В конце концов, скрупулезное пуританское воспитание научило его не доверять суждениям косных умов. О, он вспомнил долгожданные кратковременные вечерние прогулки в огороженном забором дворе приюта. Тюльпановые деревья, беседки. Он вспомнил игры и редкие праздники. И наказания, как правило, вызванные неудобными для воспитателей вопросами.
— Магистр, если на Квинте проклинают своего бога, значит, так же проклинают Бога-Императора?
— Поосторожней, мальчик!
— В языке квинтян нет слов для вос-вос-восхваления нашего Императора, так ведь?
— Драко, ты перепишешь Кодекс Фиделитатис сорок раз, тогда хотя бы у тебя будут нужные слова!
В сердце мальчик Драко поклялся отомстить демонам и псайкерам, являющимися проводниками для демонов, которые отняли у него родителей и даровали ему честь быть воспитанным в приюте.
Он узнал, что значит благочестие, преданность. Что значит воздержание. Частично воздержание защищало от страстей, которые, как он чувствовал, назревают в нем и от которых он отказывался.
Когда ему исполнилось двенадцать, расцвели его пси-способности и он понял, что сам стал одним из тех, кого он научился ненавидеть, учась как на личной трагедии, так и от миссионеров.
Он, бывало, лежал на кровати в темной спальне, чувствуя плещущее море жизни людей и мутантов, окружающих его. В этом море светящиеся сгустки отмечали разумы других псайкеров. Многие были цвета зеленой порчи, как плесень на отмирающей душе. Другие были распухшими, с красными прожилками — их наполняла сила из глубин. От таких в бездну спускались усики-отростки.
На самом деле нити вели вниз от каждой жизни, не зависимо от того, есть ли у неё пси-способности или нет. Эти нити связывали живых существ с их собственными семенами глубоко в иле. По некоторым нитям вещество и энергия ила могла перемещаться словно паразит. Этот материал был враждебен жизни, жаден до неё и завистлив. Эта энергия была голодной и разрушительной, даруя силу существу, но неизменно нанося ему вред этой же силой.
Ил на дне бездны не был похож на ил на дне океана. Всмотревшись своим внутренним взором, он понял, что это больше похоже на то, что глубокая вода превращается в нечто иное, что постоянно погружается все глубже и глубже, бурля под действием своих собственных яростных штормов, качаясь на своих собственных течениях, которые были быстрее, чем в любых других океанах. Пока где-то в далеком месте не всплывало на поверхность из этого имматериума в других морях жизни, что были другими мирами.
Могущественные существа плавали в океане между мирами. Им нельзя было доверять, их нельзя было желать. Тем не менее, очень много светящихся искр хотели получить силу обитателей этой реальности, или даже самозабвенно сигналили этим существам, мигая словно маленькие лампы и призывая к себе эквиваленты акул или кракенов с извращенным разумом.
В один из вечеров Жак ощутил, как из бесконечных глубин выплывает материальное судно. Оно направлялось к его миру. Жак понял, что это варп-корабль, защищенный от действия сил этого океана.
Напрягая зрение, он смог разглядеть вдали отблеск белого сияния маяка, на который ориентировался этот корабль. Сердце Жака наполнилось радостью и благодарностью Императору на Терре, чей разум и был тем маяком.
И уже, словно цветы, поворачивающиеся к солнцу, или пчелы, летящие к пыльце, в пустошах его мира и в иле под ним — в этом глубоком и темном нижнем океане силы и Хаоса — Жак почувствовал разнообразные и пытливые проблески внимания на себе. И он погасил свою белую искру. Спрятал её.
Да — белая искра. Не испорченная, не подкрашенная влиянием снизу.
Некоторые другие искры тоже казались белыми. Неужели они не могли погасить их сами, как это только что сделал сам? Они же привлекают нечистые сущности, как свет привлекает мерзких насекомых.
— Магистр, а правда, что дикие псайкеры могут сиять белым, если научатся скрывать себя?
— Это что за еретический парадокс, Драко? Ты выучишь наизусть «Codex Impuritatis»!
И вот так, с наказаниями, он изучал концепции, которые могли сослужить ему хорошую службу. В каком-то смысле, он невольно уже поступил в детский садик Инквизиции.
Имперские проповедники призывали прибрежное население уничтожать… людей, подобных Жаку, людей, которые, в большинстве своем, не стали бы порченными по собственной воле. Или Жаку так казалось. Его учителя довольно строго дали понять, что отклонение от нормы есть грех перед самим Императором.
Конечно, настоящими врагами должны были быть эти извращенные, жестокие и хитрые существа, пирующие беззащитными людьми, которые не могли спрятать свои сияющие искры.
Если он, Жак — ребенок от генетически здоровых родителей — начал тоже сиять этим светом, может что-то в природе самого Ксеркса Квинта было тому виной?
— Магистр, может вода или белый свет солнца отравляют людей до такой степени, что рождаются мутанты?
— Возможно! Изложи подробнее свои тезисы, Драко.
— Но действительно гротескные и злобные искажения человеческой формы встречаются лишь после того, как демоны…
— Демоны, демоны? Выкинь из головы этих демонов! Даже не думай о них. Демоны — запрещенные миазмы человеческой фантазии, извращенной болезнью и злом. Они должны быть уничтожены.
— После того, как демоны завладевают душами тех, которые, так сказать, сияют светом.
— Светом? Каким светом?
— Светом псайкера… так сказать. Может быть, он естественно возникает в человеке, естественно и просто? Ведь есть астропаты и псайкеры, состоящие на службе у Империума? Разве не могут все псайкеры найти приют в его лоне?
— Фу! Тебе надо пройти обряд очищения, Драко.
Его пороли. Так он очищался от грешного любопытства? Или его просто испытывали?
Он размышлял об этом несколько недель. Затем собрался и рассказал о своих видениях.
Потом старший миссионер допрашивал его, в восторге сложив руки на животе. Блеск в глазах миссионера подсказывал, что то, как много он смог почувствовать — «Даже проблеск маяка Императора?» — и то, как он смог скрыть свою сияющую искру, означало, что парень был необычайно благословен.
А значит благословенна и сама миссия и ее глава. Самодовольный хитрый ублюдок этот миссионер, подумал Жак.
Через несколько месяцев челнок перенес Жак на большой черный корабль, висящий на орбите. И он навсегда покинул систему Ксеркс.
Другой корабль покидал другой мир. Поднявшись с космодрома Василарева, акулоподобный корабль Харка Обиспала быстро уменьшился до размеров жука, а потом блеснул искоркой в небе. Потом и вовсе исчез, начав свое путешествие длиной в несколько недель сквозь нормальное пространство к краю звездной системы, подальше от планет и лун — к точке входа в варп.
По наитию Жак сунул карточку Первосвященника в карман и убрал остальные карты таро назад в коробочку и снова завернул её в кусок кожи.
Кожа была сувениром после одного изгнания, которое, как обычно бывает при изгнании демонов, одновременно и удалось и не удалось. Демон был побежден, но носитель его был уничтожен, а не спасен.
А как могло быть иначе?
И все же Жак боялся, что Империум, при всей его мощи, медленно поддается под натиском чужаков, предателей и демонов. Каждая победа Империума, казалось, уничтожала некую часть самой сути Империума, самого человечества.
А как могло быть иначе? Огонь нужно побеждать огнем, не так ли?
Так что эта пятнистая кожа, снятая с мутанта, одновременно напомнила ему о том, как он стал сиротой, и упрекнула.
— На его месте, коли не милость Императора, был бы я, — пробормотал Жак.
— Где? — тут же спросил Гримм.
Жаку нравилось, что его спутник был возмущен разгромом Василарева и опустошением других городов, уничтоженных, чтобы спасти. Он ценил присутствие духа сквата и его периодические приступы сарказма — так же, как в некотором смысле, ценил нарочитое презрение Гугола. Фанатики, подобные Обиспалу, были бесценны; но в тоже время они были подобны слонам в посудной лавке. Конечно, в Империуме был миллион посудных лавок и даже больше: можно было закрыть глаза на ненужную разбитую посуду. Тем не менее, скептик зачастую может увидеть то, что непреклонный энтузиаст обязательно не заметит.
