Есть еще более убедительное возражение против теории, рассматривающей миграцию в качестве автоматического «предохранительного клапана». Дело в том, что общий итог перемещения мигрантов лишь частично соответствует идеальной схеме миграции, построенной учеными — специалистами по проблеме распределения населения. Заметив, что население имеет тенденцию мигрировать из районов с высоким коэфициентом рождаемости в районы с низким коэфициентом и из районов с ограниченными экономическими возможностями — в районы с широким полем деятельности, теоретики соблазнились возможностью вывести из этого заключение, что миграция — желательное само по себе явление. Но, к несчастью для теории, мигранты, и особенно сельские мигранты, имеют привычку двигаться в «неправильном» направлении. Те же силы, которые вытесняют их с земли, делают для них невозможным вновь осесть на уготованных им теоретиками местах. Например, отмечено, что миграция с ферм сильнее всего в районах с наиболее развитым товарным сельским хозяйством и что обратная миграция из городов почти не направляется в эти районы. И наоборот, районы с менее развитым сельским хозяйством, так же как и районы с очень низким сельскохозяйственным доходом, не только привлекают к себе мигрантов из городов и других сельских районов, но также сохраняют у себя большую часть естественного прироста своего населения. Так, с 1920 по 1930 г. «увеличение сельского населения было наибольшим в районах нетоварного сельского хозяйства, где почва обычно беднее, и наименьшим — в товарных сельскохозяйственных районах с наилучшей почвой»[348].

В ходе своего передвижения и по прибытии к намеченному ими месту сельские мигранты создают новые проблемы. Как уже указывалось, миграция на тихоокеанское побережье повысила в этом районе расходы на пособия безработным, снизила ставки заработной платы, создала проблемы жилья и здравоохранения, усложнила задачи органов просвещения, увеличила расходы на содержание полиции и противопожарной охраны и вызвала острые трения между мигрантами и постоянными жителями. Совершенно несомненно, что миграция не способствовала разрешению какой-либо проблемы в Калифорнии. Вместо того чтобы восстановить равновесие в однобокой сельскохозяйственной экономике этого района, она лишь закрепила антидемократические отношения, вытекающие из индустриализованного земледелия крупного масштаба. В богатых долинах Калифорнии мигранты не только не стали фермерами, но превратились в батраков, вытеснив тысячи мексиканцев. Миграция из засушливых районов Запада резко обострила в Калифорнии проблему сельскохозяйственной рабочей силы. В более широком смысле можно сказать, что «миграция в города из бедных сельских районов с очень низким уровнем жизни и образования скорее ведет к росту городских расходов, чем к благосостоянию города. Она увеличивает список безработных. Мигранты из бедствующих сельских районов берутся за работу, ранее выполнявшуюся иммигрантами из самых отсталых районов Европы. Мигранты с трудом поддаются ассимиляции»[349]. Хотя мигрантам и не возбраняется переезжать в районы с большими экономическими возможностями, они обычно там не ассимилируются, разве только поступая на самую неквалифицированную работу, где они вытесняют еще более угнетенные социальные группы.

В настоящее время те же экономические силы, которые сократили возможности, существовавшие в городе и деревне для разоренных людей, влияют также на ход миграции. Другими словами, миграция больше не представляет собой «свободного процесса». Миграция теперь не только не выравнивает диспропорцию между населением и ресурсами, но, наоборот, во многих случаях еще увеличивает ее. Нет сомнения в том, что, как сказал д-р Картер Гудрич, миграция в прошлом способствовала выпрямлению и сглаживанию существовавшей неравномерности географического размещения. Но теперь миграция проходит при совершенно других условиях, чем четверть столетия назад. Следует учесть, что даже сто лет назад доступные для поселения земли Запада не предоставляли безоговорочно возможности их освоения. Вытесненным из других районов лицам не было достаточно лишь эмигрировать на Запад, чтобы вновь стать на ноги. Доктор Хакер, например, подсчитал, что в 40-х годах прошлого века средняя пионерская семья, желавшая заняться товарным сельским хозяйством и закрепиться на новом месте, должна была иметь от 1000 до 1500 долл. Хотя стоимость переезда теперь значительно ниже, все же расходы, связанные с поселением на новом месте, неизмеримо выше и роль денег гораздо более значительна. Даже для того чтобы заняться земледелием в осушенных районах Запада, фермерская семья должна иметь примерно 5 тыс. долл. Более того, современный мигрант стремится не столько вновь обзавестись независимым хозяйством, сколько получить какую-нибудь прилично оплачиваемую работу. Как указывает комиссия Толана: «Резкий контраст между старой и новой миграцией заключается в том, что в первом случае мигранты рассматривали поселение на новых землях как средство к созданию собственного хозяйства, а во втором — стремятся лишь получить хорошо оплачиваемую работу»[350]. Однако дело заключается не только в сильном сокращении возможностей и значительном увеличении расходов на переселение, но и в том, что миграция требует больших человеческих жертв, нарушает процесс культурного приспособления и часто бывает случайной и бессмысленной.

Специалисты по экономике сельского хозяйства говорят нам, что у нас «слишком много фермеров», но мы также ведь имеем и «слишком много промышленных рабочих». С одной стороны, нам говорят, что фермеры должны уехать из деревни, а с другой стороны, в периоды промышленных кризисов экономисты утверждают, что рабочие должны «вернуться к земле». Одновременно с разработкой программ, предназначенных для поощрения движения избыточного сельского населения в города, вносятся предложения переселить безработных промышленных рабочих в деревню. Даже самые яростные проповедники необходимости непрерывной миграции из деревни в город признают, что промышленность и в условиях процветания не сможет поглотить всех имеющихся безработных, а тем паче обеспечить работой новых рабочих. Вследствие того что в прошлом мы всегда мигрировали, мы теперь пали жертвой наших собственных традиций. Как отметил Конрад Тейбер: «История развития американского народа подсказала миграцию в качестве выхода для разрешения проблем городской безработицы и сельской нищеты»[351]. Это, конечно, старая теория «предохранительного клапана» времен неосвоенных территорий, не имеющая теперь никакой практической ценности. Предохранительный клапан вышел из строя и больше не действует.

Эффективность миграции резко ограничена не только все возрастающими трудностями поселения на новых местах из-за современных экономических условий, но также наличием целой системы архаических законов о поселении. Эти устаревшие законы заставляют мигрантов все время странствовать, лишая их возможности, если они не имеют работы и материально не обеспечены, долго где-либо задерживаться. Американские законы о поселении ведут свое начало от статутов о рабочих, изданных в Англии в 1349 г. Первоначально эти статуты преследовали цель закрепить рабочую силу на местах и предотвратить после эпидемии чумы 1348–1349 гг. переселение квалифицированных рабочих. Позже, в 1662 г., был издан английский закон о поселении, использовавший мысль, заложенную в статуте о рабочих, в совершенно иных целях, а именно, не для поддержки бедняков, но для того, чтобы избавиться от них. То, что говорилось о последствиях введения этих законов в Англии, в равной степени отражает теперешнее положение в Соединенных Штатах: «Ежегодно тысячи бедняков арестовывались и перевозились из одной части королевства в другую, если они не могли дать достаточной гарантии в том, что не лягут бременем на общество. Широко применялась практика «подбрасывания», т. е. произвольного удаления людей из одной общины в другую. При этом больные, умалишенные и неимущие отвозились в соседний город, где, под покровом ночи, оставлялись на улице. Даже рабочие, имевшие постоянную работу, не были гарантированы от того, что их насильно не отправят на их официальное местожительство. Когда же вопрос об официальном местожительстве был спорным (что случалось весьма часто), целые семьи перебрасывались по нескольку раз из одной общины в другую. Общины вели между собой тысячи тяжб, и миллионы фунтов стерлингов шли на судебные издержки и выселения»[352]. В этой цитате нет ни одного положения, которое нельзя было бы иллюстрировать примерами из жизни, собранными комиссией Толана[353].