Значительное ослабление движения сельского населения в города после 1929 г. превратило многие сельские районы в «гигантские резервуары потенциальных мигрантов». Ограниченные возможности для тех, кто хочет найти работу в городе, все же лишь частично ответственны за накопление излишнего сельскохозяйственного населения в бедствующих районах. Дело в том, что развитие капитализма в сельском хозяйстве, усиливая концентрацию, ведет, с другой стороны, к росту нетоварного хозяйства, на которое тратится часть рабочего времени. Экономические силы, повышающие технический уровень сельскохозяйственного производства путем все большего внедрения механизации и увеличения капиталовложений, одновременно заставляют неисчислимое количество сельских семейств переходить к примитивному земледелию, при котором они не имеют даже простейшего оборудования, снижая и уничтожая тем самым достигнутый ранее технический уровень сельскохозяйственного производства. Вытесненные из плодородных районов в районы со скудной почвой фермеры своим присутствием на новых местах еще более усиливают и без того бедственное положение местного населения. Это отмечено министерством земледелия: «Хотя общая тенденция и направлена к усилению товарности сельского хозяйства, вытесненные механизацией рабочие очень часто переезжают в менее развитые районы… подобное перемещение означает, что сельское хозяйство этих районов станет еще менее развитым, чем сейчас»[344].

С 1929 г. по сегодняшний день все увеличивающаяся доля этого «выброшенного за борт» избыточного сельского населения, вместо того чтобы переселиться в город, вливается в поток сельскохозяйственных мигрантов. У этого населения фактически нет другого выбора, остается лишь искать какой-либо земельный участок «где — нибудь в другом месте» или же включиться в погоню за относительно малым количеством имеющейся работы в качестве мигрирующих сельскохозяйственных рабочих. Как сказал один наблюдатель: «Спокойный, оседлый образ жизни, характеризовавший ранее нашу сельскохозяйственную экономику, теперь окончательно уступил место подвижной промышленной системе». Избыточное сельскохозяйственное население либо осталось в бедствующих сельских районах (существуя на пособие), либо попыталось закрепиться на окраинах городских районов, либо переехало в захудалые сельскохозяйственные районы с более дешевым и, следовательно, более низким уровнем жизни, или же, наконец, присоединилось к процессии сельскохозяйственных мигрантов. Уже сейчас имеются все основания предполагать, что в течение ближайшего десятилетия сельскохозяйственная миграция значительно усилится. Лица, опрашиваемые комиссией Толана, сообщили, что приблизительно 400 тыс. сельскохозяйственных рабочих начнут кочевать по всей стране, перестав быть постоянными жителями какого-либо определенного штата. «Происходящее в сельском хозяйстве вытеснение при отсутствии у вытесненных людей возможности получить работу как в деревне, так и в городе, — говорит Г. Р. Толли, — служит основной причиной увеличения количества сельскохозяйственных мигрантов за последнее десятилетие. Есть все основания ожидать, что, если в будущем возникнут те же или схожие условия, количество мигрантов еще более возрастет». Так как следует ожидать, что доля сельского населения в возрасте от 15 до 65 лет, вероятно, увеличится к 1960 г. на 23 %, то, по мнению Тэйлора, «проблема безработицы в сельском хозяйстве будет беспрерывно обостряться из-за все увеличивающейся доли людей работоспособного возраста среди сельского населения»[345].

Это предположение в значительной степени подтверждается анализом уровня жизни, существующего теперь в сельских местностях. Значительная часть сельского населения, более 3 млн. семей, имеющих чрезвычайно низкий доход, уже доведены до положения неимущих крестьян. Половина этих семей полностью или частично не имеет работы, а вторая половина влачит жалкое существование, зарабатывая в год от 200 до 300 долл. на семью, если не меньше. Даже в исключительно благоприятном 1939 г. в стране имелось 1 681 667 фермеров — а с их семьями 7700 тыс. человек, — вынужденных существовать на 25 долл. в месяц на семью. В 1935 же году более миллиона из этих семейств не имели работы и получали пособие. Мероприятия по улучшению жизни сельского населения не коснулись этих семейств, да и вряд ли когда-либо их коснутся. Это «выброшенные за борт» люди — «отбросы» общественного организма. Как откровенно заявил Толли: «Теперешняя деятельность министерства земледелия не облегчила положения более 1,5 млн. бедствующего сельского населения. Выплаты на основе закона о регулировании сельского хозяйства обычно доставались фермерам тех районов, где разводят товарные культуры и живет очень мало «выброшенных за борт» людей». Исследуя пагубные последствия сельскохозяйственной безработицы (или частичной занятости), Томас К. Мак-Кормик пришел к выводу, что живущие на пособие для безработных сельские семьи — в первую очередь жертвы «обширной бесплановой экономической системы и ее последней «ошибки»[346].

Сокращение после 1929 г. миграции в города привело к появлению нескольких любопытных теорий миграции. Нам теперь многозначительно говорят, что миграция является результатом «отсутствия правильного соотношения между населением и ресурсами» и что, для того чтобы избежать перенаселения деревни, необходимо поддерживать постоянный приток населения из сельских местностей в города. Говорят, что достаточно ликвидировать тормозящие миграцию преграды, чтобы автоматически выровнять положение. Появляются полные романтизма сообщения с описанием героических качеств мигрантов, которые, не убоявшись трудностей современного общественного устройства, пускаются в дорогу искать счастья в далеких привлекательных местах. Мигрантов сравнивают с переселенцами, с пионерами и созидателями Америки. Нам говорят, что единственная трудность на пути миграции заключается в неправильном руководстве или же полном отсутствии такового. Но ведь самое идеальное бюро труда мира не может дать людям работу, если ее нет.

Правда ли, что при современном общественном строе сельскохозяйственная миграция из определенных сельских районов снижает диспропорцию между количеством населения и имеющимися ресурсами? Ведет ли она вообще к разрешению какой-либо проблемы в «бедствующем» районе или же в «районе с большими возможностями»? Администрация по охране фермерского хозяйства отмечает, что в районе Великих равнин, откуда идет массовая миграция, освободившиеся места многих мигрантов немедленно занимают семьи, приезжающие из крупных и мелких городов, или же молодежь только начинающая работу. В итоге общее количество сельского населения этого района почти не сократилось. В большинстве бедствующих сельских районов одна фермерская семья занимает ферму, как только предыдущая семья пускается в путь. Поэтому миграция почти не приносит никакого облегчения в отношении разрешения существующей проблемы диспропорции. В некоторых же бедствующих сельских районах миграция не только не облегчает, но еще более обостряет эту проблему. Так, например, чрезмерное сокращение населения нарушает всю социальную и политическую структуру сельского общества, которому приходится нести чрезмерные расходы по содержанию административного аппарата, школ, дорог и т. д. Стремление восстановить нарушенное равновесие ведет к быстрому укрупнению ферм, влекущему за собой дальнейшее вытеснение сельских семей. Теоретически считают, что из Южных штатов должно было бы мигрировать 9 млн. сельского населения. Например, считают, что из Арканзаса «должны куда-нибудь уехать» 450 тыс. человек[347]. На деле, однако, миграция из этих районов столь незначительна по сравнению с тем, какой она должна была бы быть, что существующее соотношение населения и ресурсов остается фактически без изменения.