Гильямов даже не моргнул, но поджал губы. Заруба дернул щекой и уставился в пол. Так что ответил за них Нелыкин.
– Да какой там… – зевнул он, тыча пальцем в монитор перед собой. – Регулярные пропуски фигурантами занятий в школе номер четырнадцать города Акмолинска отмечаются с середины января. То есть с начала второго полугодия… Во-о-от… Дирекцией школы представление в детскую комнату милиции направлено тридцать первого января… Та-а-ак… Беседы с родителями…
Нелыкин повозюкал пальцем по дисплею, открывая новые файлы, и несколько оживился:
– Второго февраля – постановление ДКМ о запрете на посещение пионерами Гильямовым и Зарубой космоцентров Акмолинска, всех трех. А у них там такая программа была, Владимир Федорович! Такой даже наш «Динамо» пристыдить можно. Батюшки-батюшки!.. Центрифуга… Усилители… Симуляторы БРК-53, «Зенон», АННД-2 …Полярный стабилизатор… Понятия не имею, что такое полярный стабилизатор, Владимир Федорович. А вы знаете?
– А «Зенон»?
Нелыкин пару раз щелкнул ногтем по дисплею и, прочитав про себя справку, уважительно поцокал языком:
– Чего только нет в этих космоцентрах… Какую досаду, наверное, испытывает человек, которого отлучили от симулятора «Зенон» за прогуливание школы!
– Так ведь помимо космоцентров, товарищ капитан, есть еще и самые обыкновенные спортивные комплексы, – пояснил я Алексею. – Там тоже можно гробить организм нагрузками, изнашивать суставы и рвать жилы – но уже без научного контроля. Зато туда доступ не перекроют, понимаете, товарищ капитан?
Чернявый Гильямов вдруг посмотрел на меня – с нескрываемым злорадством. И сказал, старательно подражая моей шутовской интонации:
– А нет такого закона, чтобы советского школьника от спорта отлучать!
– Ваша правда, Сергей Олегович. – Мне снова пришлось вздохнуть. – Нет такого закона. Зато есть закон об обязательном среднем образовании. И вот его-то вы злостно нарушаете аж с января месяца.
– Ничего мы не нарушаем! – вскинулся белобрысый. – Мы школьный курс не прерывали! Ну спросите, спросите меня по любому предмету!
У нелыкинского стола лежали их рюкзачки. Компактные такие рюкзачки, недра которых были аккуратно поделены на секции: для пищевых концентратов, для медикаментов, для инструментов. И, конечно, были там и отделы для электронных библиотечек. Весь учебный курс старших классов и даже несколько вузовских дисциплин.
– Заочно обучаетесь, значит, – констатировал я. – Без отрыва от физподготовки. Это хорошо. Но смотрите-ка, что у нас получается. Всякий нормальный гражданин, желающий связать свою судьбу с Космосом, проходит следующий путь. Прежде всего он заканчивает среднюю школу. Да-да, не заочно, а самым обыкновенным, общепринятым образом: ходит на уроки, получает по возможности как можно больше пятерок и, наконец, с блеском (а может, и без особого блеска, по-разному бывает) сдает выпускные экзамены. После этого он, как каждый советский мужчина, проходит службу в Вооруженных Силах. От каковой вы, кстати говоря, только что попытались уклониться… Сидите на месте, пожалуйста, и дайте мне продолжить мысль!.. Да, вы, граждане, намереваясь сбежать с Земли, по сути, совершили попытку уклонения от базовой службы в армии. Каковую пройти следует хотя бы в егерских частях или городских дружинах. Далее, – я загнул еще один палец, – личности, настроенные на работу за пределами Земли, все до единого остаются на сверхсрочную службу: в войсках, имеющих специфику, схожую с избранной ими работой. Вместе с базовой службой это у нас получается четыре-пять лет. Пусть будет четыре. Потом – университет. Еще четыре года. После – стажировка, причем никого сразу не распределяют на дальние объекты, и молодые спецы обмахориваются на Земле – еще года четыре. И что же у нас получается? Четыре, да четыре, да четыре – итого двенадцать лет. Которые для вас начнутся только, напоминаю, после окончания средней школы, что случится не ранее чем через год. В общей сложности от иных планет вас отделяют тринадцать лет весьма насыщенной жизни. Тринадцать – нехорошее число, но что поделать?
– Все это формализм! – яростно выпалил Заруба. – Косная, отжившая система! Через тринадцать лет устареют те знания, которыми мы обладаем сегодня! А там, на дальних объектах, сегодня на счету каждый такой человек! Вы же предлагаете нам вяло шевелиться здесь, в то время когда… когда… когда там… каждый…
Он сбился под ласковым взглядом Нелыкина. Тот сидел, подперев подбородок кулаком, и, не мигая, разглядывал выступавшего – так, словно был его бабушкой, приезжающей из деревни раз в год.
– А что ж вы, товарищ, там со своими знаниями делать-то будете? – елейно спросил он окончательно стушевавшегося Зарубу. – Марс, как говорят, не загородная дача, там теоретикам туго. На Луне тоже вопросы решаются не одной только силой мысли, там еще и навык нужен. А уж на каком-нибудь Ганимеде сам черт оба копыта своих обломает, вместе с рогами. Так куда ж вы собрались, ребята, заочно обучающиеся, а?
Заруба ожесточенно сопел, но Гильямов подумал несколько секунд и ответил:
– Вот там, где теоретикам тяжело, а ваши черти копыта ломают, мы опыта и наберемся. Быстрее, чем здесь, раз в сто быстрее!
– А нет такого закона, – сказал я. – Нет такого закона, чтобы советские школьники опытом обзаводились за счет здоровья и жизни сотен других людей.
Я подождал, пока оба путешественника нальются устойчиво красным, и продолжил, ткнув пальцем в потолок, в данный момент как бы символизирующий ледяной вакуум Вселенной:
– Вот там, граждане задержанные, любая ваша ошибка, даже самая ничтожная, обязательно обернется катастрофой. Так что такой опыт обрести вы сможете только один раз – первый, он же последний…
На панели стола вспыхнуло окно дежурного, я ответил. Дежурил Токорбаев – и я увидел, что его и без того не самые широкие глаза сейчас вовсе ужались до минимума.
– Товарищ майор, за диверсантами прибыл конвой! – судя по всему, эта новость его самого отчего-то весьма радовала.
– Ну, впустите конвой…
Конвоиры были старше задержанных лет от силы на пять. Главной была инспектор кызылординской Детской комнаты милиции лейтенант Динашева – обладательница умопомрачительных ресниц, черной косы и редчайшего казахского имени Пенелопа. Новенький бирюзовый мундир, несомненно, ей шел, но в комплекте с этими вот километровыми ресницами и всем прочим выглядел некоей архаической нелепицей, вроде тазика, который Дон Кихот из Ламанчи таскал на своей голове, полагая шлемом Мамбрина.
Санчо Пансой при инспекторе Пенелопе Динашевой состояло некое гражданское лицо лет девятнадцати, со старательно нахмуренными бровями. На гражданском лице будто бы даже светилась надпись: «Я – студент педфака на практике; будьте снисходительны!».
Сразу после взаимных представлений инспектор начала суетиться. Она зачем-то еще раз сняла биометрию с задержанных, еще раз убедилась, что они – именно Гильямов С. О. и Заруба В. П., сделала еще одну копию акта о задержании и в конце концов затеяла еще одну разъяснительную беседу.
– По Союзу это уже восьмой случай с начала года, – сообщила она почему-то Нелыкину. – В прошлом году было зафиксировано девятнадцать попыток проникновения детей и подростков на космические суда. Восемь случаев переохлаждения, десять случаев обезвоживания, иные травмы. Одного мальчика придавило погрузчиком – в результате у него серьезно поврежден позвоночник…
Субчики наверняка слышали всю эту статистику неоднократно и не проявляли ни малейшего раскаяния по поводу возможных несчастий. Зато Нелыкин встрепенулся:
– А ведь их всех в погрузочном шлюзе отлавливают, и этих – тоже, – сказал он. – Они отчего-то уверены, что на корабль можно попасть именно таким путем…
Гражданское лицо вдруг фыркнуло:
– «Отчего-то»! Понятно – отчего. Начитались Курлыкова, вот и весь секрет. Ну, Курлыков, публицист. «Двадцать очерков с маршрута Земля – Марс – Земля». Сам-то он за пределы космопорта на Марсе не выходил, но слывет главнейшим специалистом по побегам с Земли.