Амерингер побывал в Оклахоме в 1907 г. Трудно представить себе более яркое описание падения уровня человеческой жизни, какое уже и тогда наблюдалось в восточной Оклахоме. «Я увидел, — пишет он, — беззубых старух-матерей с младенцами, прижатыми к иссохшей груди. Я увидел еще не достигшую 30-летнего возраста старуху с руками, изъеденными экземой. Я видел истощенных глистами, недоеданием и пеллагрой подростков и юношей, лишившихся зубов, еще не достигнув 20 лет. Я видел трясущихся от слабости развалин мужского пола, которые держали на коленях младенцев, родившихся от 14-летних жен. Я увидел белого, который умолял индианку из племени чокто упросить человека, владевшего единственным в этой местности ручьем, кредитовать его в размере нескольких ведер воды, чтобы напоить измученную жаждой семью. Я видел людей, которые дошли до самого низкого уровня падения и разложения. Я видел самодовольных, нарядно одетых и откормленных лицемеров, с молитвенниками подмышкой направлявшихся в воскресный день в церковь; и эти люди возносили молитвы о царстве божием на земле, а сами, как каннибалы, жирели на крови кропперов. Я видел политиканов, с пеной у рта хриплыми голосами провозглашавших джефферсоновские идеалы всеобщего равенства и отказа в каких-либо привилегиях кому бы то ни было; они шумели о том, что от рождения всем людям дано одинаковое право на жизнь, работу и достижение счастья, но при этом не знали, — да и не хотели знать, — что обращаются они к несчастной толпе самых обездоленных рабов, какие когда-либо и где-либо существовали на земле. То, что я видел во время этого путешествия, не забудется никогда»[183].

Увы, это забывается. В 1940 г. комиссии Толана пришлось напомнить нам о том, что комиссия Уолша обнаружила еще четверть века назад. Если бы в 1915 г. транспорт был достаточно развит, массовая миграция из Оклахомы началась бы уже тогда. Но нужно было вырасти на этих истощенных землях еще одному поколению, прежде чем немногим из них удалось «сбежать» оттуда. Пока нищета и горе локализованы, пока они прячутся в глинобитных хижинах Оклахомы, их можно не замечать. Их можно не замечать до той поры, пока это не прорывается с силой взрыва наружу, но даже и тогда это вскоре забывается. Никто не внял словам д-ра Турмэна, который в 1915 г. говорил о том, что в восточной Оклахоме «глубоко гнездится недовольство», а ко времени «зеленого восстания» 1917 г. люди уже позабыли о сигналах, которые они слышали в 1915 г.

Непосредственной причиной восстания было возмущение арендаторов по поводу воинского набора, назначенного приказом президента Вильсона на 5 июня, так как в сельских районах Оклахомы войну встретили весьма неприязненно. Но еще более глубокими причинами недовольства были ужасающие условия жизни кропперов. Бедствия этих людей создали благоприятную почву для деятельности таких организаций, как «Индустриальные рабочие мира», Союз арендаторов и Союз рабочего класса. Повидимому, Союз рабочего класса принимал более активное, чем остальные организации, участие в волнениях, вспыхнувших в ряде графств спустя несколько недель после сравнительно спокойно прошедшего дня воинского набора. Со 2 по 6 августа во всем районе кипело восстание, но уже с 6 августа оно стало глохнуть. Оказалось, что некоторые местные организации не сумели мобилизоваться, что привело к провалу всего плана. Вспышка восстания сопровождалась «настоящим белым террором» по всей Оклахоме; тысячи людей арестовывались по любому поводу.

Союз арендаторов был разгромлен, и уже в скором времени само восстание изгладилось из памяти, как незначительный эпизод местной истории. Затем наступила послевоенная вакханалия и усиление Ку-Клукс-Клана. Но старое социалистическое руководство, возглавлявшееся такими людьми, как Оскар Амерингер и Патрик Нэйгл, снова выступило на политическую арену. В 1922 г. они организовали Рабоче-фермерскую лигу реконструкции и выдвинули кандидатом в губернаторы Уолтона. Не успели, однако, его выбрать, как он стал «скисать». Он обзавелся поместьем стоимостью в 40 тыс. долл., и через несколько недель стало вполне очевидным, что Оклахому обманули. Вскоре губернатор был привлечен к уголовной ответственности, и рабоче-фермерское движение распалось.

Не приходится удивляться тому, что в этой обстановке настроение отчаяния охватило тысячи обнищавших оклахомских арендаторов, кропперов и поденщиков-батраков, и, когда в 1929 г. на них обрушилась депрессия, а в 1935 и 1936 гг. — страшная засуха, они инстинктивно поняли, что пора уходить. В Оклахоме для них не было уже никаких надежд, вернее, ни тени надежды. Все же имела место еще одна небольшая вспышка недовольства. В июле 1931 г. в городе Генриетта, в Оклахоме, произошли серьезные беспорядки: «200 голодных мужчин, женщин и детей, предводительствуемых священником, разгромили 16 продовольственных лавок и складов»[184]. Но жителям Генриетты пришлось убедиться в том, что разгром продовольственных лавок не может решить стоящих перед ними жизненных проблем. И тогда они отправились в дальние странствия, к дороге № 66 и на западное побережье, через Энид и Оклахома-Сити.

До 1935 г. Оклахома была краем, способным поглотить новые группы населения, но с 1935 г. она стала краем убывающего народонаселения. Трудно назвать какой-нибудь решающий фактор нынешней миграции жителей из Оклахомы. Причины этого коренятся глубоко и носят сложный характер. Но если разобраться в этой «головоломке», можно в какой-то мере понять характерную для этого района неустойчивость положения. «Оклахомцы, — пишет д-р Пол Тэйлор, — не пустили глубоких корней в земледелии… По странному, но знаменательному совпадению Оклахома оказалась краем самых страшных суховеев, где равнины красной глинистой почвы подверглись наибольшей эрозии, а население меньше, чем в любом другом штате, пустило корни в земледелии».

Прежде чем перейти к анализу эмиграции из Оклахомы, следует остановиться на массовой миграции, происходящей внутри штата, а также между Оклахомой и соседними штатами. На протяжении более чем 25 лет фермерские семьи Оклахомы, как заявляет д-р Отис Дункан, снимались с места с необычайной легкостью, что свидетельствовало о «серьезном экономическом напряжении и социальном недовольстве». Уже к 1935 г. 61,2 % всех ферм в Оклахоме обрабатывались арендаторами. Ежегодно около 40 % этих арендаторов «снимаются с места и бредут через прерии, пока не наткнутся на очередную ограду из колючей проволоки, где устраиваются на год, чтобы потом снова брести дальше»[185], — гласят протоколы комиссии Толана. В 1938 г. было подсчитано, что 275 тыс. человек, или 28 % земледельческого населения штата, перебрались на новые земли в течение года[186]. Более 7 млн. акров земли обрабатываются в Оклахоме ежегодно новыми арендаторами. Годовой убыток от этого движения арендаторов, по подсчетам, составляет 1 499 377 долл., считая при этом, что расходы по переезду арендаторской семьи составляют только 27 долл.[187]. Этот постоянно обращающийся поток фермерских семей, который свидетельствует о тревожном и тяжелом положении, стал приобретать угрожающие размеры по меньшей мере лет за двадцать до «великого исхода», начавшегося в 1935 г.

Но, кроме этого общего движения земледельческого населения, после начала депрессии в 1929 г. имело место также значительное движение населения из деревни в город в пределах Оклахомы. В 1907 г. здесь началась добыча нефти, достигшая своего высшего уровня приблизительно в 1928 г. Тысячи рабочих пришли в движение, привлеченные на территорию Оклахомы расширением этой новой отрасли промышленности. Некоторые подались на новые нефтяные поля в Иллинойс, Луизиану, Калифорнию и Техас. Иные попытались заняться земледелием для обеспечения собственных нужд. В связи с ограниченными возможностями получения работы в горной промышленности после 1930 г. избыточная рабочая сила двинулась отсюда в другие центры горной промышленности или, подобно нефтяникам, занялась земледелием, для того чтобы прокормиться. С 1930 по 1935 г. Общая численность фермерских хозяйств в Оклахоме фактически не менялась главным образом вследствие того факта, что на смену одной части сельского населения на покинутые земли приходили новые семьи. Этот внутренний поток населения в основном двигался из городских районов в уже перенаселенные земледельческие районы и из районов более плодородных — в районы менее плодородных земель.