— Хорошо, мы купим, — говорит Ольга Алексеевна. — А теперь уходите, ради бога. Я думала, люди благодарны врачу, а вы…

И она, к сожалению, не сказала тех слов, которые ей нужно было бы сказать обязательно.

— А что вы мне такого замечательного сделали? — взвилась тетка. — Что? Больную осмотрели? Рецептик выписали? Так я после вас еще пять врачей вызывала. А у нас медицина бесплатная. Когда хочу, тогда и требую. Мы вам за это диплом дали. Вы нам за это обязаны! Я вас могу и среди ночи разбудить и попросить выслушать больную, а не явитесь, то управу на вас найдем, у нас нечуткость строго карается.

Тогда Ольга Алексеевна поднялась с дивана и пошла на лифтершу. Скажу честно, такой я ее никогда не видела.

— А вы меня не стращайте! — заорала тетка. — Я свое требую. А за ваш труд я тогда заплатила. Я вам кактус дала. Он тоже денег стоит. И если вы перчатку не вернете, то я напишу куда следует и докажу, какой вы бесчестный человек!

А уж и я больше терпеть не могла. Зарычала — сама не помню — рванулась вперед, но тетка подлетела в воздухе и так хлопнула дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.

— Сегодня же принесите перчатки, — через дверь кричала она. — А иначе пеняйте на себя!

Зашумел лифт. Ольга Алексеевна вздохнула устало и пожаловалась мне.

— Видала, Мотька, какая это собака.

Я поглядела на Ольгу Алексеевну и очень удивилась: за что она меня так обидела?

— Саня, — сказала Ольга Алексеевна, когда он пришел из школы и тревожно, все еще не раздеваясь, глядел на мать, — ничего страшного со мной не случилось. Я, видно, переутомилась и меня пораньше отпустили с работы.

— Нет, — печально оказал Саня. — Я думаю, у тебя грипп. Мне не нравятся твои глаза, они как-то странно поблескивают. У тебя, конечно, температура.

— Ну, если и температура, то пустяковая. Тридцать семь и пять. И если у меня грипп, то тоже самый ерундовый, такой легкий гриппок, на который нельзя обращать внимания. Но, главное, Саня, у меня есть два выходных дня, сегодня и завтра, и я за это время смогу выздороветь, а в понедельник пойду на работу. Но!..

И Ольга Алексеевна подняла палец.

— …Если ты мне поможешь.

— Конечно, мамочка, — сказал Саня, — ты увидишь, как я тебе хорошо помогу.

— Тогда сейчас же бери в руки карандаш и записывай, что тебе нужно будет сегодня сделать, куда пойти.

Саня тут же направился к портфелю, щелкнул замок, и он вынул карандаш и листок чистой бумаги.

— Первое, — сказала Ольга Алексеевна. — Пойдешь в галантерейный магазин и купишь лифтерше новые перчатки.

Карандаш ударился о бумагу и застыл, но Ольга Алексеевна ничего больше не разъяснила Сане.

— Второе. Зайдешь в аптеку, — и Ольга Алексеевна продиктовала название тех таблеток, которые ей были нужны.

— Затем по пути заглянешь в продуктовый магазин, — продолжала она, — и купишь триста граммов масла и сыр. Да, возьми граммов двести фарша для Мотьки.

Я повиляла хвостом, поблагодарила.

— Ну вот и все, — вздохнула Ольга Алексеевна. — А теперь держи деньги. К сожалению, мне приходится давать тебе двадцать пять рублей одной бумажкой, более мелких денег дома нет. Будь внимательным, Саня, всюду жди сдачи.

Потом она отправила Саню обедать, и пока он возился на кухне, сказала мне.

— Мотя, слушайся Саню, как меня. Вам придется много ходить по городу, прошу не лай на машины, не упрямься, делай так, как Саня тебе прикажет. Помни, что с этого момента Саня — главный человек в нашем доме, кормилец он наш и поилец.

И она положила голову на подушку и закрыла глаза.

…Когда мы вышли, на улице уже начало смеркаться. В это зимнее время темнота в нашем городе наступает почти моментально. По двору мы прошли быстрым шагом и я с радостью подумала, как посерьезнел и повзрослел Саня. Он крепко и решительно держал поводок и я постоянно чувствовала его сильные мужские приказы.

В галантерейном магазине народу набилось видимо-невидимо, будто не было в городе никакой эпидемии или же, наоборот, весь народ спасался в этом магазине от болезни. Саня пригнул немного голову и стал пробиваться вглубь, к прилавку.

— Осторожно, товарищи! — иногда просил он. — Я с собакой.

Идти с каждым шагом становилось труднее, и, пожалуй, опаснее. Очередь качало, и я уже опасалась, что кто-то обязательно мне наступит на голову.

— Это замечательные чемоданы, — объясняла всем какая-то худая длинная и тонконогая девица. — Во-первых, они очень напоминают крокодилову кожу, а во-вторых, они дешевые. У меня уже был такой чемодан и я была очень довольна. А если вы купите, то тоже будете очень довольны.

До прилавка осталось не больше пяти человек и дальше продвинуться стало невозможно.

— А ты мальчик, что здесь? — спросил небольшой квадратный мужчина в ушанке.

— Я с собакой, — объяснил ему Саня.

— А, — уважительно сказал квадратный человек и сдвинул ушанку на затылок. — Тогда стой, если она не кусается.

— Чего ей кусаться, — сказал Саня. — Нас никто не обижает.

— Собака — друг человека, — сообщил квадратный мужчина всем.

— Да, да, да, — затараторила девица. — Это большие друзья. У нас в квартире жила собака, так она никого, кроме хозяев, не признавала, а когда видела меня, то, не поверите, бледнела от злости. А почему? Да потому, что всего один раз я ей сказала: «Ты вертихвостка».

— Они все понимают, — объяснил квадратный человек. — Вот мы тут стоим, разговариваем, а собака все понимает.

— Возможно, — согласилась девица и стала около моего носа водить авоськой.

— Ав, — предупредила ее я, потом подумала и прибавила по английски: — Вау-вау!

— Видали! — засмеялся дядька.

— А как зовут твою умную собачку? — спросила девица.

— Мотя.

— Подумайте, какое милое имя. Мотя-Мотя-Мотя!

Очередь засмеялась и все стали говорить ласково и на разные голоса:

— Мотя-Мотя-Мотя!..

И тут оказалось, что мы с Санечкой стоим у прилавка, а девица выписала себе чемодан и теперь раскланивается с Саней и дядькой, дает нам дорогу.

— Вам, мальчик, — спрашивает продавщица, — какой чемодан — большой или маленький? Есть по семь рублей и по четырнадцать. Но так как вы еще мальчик, то я вам скажу совет: по семь лучше. Его сверху не отличить от крокодила.

И она хватает чемодан и кидает его на прилавок, и очередь в этот момент начинает гудеть, будто поет Сане в ухо.

— Бери, мальчик, этот! Бери, мальчик, этот! Не отличить… не отличить…

— Но мне не чемодан, — объясняет Саня. — Мне — перчатки.

— Как перчатки? — обижается продавщица. — За перчатками в другом отделе, тут чемоданы. То есть у меня можно взять и перчатки, но вместе с чемоданом.

— Но я не могу стоять в новой очереди, потому что у меня больная мама, и мы с Мотькой спешим.

— Мы все спешим, — закричала очередь на разные голоса. — Бери чемодан, мальчик, не задерживай…

И тут кто-то сзади будто очнулся, заорал визгливым голосом:

— А мальчик не стоял!

— Как не стоял! — закричала половина очереди. — Это вы не стояли! А он стоял. И его собака стояла.

— Если каждая собака будет покупать чемоданы из крокодиловой кожи, — кричал визгливый голос, — то нам не хватит ни чемоданов, ни крокодилов.

— Хватит, хватит! — закричали те, кто за Саню.

— Нет, не хватит! — закричали те, кто против.

И очередь стала угрожающе двигаться, и мне тут же наступили на хвост, пришлось полаять, и это еще больше усилило шум.

Продавщица схватилась за голову и тоже закричала.

— Тихо, граждане! Ребенок покупает чемоданы, а вы нервничаете. Дайте выбрать. Ну, мальчик? Бери вот этот чемодан и эти перчатки. Смотри, какой на них красивый рисунок. Гляди, я кладу их в чемодан и заворачивать не буду. На чек, плати десять рублей в кассу.

— Плати, плати, — закричали все.

— Пропустите ребенка с собакой без очереди! — попросили мужчины.