момента, когда, выкачав так и не понадобившиеся резервы топлива и окислителя, орбитальный мусорщик «Вампир-4У» раскинет плащ атмосферного паруса, сводя отработавшую ступень на трехдневную траекторию контролируемого падения…

Приложение называлось «Советский патруль».

– Установи, – посоветовал Синицын.

Кто такой Синицын? Институтский товарищ, свой брат инженер. Наверное, можно сказать, что друг.

Влад лениво поинтересовался:

– Оно мне надо?

Разговор проходил на заводской проходной. Стоял удивительно холодный конец апреля. Выходя из теплого, пахнущего синтетической смазкой помещения и попадая под пронизывающий ветер, люди ежились от холода и поднимали воротники: обманутые утренним солнцем, заводчане пришли в легких куртках. Влад и сам стоял в тонком комбинезоне: плотная ткань хорошо защищала от ветра, но почти не грела.

– Все просто, – объяснял Синицын. – Увидел непорядок или нарушение – фотографируешь, описываешь и указываешь место на карте. Короче, сообщаешь. Разбором претензий занимается специальная служба, под это дело и приложение выпустили. В рамках, так сказать, повышения гражданской бдительности. Или солидарности, не суть. Самое главное, – Синицын прочитал это с особой значительностью, почти нараспев, – инициативные пользователи получат дополнительные баллы гражданской активности. Никаких переработок, выброшенных выходных и прочей фигни, просто ходи по улицам, жми на кнопку – и ты уже активист.

Синицын, в отличие от Влада, пришел в теплом пальто и шапке. Спрятав ладони в карманах, он с довольным видом наблюдал за торопливо разбегающимися заводчанами.

– Позавчера сообщил через приложение о сломанной скамейке в парке, – похвастался Синицын. – Вот, пришло уведомление, что поставили новую. Спасибо, мол, гражданин, за реакцию. Это я понимаю, новый уровень социального взаимодействия!

– И баллы дали? – поинтересовался Влад.

– Пока еще нет. За одну несчастную скамейку было бы слишком шикарно. Но я теперь, считай, на охоте. Как что увижу, сразу сообщу.

Мимо прошла Вера с третьего этажа, из отдела разработки софта. Ребята на секунду замолчали, проводив ее взглядами.

– В наше время без активной позиции пропадешь. Хорошо жить точно не получится. Очень, брат, советую установить. «Советский патруль» называется, запомнил?

Влад кивнул:

– Запомнил.

– И вот еще: когда будешь регистрироваться, укажи, что о приложении узнал от меня. Тебе все равно, а мне зачтется.

Спрятав улыбку, Влад покачал головой:

– Жук ты, Синицын.

– Не жук, а активный гражданин. Вот недавно пожаловался, что в городе всего один клуб дельтапланеристов. Всего один, представляешь? И в том нет свободных мест. «Без опыта не берем» – а где этот опыт набирать, если без него не берут?!

Оглядев близкую к сфере фигуру Синицына, Влад не без труда скрыл усмешку:

– Стало быть, решил податься в дельтапланеристы?

– Шутишь! – фыркнул тот. – Нафига оно мне надо?

– Тогда зачем?

– Затем, что в нашей «самой лучше стране на свете» меня как гражданина ограничивает какой-то задрипанный пенсионер. Это я про директора клуба. Я бы даже сказал, хамски ограничивает, с особым цинизмом. Закон говорит: я могу летать, если хочу. А хочу или нет, это законом не регулируется и не оговаривается. Могу – значит, обязаны предоставить возможность!

Помедлив пару секунд, Синицын воинственно вскинул подбородок. Но тренера рядом не было, а был только Влад. Синицын криво ухмыльнулся и пригрозил:

– Пусть проверочной комиссии объясняет, почему нормальный человек не может стать дельтапланеристом, если захочет. Странно, уже вторую неделю как жалобу отправил, а ответа все нет. Наверное, стоит еще раз попробовать.

– Дождешься, заставят тебя летать, – предположил Влад.

– Нет такого закона, чтобы заставить человека, – возразил Синицын. – Главное, чтобы баллов начислили. Не начислят – буду жаловаться.

Заводчане давно разошлись по домам. Хлопнула, закрывшись, входная дверь и больше уже не открывалась. В четырехэтажном административном здании, где размещались управление и бухгалтерия, осталось открытое окно: то ли кто-то задержался, то ли забыл закрыть перед уходом. Синицын на секунду достал руку из кармана для прощального рукопожатия и тут же спрятал обратно.